Лоуренс Десбери - На берегах Гудзона. Избранные романы

Генри Брайт растянулся в кресле на палубе и смотрел на синюю гладь воды. Новые планы, новые возможности еще больше умножить свое богатство роились в его голове. Он с самодовольной улыбкой вспомнил об одном несчастном изголодавшемся изобретателе, у которого он недавно купил секрет новейшего ядовитого газа. На этом можно было нажить деньгу. Если бы только дело дошло до войны с Японией… пора бы уже снова начаться войне!.. Он улыбнулся. Его пресса уже постаралась бы, его правительство, его власти сумели бы заткнуть рот всем, кто посмел бы бороться против его политики. Ничего, в тюрьмах Соединенных Штатов еще довольно свободно! Как хорошо, однако, чувствовать себя владыкой полумира! Горе тому, кто дерзнет восставать против его власти!

Прекрасной синевой сверкало море. Ослепительный блеск солнца золотил пену волн, подымавших свои белые руки к стройной яхте.

Генри Брайт не замечал окружавшей его красоты. В его мозгу толпились ряды цифр, миллионы и снова миллионы…

А внизу, обливаясь потом, в удушливой жаре работали черные от сажи кочегары.

Даниэль Клок был честный парень; он добросовестно исполнил поручение темноволосого юноши, которому он уступил свою должность кочегара.

Вечером Джэк Бенсон получил телеграмму. Он прочел ее и не то с улыбкой, не то с досадой бросил ее на стол седого редактора.

— Ну, и дьяволенок же!

Телеграмма гласила:

«Не беспокойся обо мне. Предпринял маленькую прогулку на яхте в Карибское море. Привет. Томми».

Два судна, нагруженные людьми, плывут в темноте ночи, подходят все ближе и ближе. В их бока ударяются волны и рассыпаются пеной. Волны поют, и люди на судах слушают их. Каждый, однако, слышит особенные слова.

Миллионер, в просторную каюту которого, установленную на палубе, проникает свет звезд, покоится на мягком ложе. Для него в песнях волн явственно звучит: «Деньги! Могущество! Деньги! Могущество! Деньги! Могущество!»

Капитан на мостике слышит, как волны поют: «Будь внимателен, — богатейший человек богатейшей страны едет на твоем судне. Напряги глаз и разум, чтобы с ним не случилось чего-либо».

Измученные кочегары, задыхаясь от жары и обливаясь потом, едва передвигаются по раскаленной клетке, и для них в песне волн звучит иное: «Прохлада! Чудная прохлада! Отдых!»

Не спит и сотня здоровых смелых людей во чреве бурого парохода. Они глядят в темную морскую даль, в надежде различить землю. И сердца их поют вместе с шаловливыми волнами: «Мы — борцы, мы несем спасение! Мы судьи, мы вынесем приговор! Мы рабы, мы несем братьям свободу!»

Во мраке ночи плывут суда, унося в синее море преступление, жажду наживы, хищнический эгоизм, раболепство, бешеную ненависть и светлое освобождение.

Давид Блэк проводил бессонные ночи. Как только воцарялась над островом тишина и гасли в хижинах огни, он, не зная покоя, начинал бродить по поселку, просиживая по несколько часов то в одной, то в другой хижине. Часто добирался он и до каменоломни. Тут шла опасная работа. Билль Сно, старый член рабочей партии, возился в одной из пещер с тиглями и горшками, а Моисей доставлял сюда старые банки из-под консервов.

Почти все вечера, за очень редкими исключениями, Давид Блэк проводил на белой вилле. Лэй и Беннет полюбили его с тех пор, как он спас их от смертельной болезни; с другой стороны, ни одна бесприданница- невеста не прилагала стольких стараний, чтобы покорить сердце молодого миллионера, сколько Давид Блэк — чтобы расположить к себе этих двух людей.

— Завтра приезжает старик, — объявил Лэй однажды вечером, когда они втроем сидели за карточным столом, — и транспорт в двести человек. На этот раз агент выловил славную добычу.

— Что с вами доктор, — спросил Беннет, — как вы побледнели? Неужели у вас такая скверная карта?

Блэк улыбнулся:

— Лучше, чем у вас!

Он бросил карты на стол и спрятал деньги в карман.

— Вы отличный игрок, — заметил Лэй. — Самый опытный глаз не заметил бы, что у вас четыре короля.

— Да, я знаю, что я хороший игрок, — ответил Давид Блэк. — Я не раз уже слыхал это!

Он засмеялся, и серые глаза его с каким-то странным выражением взглянули на собеседника.

Лихорадочное волнение не оставляло всю эту ночь и весь следующий день обитателей острова. Суда должны прибыть вечером; будут ли на борту друзья? Настал ли день освобождения и мести?

Блэк снова вздрогнул, взглянув на лица сидевших с ним рядом людей.

— Они заплатят своей кровью, — подумал он, и вдруг ему стало жаль всей этой красоты, роскошной тишины этого острова. Он уже видел, как разыграется здесь бешеный бой: раны, кровь, огонь пожаров! Чтобы закалить себя и отделаться от нерешительности, он направился после обеда на другой остров и долго смотрел на человеческие тени с серыми лицами и безжизненными глазами, призраками бродившими там. Когда он, возвращаясь, проходил через подъемный мост, лицо его было твердо, как камень, и серые глаза горели решимостью.

«Они должны заплатить за это кровью, — думал он теперь. — Такие преступления не должны повторяться».

Когда он пришел домой и вошел в свою рабочую комнату, с дивана поднялся отдыхавший на нем Билль Сно.

— Брайан?

— Да!

— Все готово! Теперь нельзя терять времени. Ларри говорит, что обыкновенно уже на следующее утро судно уходит. Ты должен во что бы то ни стало удержать на вилле Лэя, Беннета и Брайта. От Ларри я узнал, что старика охраняет значительный отряд вооруженных людей; с остальными мы легко справимся.

— Разве он не высаживает своих людей с яхты?

— Нет! На берег никто не смеет сходить, даже капитан. Ты, значит, берешь на себя эту задачу, Брайан?..

Блэк состроил гримасу:

— Билли, ведь я хочу тоже принимать участие в бою!

— То, что ты хочешь, меня ни в малейшей степени не интересует, — заявил старый дисциплинированный член рабочей партии. — Ты останешься на белой вилле и будешь караулить этих трех человек.

— А не могла бы Марипоза взять на себя эту задачу? — спросил Блэк.

Билль Сно рассмеялся.

— Ты, очевидно, плохо знаешь старика Брайта. Официально он ничего не знает о «зеленом доме». Он слывет добродетельным человеком. Непримиримый враг проституции. Помимо того, весьма возможно, что тебе придется держать всех трех в повиновении при помощи револьвера, а этого нам нельзя требовать от Марипозы.

Блэк вздохнул.

— Сколько же времени мне придется разыгрывать эту жалкую роль?

— До тех пор, пока мы не дадим тебе сигнала. Кто- нибудь просвистит под окном белой виллы Интернационал. Тогда ты можешь выходить.

— А что же будет с этой троицей?

Билль Сно пожал плечами.

— Это видно будет, — равнодушно сказал он.