Кэтрин Валенте - Сияние [litres]

Но кто знает, какие странные вещи снились Спящей красавице, пока она ждала пробуждения?

[СМЕНА КАДРА: СЕВЕРИН, ЭРАЗМО СЕНТ-ДЖОН, и АМАНДИНА НГУЕН полулежат на чёрно-белых шезлонгах, наблюдая за мерцанием и движением вечеринки по ту сторону маслянистого, искажающего картинку штормового стекла, разделяющего балкон для наблюдений и внутренние помещения Энки. АМАНДИНА принадлежит к культу левитаторов, который обосновался на маленькой луне под названием Галимеда, где почти не бывает ветра. Она титановый скульптор; она практикует сексуальную разновидность медитации самайка. В её волосы вплетены традиционные кожаные хлысты, которые ниспадают вдоль лица, словно лакричная проволока. Её кожа выкрашена в зелёный, как велит обычай на Галимеде. Гравитация Нептуна не даёт ей следовать требованиям веры. Кажется, что она каждую секунду слегка тянется вверх, как будто её тело помнит свой дом, где вместо того, чтобы просто сидеть, можно парить. СЕВЕРИН и левитаторша пьют сливочно-соляное пиво из глиняных чашек. ЭРАЗМО посасывает «розовую леди», которая выглядит довольно-таки оранжевой. Огни Энки рождают тени, которые пляшут на их лицах.]

АМАНДИНА

Я время от времени спрашивала себя, справимся ли мы.

СЕВЕРИН

Ты о чём?

АМАНДИНА

[Пожимает плечами.] Может быть, когда Земля снова выглянет из-за Солнца, Энки уже не будет. Как и Лайонесса, и Мананнана. Галимеда превратится в луну-призрак. Или мы все будем просто… парить. Корабли наши, уподобившись Летучему Голландцу, вечно будут плыть по течению, везя на борту лишь привидения. Такое уже случалось. Города исчезали. Прозерпина. Энио. Теперь вот Адонис. Наши города вспыхивают как фейерверки, но, мне кажется, за всё надо платить. Мы распространяемся, заполняя пустые миры… может, пустота что-то у нас забирает. Чтобы уравновесить чаши весов, наверное.

СЕВЕРИН

Иногда колонии терпят неудачу. Такое случается.

ЭРАЗМО

Ты ведь понимаешь, не всё так просто. Колонии терпят неудачу из-за неурожая или из-за того, что корабли с припасами не приходят вовремя, или какой-нибудь фанатичный поклонник «Вавилона» объявляет себя военачальником и цепляет на грудь патронташи. Прозерпина не потерпела неудачу. Её на части разорвали! Даже фундаменты домов потрескались. Тысяча людей исчезла. Двадцать лет прошло, а там ничего не растёт, даже инфанта.

АМАНДИНА

Я слыхала, всё ещё хуже.

СЕВЕРИН

Ну-ка прекратите, оба. [Она взмахивает рукой, словно факт существования Прозерпины можно изгнать из их маленького океанского пузыря как сигаретный дым.] Вы понятия не имеете, что растёт и что не растёт на Плутоне. Вы просто повторяете байки, которые услышали на скучных вечеринках. Ну и, кроме того, разве планета без загадочно исчезнувшей колонии может как-то притянуть туристов с наличкой? Шлёпнешь парочку инопланетных рун на выжженную дверную раму, и люди потекут со всех концов космоса. С тем же успехом можно назвать это место Новым Роаноком [64] Роанок – английская колония на одноименном острове в нынешней Северной Каролине, загадочным образом исчезнувшая в конце XVI в. , да и забыть про него.

[СЕВЕРИН засовывает кусочек эф-юна в свой сетчатый распылитель. ЭРАЗМО берёт «розовую леди» с подноса со сладостями и выпивкой, поднимает к губам и умудряется изобразить суровое выражение лица, глядя поверх края бокала. Голос СЕВЕРИН подсознательно начинает копировать робкий, хриплый галимедский акцент их спутницы, она ей подражает, сама того не замечая, и её лунные слоги исчезают во франкофонном море нептунианского диалекта.]

Мы любим такие истории, потому что на самом деле это не истории об утратах. Это истории о находках. Потому что рано или поздно всё находят. Всё вспоминают. В конечном итоге кто-то нашёл Прозерпину, всю её разобрал и заново собрал, построив новые города на Плутоне и Хароне. Это утешает нас, говорит нам, что не существует никаких потерянных детей, нигде, только не в этой жизни. И городов потерянных тоже не существует. Это всего лишь Атлантида в новом платье.

[СЕВЕРИН глядит на разгулявшийся шторм. На стеклянный колокол падают хлопья пены.] Атлантида, тот великий плавучий город, где люди сделались такими красивыми и мудрыми, такими сильными и умелыми, что изобрели цивилизацию. Изобрели саму жизнь, в смысле канализации и храмов с фризами, налогообложения и податливых законов, гекатомб и публичных спортивных состязаний. И море поглотило этот город, если пожелаете так рассказывать эту историю, если нравится, чтобы её так рассказывали вам, ибо, вы же понимаете… людям не по себе от историй, в которых нет наказания. Ничто хорошее не длится вечно, поскольку люди ужасны, и мы чувствуем – мы чувствуем! – что если бы не эта присущая нам ужасность, мы бы успели забраться гораздо дальше. Больше всего сделать. И лучше. Мы превратились в сборище неудачников с той поры, как Платон в первый раз подавился оливкой. Так что нет ничего удивительного в том, что каждый из нас по отдельности терпит неудачи – когда мы уклоняемся от долга, когда мы ненавидим родителей, когда сбегаем из дома, когда напиваемся каждую ночь, когда теряем любовь… в особенности когда теряем любовь. Ибо мы ведь имеем полное право жить в хрустальных дворцах Атлантиды или в пентхаусе Вавилонской башни, не так ли? В сравнении с прочим наши отдельные провалы незначительны. Они просто часть общего узора, изображающего то, насколько человек отвратителен. Мы добавляем свои маленькие катастрофы к прекрасной картине, где изображена одна великая катастрофа, так что причинно-следственная связь не нарушается. Такое вот равновесие. Мы терпим неудачи, потому что судьба у нас такая. В этом нет нашей вины. К примеру, подумайте о рае, которого у нас нет.

Но Атлантиды ведь никогда не существовало, мои дорогие. Ни Вавилона, ни Шангри-Ла. Существовал остров Санторин, а также визиготы и великий сдвиг гласных, но вам бы ни чуточки не захотелось жить на древнем Санторине [65]. А у Прозерпины ничего не вышло, потому что на Плутоне чертовски трудно выращивать что-то кроме цветов, и землетрясения случаются везде, где есть кора и ядро.

АМАНДИНА

Но ты признаёшь, что города могут исчезать. И не существует историй об обнаружении людей, везде речь только о руинах.

СЕВЕРИН

Признаю. Если тебе от этого радостно.

АМАНДИНА

Но исчезают они не до конца. Кое-что всегда остаётся. Руины, да, чувство утраты, и потёки этой чудовищной жидкости повсюду – но и кое-что ещё. Всё происходит на протяжении одной ночи. Теперь уже трижды. Наступает радиомолчание, а потом город берут и вырезают из земли. Вместо него… появляется что-то новое. Я слыхала, что в Прозерпине был голос. Если туда пойти, если встать там, где должны были стоять те люди, под сумеречным небом, можно услышать голос. Женский голос.