Евгения Лифантьева - Там, за зеленой звездой

Для истории интересны лишь два эпизода воспоминаний. Хотя именно они являются наиболее непонятными. Моя попытка передать события несовершенна, ибо я не всегда могу найти объяснение поступкам нашего героя. Нельзя оправдывать все безумием певца, но зачастую только такое толкование позволяет свидетелю событий или читателю дневника Испета сохранять ощущение рациональности мира.

Первый из этих эпизодов — концерт, на котором дэвилоиды побывали во время трехдневного празднования очередной годовщины окончания войны.

Музыка людей поразила Испета гневной мощью, сравнимой лишь с буйством Альфа на пике его активности. Юный демоник упоминает в своих записках песню про звезду по имени Солнце, такую же древнюю, как «Мечта о портале», написанную в одном из адских миров Земного колеса и сохранившуюся на протяжении столетий.

Но на том концерте, впервые услышав грозную мелодию, Испет ощутил что-то, что, в конечном счете, стало причиной его безумия. К тому же как раз в тот момент в ночном небе начали взрываться огни фейерверка, который устраивался по поводу праздника. Что такое фейерверк? Честно слово, я не смогу объяснить это понятие, найдите в человеческих разделах инфосети галозаписи и посмотрите сами. Могу только сказать, что, увидев над головой полыхающее огнями небо, юный певец вдруг ощутил ужас. Его система поверхностной защиты осталась в отеле, а тело покрывали лишь особым образом сшитые куски ткани из растительных волокон, называемые «шорты» и «майка». Причем функциональной нагрузки они не несли никакой, Алонсо посоветовал надеть их лишь для того, чтобы не вступать в противоречие с этическими нормами жителей Аркалии. Ощущение собственных наготы и беззащитности в сочетании с пламенеющим небом — это было слишком даже для такого романтика, как Испет. Он потерял сознание и пришел в себя только в маленьком ресторанчике.

Чтобы смягчить последствия обморока, Алонсо напоил юношу перебродившим соком местных ягод. Это возымело действие, но вовсе не то, на которое рассчитывал аспидонид. Испет начал действовать вроде бы и рационально, но преследуя совершенно безумные цели.

После концерта юный певец встретился с музыкантами и предложил им выступить вместе. Люди согласились, ведь голос Испета отличался удивительной чистотой и силой. За следующее утро они отрепетировали «Мечту о портале» и несколько собственных баллад юного демоника, а вечером Испет уже пел на открытой площадке, и тысячи слушателей повторяли слова баллады: «Я взгляну в глаза обезумевших звезд, я найду портал, мой последний портал, тот портал, что ведет меня в небо». Именно эти слова, которые демоникам казались слишком надуманными, у обитателей Аркалии встретили такое понимание, что Испет моментально стал кумиром местных ценителей музыки.

Это и дало толчок событиям, заставившим юного певца вернуться на Дему. Это, а так же то, что к Алонсо вдруг приехала женщина, которая считала портальщика мужем. Что думал по этому поводу сам Алонсо, юный демоник в своих записках не уточняет. Пишет лишь, что дэволэсса Марти эта была прекраснее всех женщин, которых он видел раньше. Темно-пурпурная кожа, усыпанная аккуратными треугольничками золотистых чешуек, огромные зеленые глаза… Дальше дневник Испета прерывается множеством набросков любовных песен. Но есть и короткие записи о тех или иных событиях.

Продюсер музыкального коллектива, с которым выступал Испет, восхитился юным певцом и предложил ему контракт. Однако, начав оформлять документы, он обнаружил, что дэволоида Бескаравайного вроде бы и не существует, а мир, из которого тот прибыл, еще не заключил никаких официальных договоров с правительством Федерации. На беду нашего героя фактом запроса заинтересовались какие-то крючкотворы из метрополии. Если бы Алонсо занялся этим делом, то от неприятностей, может быть, и удалось бы избавиться. На Аркалии весьма снисходительно смотрят на некоторые нарушения федеральных законов. Но накануне того дня, когда в отель, где снимали комнаты дэвилоиды, пришел чиновник из местной администрации и потребовал отчета о происходящем, подруга Алонсо долго говорила с Испетом.

— Он торчит тут, в полуадских мирах, только из-за тебя, — сказала Марти. — Если бы не ты, мне бы удалось уговорить его поехать к моим родителям. Он хороший, я верю… Хоть и считают, что аспидониды ценят свободу гораздо выше любви, но я сумею его переубедить…

Женщина заплакала, а демоник был поэтом. Поэтому, когда аркалийский чиновник попытался вместе с Алонсо найти вариант полной натурализации юного певца на планете, Испет сам предложил отправить его на родину.

— Когда-нибудь я вернусь и найду тебя, Алонсо Сарвато… Ведь портал на Деме действует, — сказал он. А ты постарайся сделать Марти счастливой.

О возвращении Испета в его дневнике нет ни строчки, зато доподлинно известно о событиях на Деме после этого момента.

Единственный концерт, данный Испетом на родине, считается ярчайшим примером гениального безумия или безумной гениальности. После него среди молодежи прокатилась эпидемия самоубийств. Юнцы поднимались на поверхность и смотрели на Альф, вошедший уже в фазу активности. В крупных городах прошли демонстрации, требующие от правительства скорейшего заключения договоров с Межпланетным сообществом. Жизнь на Деме изменилась, и изменения эти шли под звуки баллад юного певца.

Испет Бескаравайный стал кумиром, идолом. Но его поведение вне сцены нельзя было признать разумным. Получив письмо из какого-то из райских миров, он вдруг сделался мрачен и нелюдим. Не проходило дня, чтобы он не употреблял дурманящий настой грибов Вук. Однажды певец, увидев господина, у которого ложноножки не росли из-за какой-то болезни, набросился на несчастного с кулаками.

Видимо, потрясение, испытанное юным демоником во время путешествия, было столь велико, что он сам начал считать себя безумцем, что выразилось в его песнях. В одной из них он рассказывает о прекрасной деве, чья тело мягко, словно плоть съедобных улиток, а облик бесконечно совершенен. Безумный Испет поет о том, что созерцание прекрасной незнакомки вызывает желание упасть пред ней на колени и распластаться на песке, моля о едином ласковом слове. Или — наброситься на красавицу, вонзив в нежную кожу когти и жвала, так, чтобы стон страсти смешался со стоном боли, а последняя судорога оплодотворения совпала с последним вздохом прелестницы, которую больше никто не сможет коснуться ни взглядом, ни псевдоподией. Естественно, подобные фантазии не могут быть причислены к числу одобренных песен, и имя Испета Бескаравайного вычеркнуто из списков Ордена, что означает запрет исполнения его произведений в общественных местах, а сам он помещен в дом скорби.