Теодора Госс - Европейское путешествие леди-монстров

– Она знает куда больше твоего, – сказал Винси. Он встал. – Холли, думаю, мы уже услышали достаточно. Что же до тебя, Дракула, советую тебе вернуть мисс Ван Хельсинг отцу или поместить ее в какое-нибудь заведение, где ей обеспечат надлежащий уход. Не пиши мне больше и не пытайся писать Айше. Всего хорошего, леди.

– Может быть, вы хотя бы скажете ей? – спросила Мэри. – Скажете президенту… Айше о том, что замышляет Ван Хельсинг.

– Я не намерен делать ничего подобного. Ей нужно готовиться к конференции, писать речь – ни к чему отвлекать ее глупыми россказнями. – Винси отодвинул стул, сказал: – Идем, Холли, – и пошел прочь, лавируя между столиками. Профессор Холли бросил на них напоследок еще один взгляд и двинулся следом.

– Что ж, отлично поговорили, – сказала Кэтрин.

– Мы пытались, – сказал граф и покачал головой. – Если нас отказываются слушать, что еще мы можем сделать?

Они молча проехали половину пути до дома, и только тогда Кэтрин выпалила:

– Моро это заслужил, между прочим. Что бы я с ним ни сделала – он это заслужил.

Мэри накрыла ладонью руку Кэтрин, сжала – успокаивающе, как она надеялась, – и не выпускала весь остаток пути до Музеум-утца. Что же дальше? Может быть, когда они вернутся в дом Дракулы, Жюстина с Кармиллой будут уже дома и принесут какие-нибудь известия об армии вампиров.

– И сколько же среди них вампиров? – шепотом спросила Жюстина.

– На скамьях – все, – прошептала в ответ Кармилла. – Я их чую. А вон те двое, у алтаря, кажется, нет. Их пока еще не заразили.

Жюстина пересчитала про себя людей, стоявших на коленях на скамьях. Двадцать четыре. И все вампиры, если Кармилла не ошибается, – а Жюстина подозревала, что не ошибается.

Утром мистер Джастин Фрэнк и молодой щеголь граф Карнштейн вышли из дома номер пять по Музеум-утца и отправились в аббатство Святого Игнатия – Сент-Игнац по-венгерски, как сказала Кармилла. Едва они вышли за дверь и двинулись по проспекту к Дунаю, Кармилла сказала:

– Может быть, вам удобнее будет говорить по-французски? Я знаю, что это ваш родной язык. А во времена моего детства это был язык знати.

Жюстина кивнула, и они перешли на французский. Несмотря на всю опасность и сложность их задачи, Жюстина была рада, что можно поговорить на родном языке. В Лондоне редко выпадал такой случай!

Они решили надеть мужскую одежду: если их поймают при попытке пробраться в аббатство, это можно будет объяснить шуткой – подобные выходки свойственны молодым людям, не так ли? Молодые женщины, пытающиеся проникнуть в аббатство, к монахам, вызовут больше подозрений.

Попасть в аббатство оказалось нетрудно. Они подошли к маленьким задним воротам, Жюстина развела в стороны прутья решетки, а затем, когда они прошли, снова выпрямила.

– Нам нужен наблюдательный пункт, чтобы оттуда можно было разглядеть в общих чертах, что здесь происходит, – сказала Кармилла. К счастью, с тыльной стороны штукатурка на колокольне кое-где осыпалась. Цепляясь за выщербленные места, Кармилла сумела взобраться на колокольню и спустить веревку, предусмотрительно намотанную вокруг талии, под сюртуком графа Карнштейна. Времени было чуть за полдень, и вокруг никого не видно. Может быть, у монахов как раз обед? Жюстина взобралась наверх по веревке. Сидя на колокольне, под большим медным колоколом, они стали ждать. Окна тут были со всех четырех сторон. Если кто-то войдет или выйдет, они сразу увидят.

Долго ждать не пришлось. Даже раньше, чем ожидала Жюстина, из дормитория вышел целый строй монахов и направился к церкви. Почему сейчас? Насколько знала Жюстина, сейчас не время молитвы. Она присела так, чтобы над подоконником торчала только голова – она надеялась, что так монахи снизу ее не заметят.

– С ними двое мужчин, – сказала сидевшая рядом Кармилла. – Я имею в виду – не монахов.

Жюстина их не видела, но ведь у нее зрение было не такое острое, как у Кармиллы. Все монахи вошли в церковь. От угла колокольни спускалась вниз узкая каменная лестница. Кармилла подошла к лестнице, на мгновение исчезла, затем появилась снова и жестом подозвала Жюстину. Пролетом ниже в спиральной лестнице была щель, через которую можно было разглядеть, что происходит внизу. Все монахи, кроме двоих, сидели на скамьях. Но в этих людях в коричневых рясах не было ничего свирепого или вампирического, и Жюстина подумала: может, Кармилла все-таки ошиблась? Разве можно, даже с ее превосходным обонянием, отличить вампиров на таком расстоянии?

Те двое стояли по обе стороны алтаря, словно чего-то ждали. Чего?

Открылась боковая дверь, и вошел человек – очевидно, не монах, потому что на нем был обычный сюртук и брюки, только сверху накинута какая-то риза. Жюстина сразу узнала его по описанию Кэтрин, которое слышала в тот вечер, когда они рассказывали друг другу о своих приключениях и открытиях: «Похож на рождественского деда в современной одежде». Так это профессор Ван Хельсинг! У него была белая борода и венчик седых волос вокруг головы. Сверху было видно лысину на макушке.

За ним шел другой мужчина, помоложе и более аккуратного вида. Доктор Сьюард? Он был чисто выбрит, а о профессоре Вамбери Кэтрин говорила, что у него борода и усы. Прендика Жюстина узнала бы, она ведь не так давно видела его в последний раз – это он вводил ей эфир в ту страшную ночь, когда Адам хотел заменить ее мозг мозгом другой женщины, которая любила бы его так, как Жюстина не могла. Она встряхнула головой, словно хотела отогнать непрошеные мысли – сейчас не до них. Нужно внимательно следить за тем, что происходит внизу. Так, значит, второй – по всей видимости, Сьюард. В руках у него была украшенная замысловатыми узорами чаша, какие обычно используют для причастия.

Ван Хельсинг уже стоял у алтаря. Сьюард, если это был он, поставил чашу перед ним, затем отступил к апсиде, прислонился к одной из каменных колонн и скрестил руки на груди. На мгновение Ван Хельсинг опустил взгляд вниз, на чашу. Затем вскинул руки и начал говорить – по-немецки, поэтому Жюстина не все понимала, тем более что смысла в его речи просматривалось немного. «Реки крови… день искупления… пир на крови еретиков и богохульников…» Сильный голос человека, привычного к чтению лекций, эхом отдавался в каменном алтаре. Жюстина взглянула на Кармиллу – может быть, графиня лучше понимает, что происходит? Ведь она-то знает немецкий. Но Кармилла пожала плечами, словно хотела сказать: «И я тоже не знаю».

Ван Хельсинг поднял чашу. Начал что-то говорить нараспев… о, да это же латынь. «Кровь Господа нашего… даровавшего жизнь вечную… берите, пейте». Это не молитва перед причастием! Или все-таки она, но искаженная: ни слов о смирении, ни призыва служить церкви. Все лишь о вечной жизни, которую дает кровь, о блаженстве во веки веков. Жюстина содрогнулась: никогда в жизни у нее не было такого явственного ощущения, что перед ней – воплощение зла. Даже Адам, убийца стольких людей, не вызывал у нее такого ужаса. Неужели кто-то способен ради своих целей осквернить то, что свято для всех?..