Михаил Фиреон - Рыцари Гирты [СИ]

Солнце стремительно закатывалось за деревья, длинные холодные тени ползли по крутым склонам между обломков скал и корявых, истертых корней. Небо над головой горело последними ослепительными, стремительно угасающими лучами солнечного света. Трясина Митти отливала пронзительной белой водой, своей мутной, подернутой ряской гладью, слепила глаза, отражала их. Но в чащобе, на каменистых склонах и перелогах уже сгущались астегматически-непроглядные холодные сизые тени. Там, в чаще, за беспорядочными нагромождениями обломков скал и камней, звонко стучали топоры. Драгуны и ополченцы рубили дрова, готовились к ночному штурму. На опушке леса, то там, то тут, зловеще и ярко, навевая самые дурные мысли и предчувствия, горели деревья, подожженные стрельбой из крепости. Обгорая, с неприятным сухим треском роняли на землю обугленные кору и ветки.

День подходил к концу. Впереди, в просвете между стволов, над головами осаждающих, на вершине нависшей над трясиной скалы, светлели, озаренные закатом неприступные белые стены крепости. Три башни — две круглые артиллерийские — восточная высокая и массивная, юго-западная — более широкая и низкая, и одна надвратная с контрфорсами и галереей, все три соединенные между собой старомодными отвесными куртинами прикрывали замок со стороны покатого склона ведущего на вершину скалы — единственного возможного подхода к замку Ринья. Сверкая ослепительными витражами окон, неприступной громадой темнела квадратная, многоэтажная башня — донжон, поднималась высоко в небо над крышами крепостных построек и стенами. К воротам от поселка тянулась белая, сухая, хорошо утоптанная дорога, петляла по склону серпантином, в кювете и за камнями рядом с ней засели дружинники графа Пильге. Беспокоили осажденных, стреляли по бойницам и настенным галереями горящими стрелами, размахивая руками, сильно наклонившись вперед, со всех ног перебегали от укрытия к укрытию. В ответ им пыхали ружья, летели арбалетные болты, падали на опушку леса, на дорогу, в трясину. Из окон донжона работал стрелок, бил очень далеко и метко. Фанкиль сказал, что у него современное баллистическое ружье и цифровой прицел. Изредка, наверное экономя дорогие боеприпасы, стреляли автоматические орудия, оглашали лес страшным раскатистым треском. Трассирующие следы малокалиберных снарядов рыжими стремительными метеорами рассекали небо, с глухим железным звоном отскакивали, рикошетили от скал, крутились, разбрасывая раскаленные рыжие искры, кололи камни, поджигали деревья и кусты.

В очередной раз отерев полой плаща клинок, положив на колено меч, Вертура устало привалился локтем о поросший мхом, засыпанный сосновой хвоей гранит. От усталости и утомления горело лицо, дрожали руки, хотелось лечь на бок, закрыть глаза и уснуть прямо здесь, но ощущение тяжелой, напитанной кровью холодной и острой стали предавало новых сил и готовности продолжать эти бесплодные попытки взять оказавшимся неприступным для них замок Ринья. Информация оказалась неверной. Автоматические орудия, что в это время должны были быть на учениях на Полигоне, сейчас стояли на башнях и воротах, вели огонь стабилизированными выстрелами по всякому, кто пытался приблизиться к крепости, не давали подойти чтобы заложить заряды под башни и стены. Бесполезно оказалось и переносное орудие с оптическим прицелом, которым так хвастался еще утром в отделе полиции Фанкиль. Орудийные башни были прикрыты барьерами сопряженными с установками автоматического огня, что отключались на доли секунды, чтобы не препятствовать исходящей стрельбе и, сколько рыцарь не пытался подгадать момент, чтобы поразить их, ни один его выстрел не достиг цели. Ведя огонь с максимально близкой дистанции, он раскрыл свою позицию, его обстреляли зажигательными снарядами, и он едва смог отползти, прячась между камней.

Днем на осаждающих напала дружина каких-то явившихся с Полигона рыцарей. Атаку на узкой, заранее перегороженной телегами, дороге над уступом трясины Митти успешно отразили, но положения дел это не изменило. Отряду состоящему из эскадрона драгун, кавалерийской роты графа Пильге и нескольких сотен сельских ополченцев и егерей замок Ринья оказался не по силам. Штурм захлебнулся. Атакующие окружили крепость, прячась от стрельбы со стен, засели за камнями, на окраине поселка и на опушке леса. По приказу то и дело хмурящегося, глядящего на часы, инспектора Тралле ожидали наступления темноты, в томительном напряжении сидели в своих укрытиях за скалами, пережидали обстрел. Поначалу вслушивались в каждый выстрел, вздрагивали при громовых, похожих на удары хлыста, раскатах, разносящихся далеко по каменистым склонам и осеннему лесу, но потом, утомившись этим тревожным ожиданием, попадет или нет, уже расселись, разлеглись за многочисленными камнями и стволами деревьев. В ожидании приказов лейтенантов, закурили, завели суровые, немногословные беседы о нелегкой службе, о работе в поле и избе, об урожае, о семьях, о детях и подготовке к приближающейся зиме.

Пела кукушка. В сарае в поселке призывно замычала корова. К ней пошла какая-то женщина. Со стен по ней выстрелило орудие, промахнулось на десяток метров. Какой-то драгун выскочил на дорогу, замахал черным плащом, как флагом, хрипло закричал на всю округу, что не видят что ли по кому стреляют и совсем они там, на стене, одурели. Стрельба прекратилась. За камнями одобрительно заулыбались его смелым действиям.

По необычайно чистому сине-розовому закатному небу над головами медленно и бесшумно прокатился огненный шар, оставляя за собой черный дымный след. Какая-то метательная машина, минуя барьеры и стены, по высокой траектории, раз в десять-пятнадцать минут била откуда-то со двора крепости, неприцельно забрасывала зажигательные снаряды далеко в лес, беспокоила осаждающих, поджигала деревья.

Детектив с Фанкилем, лейтенантом Турко и еще несколькими полицейскими сидели, прятались за большим обломком скалы в трехстах метрах от стен замка неподалеку от ворот, почти на самой опушке леса. Сверху снова ударило автоматическое орудие. Расчертило небо тремя яркими огненными линиями. Вертура уже освоился на этом поле битвы. Как и другие, уже не вжимал голову в плечи при каждом ударе его раскатывающихся далеко по округе, резким, разрывающим тишину тайги эхом, выстрелов.

Фанкиль, что лежал рядом на камне, опершись о локоть, на своем плаще, от нечего делать, отирал замшевой тряпочкой затвор своего ручного орудия, проверял, вставлял и вынимал обойму, раскладывал перед собой на мху снаряды, даже не обернулся на звук стрельбы.