Чайна Мьевилль - Город и город [litres]

Пешеходы и машины то появлялись из Копула-Холла, то исчезали в нем. Седаны и фургоны останавливались у его восточной точки; там, после проверки паспортов и других документов, водителям разрешали – а иногда и отказывали – покинуть Бешель. Машины ехали непрерывным потоком. Через несколько метров – внутренний контрольно-пропускной пункт под аркой, еще одна пауза у западных ворот перед тем, как попасть в Уль-Кому. В других рядах процесс шел в обратном направлении.

Машины, получившие печать на разрешении пересечь границу, выезжали из противоположного конца здания в город другой страны. Часто при этом они возвращались на улицы Старого города – или другого Старого города – на то же самое место, которое занимали несколько минут назад, но уже в новой юрисдикции.

Иногда дом, физически расположенный по соседству от твоего, находится на другой улице другого города, во враждебном государстве. Иностранцы редко это понимают. Житель Бешеля не может сделать несколько шагов и зайти в соседний дом в другом мире, не создав пролом.

Но если он пройдет через Копула-Холл, то сможет покинуть Бешель и вернуться в то же самое место (в материальном мире), где он только что был – но уже в другой стране. И теперь он станет туристом, гостем, любующимся достопримечательностями – на улице, у которой та же долгота и широта, что и у его собственного дома, на улице, на которой он никогда не бывал, архитектуру которой он всегда не-видел, к улькомскому дому, который стоит рядом с их собственным. А его собственный дом теперь станет для него невидимым до тех пор, пока он не пройдет через Пролом и не вернется домой.

Копула-Холл – словно «талия» песочных часов, точка входа и выхода, пуповина, связывающая города. Все это здание – это воронка, позволяющая гостям попасть из одного города в другой.

Существуют и места, где нет пересечений, но где Бешель рассекает тонкая полоска Уль-Комы. В детстве наши родители и учителя без устали тренировали нас не-видеть Уль-Кому (мы и наши сверстники из Уль-Комы с удивительной нарочитостью не-замечали друг друга, если оказывались рядом). Мы бросали камни через иную реальность, затем делали большой крюк по Бешелю, подбирали их и спорили о том, провинились ли мы. Пролом, конечно, себя не проявлял. То же самое мы проделывали с местными ящерицами. Когда мы снова подбирали их, они всегда уже были дохлыми, и мы утверждали, что их убивает короткий полет по Уль-Коме – хотя вполне вероятно, что они погибали от удара при падении.

– Скоро это уже будет не наша проблема, – сказал я, наблюдая за тем, как несколько улькомских туристов появляются в Бешеле. – Я про Махалию. Белу. Фулану Дитейл.

Чтобы прилететь в Бешель с Восточного побережья США, нужно сделать по крайней мере одну пересадку, и это в лучшем случае. Данный маршрут славится своей сложностью. Есть прямые рейсы в Бешель из Будапешта, из Скопье, и, возможно, оптимальный вариант для американцев – из Афин. Попасть в Уль-Кому с формальной точки зрения им сложнее – из-за блокады, – но они могут просто пересечь границу с Канадой, а оттуда лететь прямым рейсом. В аэропорту «Нового волка» приземлялись самолеты и многих других иностранных авиакомпаний.

Джири прилетали в «Бешель-Халвич» в десять утра. Я уже попросил Корви сообщить им по телефону о смерти дочери. Я сказал, что тело буду сопровождать я сам, но что она может составить мне компанию, если захочет. Она захотела.

Мы приехали в аэропорт Бешеля заблаговременно – на тот случай, если самолет прилетит раньше, – и теперь пили скверный кофе в аналоге «Старбакса» в терминале. Корви снова задала мне вопрос о том, как работает Надзорный комитет. А я спросил у нее, выбиралась ли она когда-нибудь за пределы Бешеля.

– Конечно, – ответила она. – Я была в Румынии, в Болгарии.

– В Турции?

– Нет, а вы?

– Я там был. И в Лондоне. В Москве. Один раз – давным-давно – в Париже, и в Берлине. Точнее, в Западном Берлине, еще до объединения.

– В Берлине?

В аэропорту было малолюдно: немного вернувшихся на родину бешельцев, а также несколько туристов и коммерсантов из Восточной Европы. Туристу сложно попасть в Бешель или в Уль-Кому: какие еще курорты в мире заставляют тебя сдавать экзамен перед въездом? В новом аэропорту Уль-Комы, расположенном в шестнадцати-семнадцати милях к югу-востоку, на другой стороне пролива Балкия, напротив Лестова, я не был, но видел фильм про него, и там поток пассажиров был гораздо мощнее, чем у нас, хотя требования к гостям там не менее жесткие. Когда несколько лет назад улькомский аэропорт перестроили – в бешеном темпе, всего за несколько месяцев, – он, ранее уступавший нашему по размерам, стал значительно его превосходить. При виде сверху его терминалы походили на сцепленные между собой полумесяцы из зеркального стекла, созданные Фостером [5].

Я заметил группу иностранных евреев-ортодоксов. Их встречали – судя по одежде – гораздо менее набожные местные родственники. Толстый охранник отпустил пистолет, чтобы почесать подбородок, и тот закачался на ремешке. Тут же были один или два невероятно модно одетых бизнесмена – часть «золотой пыли», которая просыпалась на нас недавно: наш новый хайтек (и даже американский), пассажиры, ищущие водителей с плакатами, которые ждут людей из совета директоров «Сир энд Кора», «Шэднера», «Вер-Тека», те топ-менеджеры, которые не прибыли на своих собственных самолетах или вертолетах. Корви увидела, что я читаю эти плакаты.

– На хрена кому-то вкладывать деньги сюда? – спросила она. – Как думаете, они вообще помнят, что договаривались об инвестициях? По-моему, чиновники откровенно подмешивают им «рогипнол» на всех этих встречах.

– Типичные слова пораженца, констебль. Именно такие настроения и не дают нашей стране подняться с колен. Конгрессмены Бурич, Нисему и Седр занимаются той самой работой, которую мы им доверили.

Участие Бурича и Нисему было логично, но я не мог поверить в то, что организацией торговых выставок занялся Седр. Удивительно было даже то, что им удалось добиться даже небольших успехов, доказательством которым были эти иностранные гости.

– Угу, – сказала Корви. – Нет, я серьезно. Посмотрите на них, когда они выходят, – клянусь, в их глазах паника. Видели машины, которые возят их по городу – рядом с туристическими местами, пересечениями и так далее? «Осмотр достопримечательностей». Ну да, как же. Эти бедняги ищут, как выбраться отсюда.

Я указал на дисплей: самолет приземлился.

– Значит, ты говорила с руководителем Махалии? – спросил я. – Я звонил ей пару раз, но ее номер занят, а номер мобильника они мне не дали.

– Говорила, но недолго. Там есть своего рода исследовательский центр, он – часть раскопок в Уль-Коме. Я разыскала ее там. Профессор Нэнси – большая шишка, у нее куча студентов. В общем, я ей позвонила. Она подтвердила, что Махалия – ее студентка, что в последнее время она ее не видела, и так далее. Я сказала ей – «у нас есть основания полагать, что…» и все такое. Отправила ей фотку. Она была в шоке.