Михаил Фиреон - Рыцари Гирты [СИ]

Двое людей похожих на мастеровых в старой, засаленной мешковатой одежде и накинутых поверх курток форменных мантиях Гамотти, оба военные инженеры, забрались в стоящую на перекрестке проспекта Рыцарей и улицы Котищ, у угла забора полицейской комендатуры плоскую бронированную машину с жерлом огнемета на башне, заперли люки, закрылись в ней. Они что-то делали там, когда под броней внезапно что-то гулко лопнуло, и башня с хрустом и звоном отлетела в сторону, освободив дорогу бесконечному, столбу не дающего света багрового дымного огня, ударившего в сумрачное холодное небо. Две страшнее, объятые пламенем фигуры в дыхательных масках и конических шлемах вылезли из образовавшейся дыры наружу, перевалились через зоман и обгоревшими скелетами упали в растекающееся вокруг озеро пылающей зажигательной смеси, чем очень напугали тех, кто видел это страшное, леденящее кровь, явление.

По улицам ползли жуткие слухи о том, что что-то страшное и неестественное происходит в темных опустевших домах и кварталах, откуда бежали на южный берег покинувшие их жители. Прикрывая стегаными варежками лица, держа наготове копья и топоры, ополченцы тихо переговаривались, шептались, когда грозные сержанты с тесаками и плетьми отходили подальше и не могли услышать их. Говорили о том, что Станции намеренно сломаны и больше никогда не будет ни света, ни электричества. Вспоминали о жутком неуловимом чудовище, о чреде страшных, случившихся много десятилетий назад, еще в прошлом веке, нераскрытых убийств, когда в домах, в комнатах с закрытыми ставнями и запертыми дверьми находили тела удушенных и загрызенных людей, а полицейские криминалисты, осматривая их, писали в отчетах, шепотом делились в кабаках со знакомыми, что на переломанных костях и разгрызенных внутренностях убитых, явственно просматриваются следы зубов будто похожие на укусы огромной змеи. Убийцу тогда так и не нашли, а эти страшные происшествия прекратились сами собой, также внезапно, как и начались, что таинственным образом совпало с возвращением с войны, никому тогда неизвестного капитана квартального ополчения Августа Николая Прицци. Тогда, много десятилетий назад, в газетах еще писали о том, что этот молодой, заслуживший в боях за отвагу и смелость воинское звание, должность командира батальона и уважение своих людей рыцарь, вернувшись в родной город, отчего-то отказался от всех предложенных ему богатых невест и взял в жены нищенку, внучку ювелира, а в своем доме завел огромную рогатую змею, которую по его словам, как ручного дракона, он привез с юга, с войны. Тогда еще было много противоречивых слухов о том, что это и есть то самое чудовище, что заползало в богатые дома и выгрызало своим жертвам сердца, и будто бы молодой граф, что впоследствии, благодаря своей отваге, непреклонности и хитрости стал начальником жандармерии, правой рукой тогда еще юного герцога Вильмонта и предводителем всего просвещенного и славного рыцарства Гирты, заключил с ним нечестивый союз, чем навлек проклятие на себя, свою семью и все герцогство. Но если, тогда эти слухи были всего лишь слухами, а необычные предпочтения и вздорный и жестокий, характер замкнутой, нечасто покидавшей их дом, избранницы графа, Марии Прицци, не более чем странностями эксцентричной богатой женщины, то сегодня старожилы снова начали шептаться о тех жутких событиях и связанных с ней перетолках и происшествиях, о которых по известным политическим причинам не стоило упоминать во всеуслышание. За этими обсуждениями узнали от знакомых о том, что в одном из темных, покинутых жильцами еще днем доме кто-то видел мертвеца с такими же ранами, как и много десятилетий назад, а когда пошли проверять квартал, то нашли в нем еще несколько переломанных, погрызенных, с выеденными сердцами, тел. Вернувшиеся оттуда дружинники рассказали, что старый капитан, увидев их, был растерян и строго запретил даже упоминать об этом происшествии, но его люди нарушили приказ, поделились со знакомыми, предупредили их, что это снова то самое чудовище, наевшееся тогда, много десятков лет назад, затаившееся и впавшее в спячку, опять проснулось, разбуженное багровой мглой, и теперь, будучи голодным, жрет всех подряд без разбору, беспрепятственно ходит по опустевшим домам и улицам северной Гирты.

Из уст в уста передавались страшные и тягостные новости и сплетни. Кто-то сказал, что у северо-восточных ворот случилась стычка. Один из вассалов Герцога отказался повиноваться приказам графа Гамотти и его людей. Пошли разговоры о том, что Кирста, Сорна и Сталелитейные под разными предлогами не спешат присылать отряды, ограничиваясь отдельными дружинами, что на южном берегу готовятся к штурму и будут заливать северный берег ядовитым газом и пощадят только тех, кто сложит оружие до начала атаки или дезертирует. Что в знак твердости своих намерений граф Прицци приказал вывести на мост двоих из взятых в плен в доме депутатов лейтенантов, отказавшихся присягнуть принцессе Веронике и у всех на глазах заколоть их. Кто-то еще шепнул, что будто бы герцога Вильмонта Булле видели в двух разных местах одновременно и о каком-то страшном сообщении кодом, что пришло с южного берега, после которого сбросился с башни сигнальщик на башне крепости. А также о таинственных звонках, начавших поступать по неработающим телефонам в кабинеты комендантов районов и их заместителей. Что после одного из них, поступившем Нильсу, среднему сыну коменданта Фаскотти, начальника жандармерии Северной Гирты, тот заперся в своем кабинете и не отвечает когда стучат к нему в дверь. Кто-то сказал, что он уже мертв, но это тщательно скрывают, потому что некоторые дружины, отряды ополчения и орднансные роты уже сложили оружие, покидают свои позиции и всеми возможными путями бегут из города, прячутся в холмах и в лесу неподалеку от Гирты, и ни граф Гамотти ни сам Герцог не могут их остановить. Что видели, будто старший кассир торгового дома Альбек Северо-Запад прямо в операционном зале запихивает в рот, ест облигации и глотает монеты, а какой-то солдат, вернувшись из подворотни, рассказал, что видел там женщину, что в сумраке переулка, стоя на коленях, плакала и билась головой о каменные стены. Его подняли насмех, но никто не пошел проверять так это или нет. Тревога и страх еще больше закрались в сердца людей.

Было еще много пугающих и неприятных знамений и страшных происшествий, а в пятнадцать минут девятого, через четверть часа, как закатилось солнце, и упала багровая мгла, на южном берегу Керны запели боевые рога, волынки и полковые флейты, забили барабаны — граф Прицци и Борис Дорс приказали трубить наступление.

Над головами резко и тяжело забил колокол. Зазвонил на колокольне собора Христова Пришествия. Один за другим, оглашая сумрачные улицы и проспекты страшным и глухим, как будто погребальным, звоном, к нему начали присоединяться и другие колокола соборов и церквей по всей Гирте.