Жан Рэ - У пределов мрака

— Никого не видно, — вздохнула она.

— Совсем как в случае с сестрицей Анной [30] В сказке Шарля Перро «Синяя Борода» Анна, сестра жены Синей Бороды, нарушившей запрет и обреченной на смерть, высматривает с башни, не едут ли братья, появление которых спасет сестру. из сказки, — пошутил Джон, но графиня не обратила внимания на его слова.

Вернувшись к столу, графиня принялась перелистывать записную книжку.

— Вы одолжили большую сумму моему брату Ульриху, — начала она, но Джон остановил ее.

— Графиня, я приехал сюда, чтобы побеседовать с вами о своем лучшем друге, вашем брате, о его последних часах…

— Вы не сможете сказать мне ничего, чего бы я не знала, — сухо возразила графиня.

— Хорошо, я промолчу о смерти Ульриха. Но вы, упомянув, что я одолжил деньги вашему брату, сказали неправду.

Эрна покраснела.

— Я сказала то, что хотела, — сердито воскликнула она. — Не думаете же вы, что граф Гейерштайн может «взять» чужие деньги, капитан Эксхем? Вот исходная сумма с добавлением процентов, набежавших за это время. Сожалею, что Трюм- мель не приехал, иначе я не стала бы говорить об этих деньгах; денежными вопросами должны заниматься деловые люди. Не думаю, что для вас эта сделка окажется невыгодной.

Каждое слово Эрны было, как удар дубиной по голове Эксхема. Он сидел, потеряв дар речи, и ошеломленно смотрел на графиню.

— Трюммель все подсчитал, а потом, совсем недавно, показал свои расчеты официальным экспертам. Именно поэтому, капитан, я еще в декабре передала вам через Пробста просьбу отложить ваш приезд до одного из летних месяцев. Таким образом, теперь все улажено. Вам совсем не обязательно уезжать завтра, вы можете спокойно оставаться в замке, а я немедленно покину Гейерштайн.

— Что вы несете? — воскликнул Эксхем, забывший о вежливости в разговоре с благородной дамой. — Можете счесть меня идиотом, но я ничего не понимаю!

— Очень странно услышать подобные слова от делового англичанина, — криво улыбнулась графиня. — Придется мне кое-что вам пояснить. Гейерштайн находится в полуразрушенном состоянии, его земли не приносят доход, но эксперты заявили под присягой, что стоимость замка и его владений соответствуют сумме, которую вы одолжили моему брату. Когда появится Трюммель, я подпишу бумаги, в которых отказываюсь от владений в вашу пользу, капитан Эксхем, покрывая таким образом долг чести моего брата.

Джон, которого сотрясала крупная дрожь, вскочил на ноги.

— Вы оскорбили меня, графиня фон Гейерштайн, — медленно произнес он, — и я запрещаю вам продолжать этот разговор. Прикажите слуге седлать моего коня, я немедленно уезжаю из замка!

— Вы запрещаете мне… — задохнулась от возмущения графиня. — Боже мой, но как вы посмели…

Бледная, словно привидение, она уставилась на Джона с таким видом, как будто перед ней появился отвратительное чудовище.

Только через несколько минут ей удалось вернуть хладнокровие.

— Я все же должна сказать вам несколько слов, господин Эксхем. Эта жульническая карточная игра безусловно была подстроена, я знаю это. Вы и ваши друзья победили, и Гейерштайн теперь принадлежит вам. Браво, «Эксхем и компания»!

Джон тоже успокоился; ему даже удалось частично восстановить характерную для англичанина флегматичность.

— Вы упомянули фирму «Эксхем и компания», но я не представляю, что за компанию вы имели в виду, поскольку у меня нет ни компаньонов, ни друзей. Что касается моей фирмы, то отец добавил к ее названию слово «компания» только потому, что такой вариант названия казался ему, человеку простому, более изысканным… Я оплатил карточный долг Ульриха своими деньгами, и я никогда не требовал от него расписки или любого иного признания долга.

Эти грязные бумажки нужны только лавочникам, чтобы оправдывать свои махинации, — с возмущением заявила графиня. — Я не хочу больше говорить об этом, но долг остается долгом, и его нужно вернуть. Поэтому я возвращаю его!

Джон помотал головой; каким бы проницательным умом он ни обладал, он не все мог объяснить в этой истории; отдельные ее элементы никак нельзя было связать в нечто цельное и непротиворечивое.

Пробст мог знать что-нибудь о том, что вы называете жульнической игрой в карты, когда он пришел ко мне в Лондоне и передал ваше приглашение?

Наши взгляды на эту игру разошлись, — признала графиня. — Пробст всегда считал вас настоящим джентльменом, и я не хотела лишать его этой иллюзии в последний момент.

Ладно, все это звучит весьма правдоподобно. А что вы скажете про подарок, который Пробст передал мне от вашего имени?

Я никогда не поручала ему ничего подобного. Не представляю, о каком подарке вы говорите?

Джон положил миниатюру на стол.

Графиня Эрна громко вскрикнула.

Мой портрет… Но у меня никогда не было такой миниатюры…

Она поднесла портрет к свече и неожиданно громко рассмеялась.

Слава Богу, это не мой портрет!

Она намочила салфетку в водке и осторожно потерла женскую головку на миниатюре.

Посмотрев на результат, она с отвращением бросила миниатюру к ногам Эксхема.

Отдайте эту фальшивку даме, которая изображена на ней, господин Эксхем!

Джон с трудом сдержал изумленное восклицание.

Спирт удалил золотисто-коричневый цвет женских волос, и они стали очень светлыми с золотым блеском… Он увидел спокойную улыбку Маргарет Грирсон.

— Графиня, — с трудом выговорил он, — я не знаю, какие таинственные силы мрака ополчились на меня, но теперь мне ясно, что нам больше не о чем разговаривать.

Он встал и тяжелыми шагами направился к двери, чувствуя себя совершенно сломленным. Не успел он протянуть руку к шнурку от звонка, как в недрах замка раздался громкий жалобный вопль, повторенный эхом в гулких коридорах.

— Да поможет мне Бог! — закричала графиня Эрна. — Он вернулся!

Джон с недоумением посмотрел на нее.

— О ком вы говорите, графиня?

Эрна прижала к груди свои прекрасные белоснежные руки.

— Это дух… Злой дух замка Гейерштайн… — с трудом произнесла она, и рухнула без сознания в кресло.

Сочувствие к несчастной девушке позволило Джону прогнать из сознания горечь и обиду, накопившиеся в течение предыдущего разговора; он осторожно похлопал графиню по щеке, погладил по руке… И она пришла в себя, но не отдернула руку.

— Мне рассказал о привидении Ульрих, — тихо произнес он.

Графиня с ужасом посмотрела на него.

— Боже, зачем он это сделал? — пробормотала она сквозь слезы.

— Он рассказал мне это на смертном одре, когда почувствовал приближение смерти. Я хотел в самом начале нашей беседы передать вам его рассказ, но вы не позволили мне заговорить о последних минутах жизни вашего любимого брата; вы все время хотели говорить о «делах».