Борис Конофальский - Длань Господня

Он недавно позавтракал, дел и просителей у него сейчас не было, сидел он и смотрел, как мужики и бабы дворовые носят из телег новые вещи. Он хотел уж рявкнуть на глупую бабу, что неаккуратно несла гобелен, но к нему пришла Мария и сказала:

— Опять к вам гонец, господин. Приехал в старый дом, я его сюда привела.

«Опять!» Кажется, даже кухарка уже узнавала гонцов от герцога.

— Тот же, что и всегда?

— Нет, одежа та же самая, красивая, а сам другой, — сказала Мария. — Звать?

— Зови, — вздохнул Волков.

Он знал, что гонец от герцога и что привезти он мог только дурные вести. Гонец и вправду был другой, он достал из сумки бумагу. Нет, не свиток с лентой цветов Ребенрее, нет, просто бумага, сложенная вчетверо, даже без сургуча. Он развернул ее. Текст в письме был прост и понятен кавалеру:

Граф с женой, что гостит тут, завтра отправится домой, а вслед ему пойдет гауптман Фильшнер со ста двадцатью людьми, чтобы брать вас и вести к герцогу. Так как вы крепки и людей у вас достаточно, то при гауптмане будет предписание властям города Мален дать ему еще людей двести и арбалетчиков, сколько выйдет. И граф должен будет собрать ополчение первого порядка в тридцать рыцарей или пятьдесят конных людей с послугой. Так же у гауптмана будет при себе пятьдесят талеров, если нужда настанет собрать среди горожан и имперских слуг еще охотников против вас. Наказано гауптману Фильшнеру, коли вы сбежите в другую землю, так встать у вас на Эшбахте лагерем на постой и брать стол и кров из вашей земли. И ждать вас, пока вы не явитесь с покорностью. Сим письмом благодарность свою пред вами полагаю исполненной.

Подписи или экслибриса не было. Но они и не нужны были. Конечно, это письмо было от канцлера. Он всего два письма Волкову написал.

«Сим письмом благодарность свою пред вами полагаю исполненной».

Дорогие письма получались. Две тысячи талеров и куча отличных мехов была послана ему в подарок. Очень дорогие письма получались, но вот это письмо, то, что Волков держал в руках, было весьма ценным. Оно не только давало ему время.

Кавалер вздохнул, сегодня он думал заняться новым домом, побездельничать хоть немного. Нет, ничего не выйдет. Он сказал гонцу, снова заглядывая в письмо:

— Передай господину, что послал мне это письмо, мою большую благодарность. Пусть тебя покормят, и езжай, ответа не будет.

Гонец поклонился, а Волков крикнул, не отрывая глаз от бумаги:

— Эй, кто-нибудь, Максимилиана ко мне.

Он вчитывался в строки, прикидывая время, что у него есть. Да, суров герцог, суров. Одно письмо — просьба, второе письмо — приказ, а третьего письма… не будет. Вместо него будут у тебя вассал, добрые люди при железе и славном капитане Фильшнере.

И поволочет сей капитан тебя к герцогу на суд, хорошо, если не в кандалах. Нет-нет, не выйдет ничего у капитана. Письмо давало Волкову время. Он уже знал, что будет делать. Слава Богу, что не жадничал, не поскупился на подарки для канцлера.

— Кавалер, звали? — появился Максимилиан.

— Собирайте людей. Офицеров ко мне, скажите, что жду немедля, сами собирайтесь в дорогу: вы, Увалень, Сыч, кавалер Клаузевиц, господа Фейлинги оба, господин Гренер. — Волков на мгновение прервал перечисление. — Вы, Максимилиан, выдайте господину Гренеру коня из моих конюшен, из тех, что поплоше, а его мерина, на котором он приехал, отдайте в конюшню Егану.

Волков не хотел, что бы кто-то из его выезда ездил с ним на мерине. Да, теперь его людей уже можно было считать настоящим выездом, хоть он и не хотел его себе заводить, но раз уж есть у него всадники, то пусть будут похожи на кавалеров, а не на мужиков, что вздумали ездить верхом на своих меринах.

— Кавалер, — не уходил Максимилиан, пряча улыбку, — а дорога будет дальняя, едем в Мален?

— И в Мален, и в Мелендорф, к графу, и во Фринланд, дорога, в общем, будет неблизкая, пару дней нас не будет.

Максимилиан поклонился и ушел выполнять распоряжения.

А он остался сидеть в удобном, красивом стуле посреди красивой залы в красивом доме, и не замечал всей этой красоты. Он перебирал в уме все возможные варианты событий, намечал встречи, думал, какие слова и кому будет говорить. А тут в дом пришел брат Семион, и был на вид счастлив, сразу заговорил:

— Да благословит вас Бог, кавалер. Свободны вы, уделите мне время? У меня есть хорошие новости.

Волков оторвался от размышлений, поглядел на монаха. А тот, словно этого и ждал:

— Говорил я с епископом, он принимал меня долго и ласково, очень грустил поначалу, что брат Бенедикт, блаженный наш отшельник, почил безвинно убиенный зверем сатанинским. Но когда я сказал Его Преосвященству, что надумали мы его канонизировать и сделать местным святым, поставить ему часовню, так епископ возликовал. Сказал, что мудры мы необыкновенно и что придумка наша очень хороша. Велел с утра сегодня во всех церквах на заутрене читать за упокой и славу невинно убиенного брата Бенедикта, бить траур на всех колокольнях города. Сегодня уже весь Мален знает о том. Готов поставить десять талеров против одного, что к нам пойдут людишки со всего графства на молебны к мощам. Да что там… Готов ставить талер против крейцера, что уже на следующей неделе богомольцы к нам пойдут. Дело, считайте, решенное, я сказал, что опишу подвиг брата Бенедикта и подам его епископу, он подпишет и пошлет архиепископу, говорю вам, дело пошло.

Волков смотрел на сияющее лицо монаха и, когда тот замолчал, спросил у него:

— Ты опять у епископа денег выклянчил?

Монах сразу престал светиться, вздохнул и закатил глаза блаженный в невинности своей. Вздыхал и молчал.

— Сколько взял у него? — не отставал кавалер.

— Только на часовенку маленькую, — сказал монах, так глаз от неба и не опуская.

— Двести монет?

— Да что вы, господин, откуда двести, дал старый скряга всего сто двадцать. Только лишь на часовенку.

— На часовенку? Это не на ту ли, которую архитектор грозился строить бесплатно? И на которую все господа Эшбахата, мои офицеры, хотели дать денег, на которую ты у солдат уже выпросил кирпич задарма? — поинтересовался Волков.

Монах опять стал рассматривать потолок и вздыхать.

— Давай восемьдесят монет мне, — без всяких церемоний заявил Волков.

— Господин мой, да побойтесь вы Бога, — возопил брат Семион, — уж и дом забрали, и последние крохи отбираете?

— Дурак, — беззлобно сказал кавалер и протянул ему письмо от канцлера, — читай.

Монах схватил бумагу, быстро прочел ее и посмотрел на Волкова.

— Дом у него отняли, — недовольно продолжал Волков, — дом твой сгорит к весне, как горцы сюда пожалуют, забыл что ли, что воюем мы. И теперь не только с псами горными, теперь еще враг есть у нас, такой, что похлеще горцев будет.