Борис Конофальский - Длань Господня

— Шоуберга, кого же еще, — наконец ответила красавица. — Он вам бесчестье доставляет.

Нет, не дура эта рыжая красотка. Он думал, она скажет, что убить нужно обоих: и Шоуберга, и Элеонору. Но она не глупа. Хотя Волков был уверен, что Элеонору Бригитт ненавидит намного больше, чем шута графа.

— Думаешь, легко это? — спросил кавалер.

— А чего же сложного? — искренне удивилась госпожа Ланге.

— Так расскажите, мне интересно, — спрашивал Волков, все еще не выпуская ее руки.

— Просто все. Завтра скажете за завтраком, что уезжаете на несколько дней. Хоть куда, по делам. А меня пошлите в город за какой-нибудь безделицей, хоть за вином. Элеонора обрадуется и Шоубергу письма писать станет. А я отвезу ему письмо и уговорю его приехать сюда, пока вас нет. Скажу, что тут сядем втроем да все дела и обсудим.

— Дела? — не понял Волков.

— Ну, как с вами быть, решим. Они, вроде как, меня о чем-то просить хотят. Так его уговорю, чтобы приехал. И день ему назначу.

— А… — теперь он понял, о чем она.

— Вот, а вы уж ждите его, людей у вас там сколько, легко его убьете, — продолжала Бригитт. — Убейте да киньте в кусты, волки его и растащат за неделю, никто подлеца и не найдет боле. Был, да сплыл шут графский. Волки съели, авось, не первый кого они кушают.

Она закончила и, кажется, была довольна и горда своей придумкой.

Волков только теперь отпустил ее руку. Думал он о глупости своей, о том, что до сих пор не мог разглядеть в Бригитт такого ума и хитрости.

— А вы уверены, что сможете уговорить Шоуберга приехать?

— Господин мой, я постараюсь, я все сделаю, чтобы вам угодить, — обещала Бригитт.

— Ну, что ж, так и поступим, — не то, что бы эта затея ему нравилась. Но после прочитанных писем ничего другого он не хотел так горячо. Даже победить горцев не так желал. — Убьем негодяя.

Он поднялся.

— Убьем, господин мой, — с радостью согласилась Бригитт.

Она тоже встала.

— Письма пока положите на место, но потом они мне понадобятся, — он поцеловал ее в щеку и пошел наверх. — Спокойной ночи, госпожа Ланге.

— Господин мой, а вы разве не в мою спальню пойдете? — спросила Бригитт.

Волков остановился на лестнице, поглядел на нее. Красавица стояла у стола с бумагами в руках, и вид у нее был удивленный, растерянный.

— Вы же сами сказали, что сейчас у госпожи Эшбахт хорошие дни для зачатия, — ответил он.

— Так и есть, запамятовала я, — вспомнила она и сделала глубокий книксен с поклоном.

А жена, кажется, делала вид, что спит, и как только он разоблачился и стал к ней прикасаться, так перестала претворяться и стала в обыкновении своем причитать и отнекиваться. Но он был неумолим в настойчивости своей, хоть обладать этой женщиной ему вовсе не было охоты. А ее стоны, причитания и упреки раздражали, вызывали гнев, который ему приходилось гасить в себе, так это бесконечное нытье и гнев его еще и крепкому телу мешали. Но ему нужен был наследник. Ему нужен был наследник и ничего ему не должно стать помехой в этом деле. И кавалер сдерживал в себе злобу, старался не слушать причитания и ругань, старался не видеть слез. Ему нужен был наследник. Все! И пусть госпожа Эшбахт потерпит его общество.

Когда дело было кончено, она отвернулась от него и накрылась периной, он тоже не сказал ей ничего, но злоба клокотала в нем.

Даже сегодня эта женщина унижала его своими стонами, слезами и нытьем. Даже в малом не могла терпеть она его и выказывала свое пренебрежение мужем, хотя в благосклонности супружеской был ее долг перед Богом и людьми.

Больше не было у него к ней никакой жалости, никакого сочувствия. А была эта все еще всхлипывающая рядом баба ему чужда до невыносимости. Так неприятна, что он встал, взял одежду и вышел из опочивальни. А иначе от ярости, он мог бы не сдержаться и разбить ей лицо тяжеленным солдатским кулаком после очередного ее тяжкого проклятого стона или жалостливого всхлипа. Страдалица чертова.

Прошел по дому и постучал в дверь покоев Бригитт. Та словно ждала за дверью, стояла уже с лампой в тонкой нижней рубахе, простоволосая, была рада ему. И не собиралась этого скрывать.

— Господин мой, — она обвила его рукой за шею, стала целовать.

— Погодите, Бригитт, я просто спать пришел, — сказал он.

— Конечно-конечно, идите в мою постель, — сразу сказала она и повела к своей кровати.

Кровать у нее была узкая, не то, что в его спальне. Красавица была рядом, прикасалась к нему, была она горяча, как печка, жарко с ней было лежать под перинами. Она прислонялась к нему, гладила его по лицу и целовала. И шептала при этом:

— Спите, мой господин, спите. Жарко вам, так я откину перину.

— Бригитт, — произнес он, перед тем как заснуть.

— Что, господин?

— Я убью Шоуберга, убью свинью.

— И поделом псу, пусть не зарится на чужое, — сразу ответила госпожа Ланге. — А то он, небось, ваше поместье уже под себя примеряет.

— Ты уж уговори его, чтобы он приехал.

— Уговорю господин, уговорю, они с Элеонорой мне верят. Не волнуйтесь, спите, мой господин.

Утром, еще до завтрака, что-то бахнуло невдалеке. Волков удивленно уставился на Максимилиана.

— Капитан Пруфф. Вчера вечером порох привез, видно, решил поучить людей своих, — сразу догадался тот.

— Болван, он что, на околице палит? — выругался Волков, он не хотел, что бы все купчишки, что приезжают в Эшбахт, знали про его пушки, эдак, и горцы про них узнают через три дня. — Ступайте, найдите его и скажите, что бы отъехал подальше от деревни.

Роха никогда так близко свои учения не проводил, он забирался в один большой овраг на востоке от Эшбахта и там упражнял своих людей в построениях и стрельбе, иной раз за день расстреливая пол бочонка пороха, но об этом мало кто знал. А это старый дурень… Еще бы прямо у дома его стрелять бы начал.

Жена спустилась к завтраку, как и обычно, едва удостоив приветствием и его, и госпожу Ланге. Ей, кажется, было все равно, где ночевал муж, а может, она и не знала, что он не спал сегодня в своей постели. Все было как обычно.

И когда дворовая баба стала носить еду на стол, кавалер сказал:

— Я уеду на несколько дней, может, на пять дней, а вы, госпожа Ланге, сегодня езжайте в Мален, купите мне вина.

— Какого вина купить, господин? — спросила Бригитт.

— Токайского, — ответил он.

— Хорошо, у нас еще и базилик закончился, — произнесла госпожа Ланге, — как позавтракаю, так и поеду.

А госпожа Эшбахт так вся в лице переменилась. Кажется, заторопилась куда-то, кажется, и завтрак ей не нужен. Она что-то шепнула Бригитт, вышла из-за стола и пошла наверх.

— Пошла письмо писать, — прошептала Бригитт.

Он ждать жену не стал, ушла и ушла, завтракал без нее. И Бригитт тоже ела, хотя и не так, как обычно, почти без аппетита, Волков понял, что красавица немного волнуется. Когда он выходил из-за стола, так он украдкой сжал ее руку, ободрить хотел, чтобы она не волновалась. Оставил ей денег в талер мелочью, а на выходе сказал: