Мария Бородина - Завтра я стану тобой

Потом пожилой мужчина довольно улыбнулся и хлопнул Линсена по плечу. Я успела отметить, что улыбка у господина ровная и симметричная.

– Ты не веришь мне, не веришь, – голоса бардов доносились до слуха сквозь шум толпы, – и ушла, закрыв все двери, вместе с тем, кто так опасен, и не человек…

С облегчением выдохнула в ладонь, когда Линсен начал обратный путь сквозь толпу. По дороге Линсен остановил официантку и бросил ей пару слов через плечо. Та удовлетворённо кивнула и покраснела. А потом – долго провожала его серебристым нефилимским взглядом.

– Порядок, – прокричал Линсен, наконец, протиснувшись ко мне. – Номер твой.

Я с ожесточением закивала, боясь оторвать ладонь от лица.

– Что? – не понял он.

– Не стоило этого делать! – прокричала я сквозь сомкнутые пальцы. Кровь на губах забулькала и запузырилась. – Я обошлась бы самым простым местечком.

– Так, – он вгляделся в моё лицо. – Снова кровит?

– Всё уже в порядке, – проронила я. – Нечаянно укусила губу, только и всего.

– Пойдём-ка, найдём воду, – Линсен осторожно выдернул меня из-за стола. Ну, наконец-то: хоть что-то хорошее должно было случиться этим вечером.

Продираясь сквозь толпу, я заметила в сонме лиц знакомое. За одним из дальних столов восседал дозорный с безликим взглядом. Тот самый, что в злосчастную субботу догонял мальчика-воришку. На миг мне даже почудилось, словно его глаза смотрят на меня. Но вот он повернулся, наливая в бокал очередную порцию пива, и пугающее ощущение отпустило.

– Кого ты там увидела? – голос Линсена врезался в ухо.

– Никого…

В животе закрутилось волчком странное чувство. Мне захотелось подбежать к дозорному и спросить, как дела у незадачливого воришки. Где он сейчас, тот паренёк, что так искренне называл меня мамой? Не отправили ли его в Пропасть, как нарушителя? Дёрнулась в неосознанном порыве, но сдержалась. Наверняка, он уже запамятовал. Каждый день, небось, ловит таких. И до чего же глупо будет выглядеть в его глазах женщина с разбитым ртом, спрашивающая о судьбе одного из мелких преступников.

Линсен вытащил меня в коридор через дверь подсобки и снова повёл сетью лабиринтов. Когда под ногами неожиданно оказалась ковровая дорожка, а двери по бокам стали резными и обрели номера, стало спокойнее. Дойдя до лестницы, Линсен толкнул дверь с опознавательным знаком в виде женской фигуры. Совершенно не смущаясь, зашёл со мной в предбанник, повернул рычажок масляной лампы и включил воду.

– Ты всегда заходишь в женские уборные? – изумилась я, отрывая руку от лица. В пальцы впечатались густые потёки крови. Под обломанными ногтями проявились бордовые линии.

– Только с тобой, – буркнул Линсен. – Можешь быть спокойна: тут никого нет. Внешняя дверь закрывается изнутри на щеколду.

Я бросила взгляд в вычищенное зеркало. В полумраке мои заурядно-русые волосы казались рыже-каштановыми. Разбитая губа вспухла и вздёрнулась, почти достав до носа. На подбородке запеклись ручейки крови.

«Ночь, темень и бессонница черты твои меняют…»

– Оставь меня, Морино, – проговорила сквозь зубы. – Мне нужно внутрь.

– Ничего не отчудишь? – спросил Линсен с сомнением.

– Не веришь, так можешь остаться, – рявкнула я. Перед глазами снова потемнело от ярости. – Жрицы не стесняются!

– Всё, извини, – он, наконец, вышел, затворив за собой дверь.

Я щёлкнула затвором и наклонилась над раковиной, выдыхая раздражение. Негодуя, плеснула в лицо водой. Розоватые потоки побежали по фаянсу, скатываясь к стоку. Кровавые полоски быстро смывались вместе с остатками белил.

Ставшее уже знакомым головокружение накрыло слишком неожиданно. Смазало краски перед глазами и потянуло за собой.

«Треклятых ты невольница, я точно это знаю!»

Я рухнула на одно колено, проехавшись подбородком по краю раковины, и в момент потеряла себя. А когда опомнилась, очутилась уже в знакомой темноте. Там, куда не просачивались запахи.

– Где я? – сорвался с губ робкий вопрос.

На душе заскребло от писклявого тона, а сердце сжали тиски. Только что я поняла, как просчиталась. Два слова в четыре буквы выдавали меня с потрохами. И Элси тоже.

К счастью, ответа не последовало. Лишь ветер засвистел в глухой тьме. Судя по звуку, он дул снаружи, наталкиваясь на оконное стекло и просачиваясь в щели. Там, где была я, царствовала недвижимая теплота.

– Треклятых ты невольница, – повторила я засевшую в голове фразу, – я точно это знаю.

Ощупала пространство вокруг. Я лежала на мягкой кровати, закрытая одеялом под подбородок. Ткань белья казалась плотной и накрахмаленной.

Может, я уже на Первом Холме, и меня начали холить и лелеять?

– Тут кто-то есть? – повторила я громче.

И снова мне ответила пустота.

Пришлось изо всех сил напрячь мышцы, чтобы сесть на кровати. Едва мне это удалось, тело повело вбок. В ушах засвистело, а в голове загрохотала повозка. Гораздо громче, чем в тот день, когда Элси прыгнула первый раз.

Не став испытывать судьбу, я опустилась на подушку. Ощупала пространство вокруг. Ладонь натолкнулась на прикроватную тумбочку. Пальцы поднялись по лакированному дереву наверх, зацепили стоящую на самом краю тарелку и опрокинули её. Звон битого стекла наполнил комнату.

– Треклятые Разрушители! – выругалась я, приподнимаясь.

Руки едва держали опору. Элси было плохо. Очень плохо.

Заставила себя наклониться и коснуться пола. Пальцы тут же обнаружили острый осколок с рассыпавшимися по нему мягкими ломтями. Интересно, что это? Хлеб?

Повозка в голове загрохотала громче. Она неслась на меня со скоростью пули, выпущенной из ружья. Воображение послушно рисовало её: старую, разболтанную, впряжённую в троицу откормленных меринов. В голове запульсировала распирающая боль. Если бы я могла видеть, в глазах наверняка бы потемнело.

– Треклятые Разрушители, – повторила я тише. Язык путался, отказываясь выполнять приказы мозга. – Оставьте меня. Оставьте меня, прошу!

Грохот распирал голову. Теперь зловещая повозка была в шаге. Я даже могла протянуть руку и коснуться её.

Но прежде, чем крепкие копыта вмяли меня в землю, прежде, чем надо мной мелькнуло деревянное днище, и я потеряла сознание, до слуха донеслись шаги.

А потом меня стёрла пустота. Безболезненно и нежно.

– Треклятые Разрушители!

Возглас эхом пронёсся над головой, закрутился в спираль и обвил тело, как вьюн. Пахнуло горелым. Сердце заколотилось чаще. Неужели можно так радоваться, слыша свой голос?

Можно. Голос – верный признак того, что я в своём теле. Чувствовать себя собой – настоящее счастье. Как жаль, что мы начинаем ценить обычные вещи, лишь потеряв!