Мария Бородина - Завтра я стану тобой

Двор и остатки сада затянул мех вонючего рогоза. Когда-то я играла здесь, и это небольшое пространство, огороженное шатким забором, казалось мне целым миром. Вздохнула, вспомнив солнечные дни детства в объятиях сада. Теперь мой кусочек счастья прибрало вязкими лапами болото. А я даже не пыталась его отвоевать.

Доски крыльца прогнили и поросли мхом. Старое дерево зловеще скрипело под подошвами, угрожая рухнуть. Когда-то это крыльцо было добротным и прочным. Тёплыми вечерами мы сидели здесь, под навесом виноградника, разговаривая обо всём на свете.

Многое изменилось с тех пор. Навес унёс в озеро отлив, виноград иссох, а двоих из нашей троицы больше не существовало…

Я привычно повернула ключ в замке. Звук, как и всегда, показался слишком родным. Прилетевшей из далёкого прошлого весточкой. Каждый раз, заходя сюда, я надеялась, что прорву временные границы и распахну двери назад. Туда, где мы все были счастливы.

Воспоминания атаковали голову, как пули. Что если в нос ударит запах блинов и сливочного масла? Что, если мать выйдет мне навстречу в приглушённо-зелёном домашнем одеянии и большом фартуке, перемазанном мукой? Я брошусь в её объятия, в секунду помолодев на половину жизни. Прижмусь щекой к грубому льну, и тоска хлынет наружу слезами. «Что с тобой, Сирилла?» – спросит она изумлённо. А я в ответ лишь махну рукой. Она не узнает, что нас разделяли долгие годовые циклы. Безрадостные сезоны, что волоком тащились друг за другом. И грустные воспоминания, навек застрявшие в голове. Картинки, полные горечи и чувства вины, с которыми я научилась жить.

Как и всегда, мечтам не суждено было сбыться. Дверь открыла дорогу в пустой коридор, пахнущий пылью. Прогнивший пол местами проламывали глубокие трещины. Я на него и ступить-то страшилась.

Кое-как одолев полосу препятствий, я отворила ещё одну дверь, в самом конце коридора. С опаской перешагнула порог: вдруг, как пару сезонов назад, в дом пожаловали незваные гости? Но ничего не изменилось с моего последнего визита. Тот же шкаф без двери, изломанный стул и покосившийся убогий канделябр под потолком. Письменный стол со вздутым лаком, заваленный горами хлама. Прогнивший диван с большой дырой в обшивке. И шаткая двухъярусная койка в углу, угрожающая рухнуть при одном прикосновении.

Заштопанный матрац на нижнем ярусе покрывал толстый слой плесени. Обои морщились пузырями и отставали от стен широкими полосами. От одной мысли о том, что мне придётся не только ночевать, но и некоторое время жить здесь, затошнило.

Приближающиеся шаги вывели меня из неприятного оцепенения.

– Ваши вещи, – послышалось за спиной.

– Б-благодарю, – приняла ценный груз из рук Линсена.

– М-да, – заключил он, переступая порог. – Давненько здесь никого не было.

– Ага, – я удручённо кивнула и поддела ногой плесневелый матрац. Дерево под ним рассырело и прогнило. Прилягу поспать – треснет, как пить дать.

Линсен прошёлся вдоль стен, оценивая прочность. Провёл ладонью по вспученным обоям. Тщетно попытался выровнять канделябр, похожий на большую шляпу. Заглянул в покорёженные записи, навек слипшиеся со столом, а потом поднял на меня тяжёлый взгляд. Я едва не провалилась сквозь землю от стыда. Одна его повозка стоила, как добрый десяток таких хижин. За тридцать два годовых цикла я не нажила большего.

– Ты не будешь здесь жить, – сказал Линсен твёрдо.

Стыд вскарабкался по позвоночнику и сомкнул на шее костлявые лапы. Я задохнулась влажным воздухом и отпрянула к ветхой стене.

– Я и не собираюсь, – язык ткал очередную ложь, как полотно.

– Зачем же ты ехала сюда с вещами? – косая улыбка задрожала в уголке его рта.

– Я привезла свои старые платья в помощь одной… – замялась я. – Одной хорошей женщине. У неё сложности сейчас. Ей пришлось уйти от мужа, оставив всё, и вернуться в свой разрушенный дом.

– Не обманывай, – жёлтые глаза сверкнули.

– Я не вру, – попыталась улыбнуться.

– Я – дееспособный человек, – отметил Линсен, приближаясь. – Я не так глуп, как ты думаешь. И за долгие циклы жизни научился распознавать, когда мне говорят неправду. Ложь никому не делает плюсов.

– Я правда не вру! – жар ошпарил подбородок и пополз по щекам.

– А картину ты тоже оставишь ей, как помощь? – Линсен снова ухмыльнулся. – Картину, одна из изображённых на которой – ты?!

Обескураженная очевидным, я застыла. Язык окаменел и прирос к нёбу. Голова лихорадочно соображала, ища ответы. Мысли наскакивали друг на друга и путались, не выдавая ничего связного.

– Когда мы перешли на «ты», я хотела бы знать?!

В ярости я топнула ногой. Половица опасно заскрипела, хлюпнула, но выстояла. Мутная вода просочилась сквозь щель и промочила подошву. Запах тины стал невыносимым: он заполнил комнатку и пополз по углам.

– Минуту назад, – спокойно ответил Линсен.

– Я не давала своего позволения на такую вольность!

– Когда узнаешь о человеке достаточно, – пояснил Линсен, – он становится ближе. Но если вы настаиваете, госпожа Альтеррони…

– Настаиваю! – снова топнула.

– Повторюсь, – подытожил он. – Здесь вы жить не будете.

– Не вам решать, – я облизала губу и снова почувствовала густую соль крови. – Я дееспособна и достаточно самостоятельна.

– Вы понимаете, о чём ведёте речь? – Линсен шаркнул ладонью по столу. Обрывки бумаг взвились в воздух, как бабочки. – Здесь нельзя ни огонь разжечь, ни воду включить.

Я еле держалась, чтобы не надавать ему по рукам. Умеет же вызвать ярость! Каков зануда! Нет, чтобы оставить меня в покое и уйти. Я справлюсь, как справлялась всегда. Проплачусь, но выстою. Иначе просто не может быть.

– Так воспользуйтесь своим правом не переубеждать меня! – я развела руками.

Линсен ещё раз сурово глянул на меня исподлобья. Мотнул головой. А потом – подхватил мои мешки с вещами и поволок к выходу.

– Извините, госпожа Альтеррони, – прокомментировал он. – Не воспользуюсь. Одно дело – право, совсем иное – обязанность.

– Тогда я останусь тут без вещей, – проговорила я уже менее уверенно.

– Если посмеете, – он обернулся, – то, погрузив вещи, я снова вернусь. За вами. И вытащу вас отсюда, как эти мешки.

Я озлобленно хмыкнула. Он ещё и угрожает силой?! Кровь в сосудах дошла до предельно допустимой температуры, забурлила и начала сворачиваться. Лицо пожирал жар.

– И повезу вас под сидением, – добавил Линсен. – Чтобы не отчудили чего.

Я опустила руки. Сопротивляться дальше было бесполезно. Мне, говоря по правде, не очень-то и хотелось оставаться здесь, в страшном, мёртвом месте, где жили воспоминания и призраки. Но что он собирается делать со мной, одинокой и бездомной? Неужели хочет высадить на дороге? Поселить у знакомых, с которыми я непременно не сойдусь характерами? Или – не приведи Покровители – забрать к себе домой?!