Николай Феофанов - Таганай

Монстр, в бессильной ярости клацая зубастой пастью, прыгал из одного сугроба в другой, поваливая молодые елки, если те оказывались на его дороге. Иногда грохот в голове чуть стихал, и несколько голосов орущих телепатов пропадало, но затем общий хор теней снова нагонял зверя, и тогда болевой обруч становился особенно невыносимым.

Преследование продолжалось, Уутьема примерно улавливал, что движется в направлении трех скал, выраставших среди чащи, будто три гигантских гриба. Это было странно, ведь именно за скалами, дальше в лесу, находилось логово теней и, завидев в окрестностях оборотня, они всегда прогоняли его прочь. А сейчас, наоборот, его гнали именно туда.

Над ним в верхушках сосен кружили невесть откуда взявшиеся черные вороны. Словно живой водоворот, птицы выводили свои замысловатые эллиптические фигуры, лавируя над самыми кончиками деревьев. Уутьема периодически бросал на них ненавидящий взгляд. Даже эти почуяли в нем страх и теперь наслаждались зрелищем, разворачивавшимся на земле! Он никогда не трогал ворон, но похоже и они не питали к монстру симпатий.

А боль все прибывала, голова буквально раскалывалась. Шум и ор теней нарастал. Уутьема даже временами замечал их темные фигуры в нескольких прыжках позади себя. Зверь пару раз пробовал свернуть с виртуальной дороги, которую ему наметили тени, но тогда в его мозг посылался ужасающе тонкий писк, от которого голова Уутьема была готова взорваться в ту же секунду, и монстру приходилось обратно ложиться на прежний курс. Больше всего оборотень сейчас хотел, чтобы носитель пришел в себя, очнулся от приступа, если, конечно, он валяется где-то в отключке, тогда энергия мозга двуногого перестанет питать сверхразум, и придаточное тело, то есть сам Уутьема, медленно растворится в пространстве. Зверь силился понять, что происходит с носителем, сверхразум посылал сигналы той части серой пыли, что неслась в потоке крови паразитированного человека, но что-то блокировало эти волны, сигнал экранировал и возвращался обратно ни с чем. Доступа не было.

Мчавшийся через плотную чащу оборотень, уже стал различать очертания трех скал. В его мозг вонзались тысячи мелких, но жутко острых игл, перемешивавших все его мысли в непригодную для употребления кучу. Тени сменили звуковой ряд и теперь бомбардировали голову зверя невыносимыми металлическими скрипами, сотни ржавых напильников перетирались о поверхности друг друга.

Уутьема сделал еще пару длинных прыжков и выскочил к первой скале, стоявшей ниже других по склону. Он приготовился со скоростью метеора обогнуть ее и, запутав своим маневром теней, кинуться в обратную сторону, но тут сверхразум уловил, что вся какофония, царившая в голове оборотня последние часы, исчезла, будто ее и не было. Никогда не испытывавший такого давления, монстр, пристально оглядываясь по сторонам, подошел прямо к скальному останцу, прикоснувшись когтистой лапой его каменной стены. Звуки теней не возвращались. Вороны тоже куда-то испарились. Изможденный и запыхавшийся от гонки, Уутьема поднял вверх голову и всмотрелся в верхушки деревьев. На фоне хвойных пиков все та же легкая серая дымка скользила по голубым просторам уже дневного неба. Оборотень переводил дух, пытаясь осторожно по частям собрать свои мысли, он медленно продвигался вдоль скалы.

Сверху на него слетел мелкий камешек. Чуть отшатнувшись, зверь рассмотрел своими недвижимыми глазами человека в длинном черном балахоне. Он стоял на одной из высоких террас и, судя по наклону низко опущенного капюшона, с интересом разглядывал Уутьема. Монстр оскалил пасть, прекрасно понимая, что при всем желании не сможет достать одного из этих основательно поднадоевших черных двуногих. Однако отшельник взял в руки другой камень – побольше, и запулил его прямо в морду оборотню, громко рассмеявшись. В вечно висящей над этим загадочным местом пронзительной тишине, такой возглас казался сверхъестественным.

Уутьема буквально рассвирепел от подобного обращения к собственной персоне. Не хватало еще, чтобы и эти жалкие двуногие принялись измываться над ним! Черный монах, тщательно выбирая путь, начал осторожно перемещаться по скале, уходя за выпиравшую стену, норовя исчезнуть из зоны наблюдения оборотня. Не спуская глаз с наглеца, монстр двигался вслед понизу, у него постепенно созревал план, если тени на сегодня наигрались и больше не вернутся, чтобы выкурить зверя с этого места, он останется, и дождется, пока двуногий сам, гонимый голодом, не спустится к нему. Во тогда и похохочем!

Зверь, не упуская из виду черный силуэт человека на скале, шагнул за стену, и буквально напоролся на второго двуногого. Оборотень на миг замер в удивлении. Сверхразум узнал нового героя. Прямо перед ним стоял носитель.

Уутьема, немало пораженный столь неожиданным рандеву, поймал ледяной взгляд Колямбо. Тот не двигался, стоя всего в паре шагов от монстра. Никогда раньше при встрече с оборотнем ни один человек не излучал столько спокойствия и уверенности. И это насторожило зверя. Он глянул на руки носителя.

Колямбо плавным движением провел лезвием кинжала по своему большому пальцу и откинул оружие в сторону. Затем освободившейся от кинжала рукой вытянул из-за спины короткое копье и подставил его острие прямо под струйку красной крови, полившейся из пореза. Красная субстанция медленно растекалась по неровной стали наконечника.

Уутьема все понял. И даже несмотря на то, что перед ним стоял носитель, смерть которого автоматически приведет к утрате неуязвимости, занес над человеком свою огромную лапу со страшными когтями. Однако дальше для зверя все развивалось будто в замедленной съемке, настолько быстро производил движения двуногий.

Колямбо, ловко поднырнув под удар оборотня, чья лапа пробороздила каменный утес, выскочил сбоку от монстра. И, как следует размахнувшись, всадил копье, окропленное своей же кровью в туловище Уутьема. Зверь взвыл от боли. Громкий ужасающий рев взмыл в небо и упал к подножию деревьев, окружавших Три брата. Древко копья глубоко вошло в тело оборотня, будто внутренности монстра состояли из опилок. Из раны обильно закапала белая жидкость, разъедая всю плоть вокруг.

Уутьема стал терять равновесие и клониться назад, его страшные глаза необычно округлились, а передние лапы остановились в полу движении, будто их поразил паралич. До слуха Колямбо донеслось еле слышимое шипение, шедшее из тела гада, какая-то химическая реакция стала активно развиваться в его вонючих потрохах. Как сбитая кегля, оборотень грохнулся на спину, а шипение зазвучало громче.

Колямбо вдруг стало плохо. Его затошнило, в глазах потемнело, что-то дурманящее ударило в нос. У него перехватило дыхание. Колямбо медленно осел в снег. Из ушей выступила кровь. Все лицо покраснело. Он лихорадочными рывками прислонил трясущиеся руки к щекам и заорал от боли. Кожа на лице была готова лопнуть, дышать он по-прежнему не мог, глаза вытаращились, готовые выпасть из орбит. Это состояние длилось несколько секунд.