Кай Майер - Плененные [litres]

Старые фигуры потрескались от времени, кое-где были видны следы примитивной реставрации. На многих облупилась краска. У женщины в потускневших черных одеждах рука была вывернута в плече; у ее соседа левая нога была короче правой, потому что воск оплыл. Некоторые лица исказились, превратившись в гримасы. Одна юная девушка, казалось, кричала изо всех сил, потому что нижняя челюсть у нее отвисла почти до груди.

– Некоторые в плачевном состоянии, – констатировала София. – Но многие из них лучшего и не заслужили.

– Если воск правильно очищен, фигуры не страдают от жары, – пояснил Адам. – Скульптуры моего деда – как и мои – сделаны, чтобы стоять тут вечно. Вон там, впереди, мои родители.

Сходство было поразительное. Фигура Лудовико точно передавала ту смесь слабости и равнодушия, что отличала его в жизни. Эстелла походила на ястреба, завидевшего добычу.

– Великолепная работа! – похвалила Аура.

Адам польщенно пробормотал «спасибо», но при этом не смотрел ей в глаза. София с видимым удовольствием подхватила комплимент Ауры и принялась восхвалять Адама, пока тот не покраснел до ушей.

– Пойдем, – сказала София Ауре, – я покажу тебе Сузанну. Ее фигура сейчас как раз на реставрации.

– Она еще в мастерской. – Адам указал на двустворчатую дверь в длинной кирпичной стене.

За ней находилось большое помещение, высотой в два этажа. Вдоль стен шла галерея – там Аура заметила две большие котельные установки. Над центральной частью была видна стеклянная крыша – хотя и не такая большая, как в замке Инститорисов. Стекла отодвигались, чтобы выпускать наружу жар от плавящегося воска. Лунный свет заливал помещение.

На столах в нижней части мастерской лежали приспособления, похожие на хирургические инструменты. По углам были свалены разбитые гипсовые лица и фрагменты тел.

Адам щелкнул выключателем. Ярко-желтый свет заполнил высокое помещение.

Посередине стояли напротив друг друга две восковые фигуры. Одна изображала Оду, необыкновенно хорошенькую без того вычурного клоунского макияжа, с каким она появилась за ужином. Безупречное обнаженное тело было еще не до конца раскрашено.

Вторая фигура, видимо, представляла Сузанну Октавиан, путешественницу и первооткрывательницу новых земель. Она глядела слепыми глазами прямо на Ауру.

– Кто-то выколол ей старые нарисованные глаза. – Адам подошел к фигурам. – Я заменил их на стеклянные, но не знаю, какого цвета они были раньше. Поэтому они пока белые.

– Глаза у нее были голубые, – сказала София.

– Надо будет проверить в ее записках, не упоминается ли…

– У нее были холодные голубые глаза, – настойчиво повторила София. – Я думаю, у того, кто их выколол, были на то причины. Отец Эстеллы… он хотел, чтоб она замолчала. Он утверждал, что слышит голос Сузанны. Что она говорит с ним, когда он остается здесь наверху наедине с фигурами. Что она не дает ему покоя.

Адам поджал губы и кивнул.

Сузанна Октавиан была маленького роста, с узкими плечами и плоской грудью. Фигура была одета в мужскую одежду: брюки, сапоги и рубашку, а сверху сюртук. Длинные каштановые волосы свисали ей на спину – видимо, их приладили совсем недавно.

– Это человеческие волосы? – спросила Аура.

– Конские, – ответил Адам. – Я полностью обновил ей прическу: старые волосы свалялись и рассыпались при первом прикосновении.

– Она выглядит совсем девочкой.

– Лицо – слепок с оригинала, я только убрал трещины и выбоины, появившиеся от времени. Могло случиться, что при этом исчезла и морщинка-другая.

– Нет, – возразила София. – Именно так она и выглядела.

Аура подошла к фигуре поближе и стала рассматривать. Поперек горла шла трещина, как плохо зарубцевавшийся шрам: Адам приставил новую голову к старому туловищу. Выражение лица Сузанны, несмотря на ее очевидную молодость и страсть к приключениям, о которой рассказывала София, казалось вялым – в отличие от восковой Оды, светившейся задором.

– По ней не скажешь, что она разъезжала по всему свету в поисках сокровищ, – заметила Аура. – Лицо у нее какое-то сонное.

– Я не хотел ничего менять, – отозвался Адам. – Я изображаю то, что есть, – и ничего больше.

София подошла к фигуре и любовно погладила восковую щеку:

– Сузанна была не такой человек, который позволил бы обмазать себя гипсом – пусть и с благородной целью оказаться потом восковой фигурой на чердаке. Она была тщеславна, но в то же время страшно нетерпелива. При жизни она бы ни за что не позволила проделать с собой все это.

– Ты хочешь сказать…

– Слепок сделан с ее мертвого тела. Когда она умерла, вместо посмертной маски была изготовлена восковая фигура – первая среди фигур Октавианов.

Белые глаза казались теперь еще более безжизненными. София, напротив, улыбалась живой, юной улыбкой. Она воплощала все, чего не хватало слепой восковой фигуре.

– Многие утверждали, что она подписала себе смертный приговор, когда велела спилить носовую фигуру со своего корабля. После этого она еще трижды отправлялась на нем в плавание, и каждый раз кто-то из команды погибал от несчастного случая. В последний раз корабль попал в бурю недалеко от Куршской косы. Сузанна была одной из немногих, кто спасся. – София пожала плечами. – После этого она никогда уже не выходила в море.

Аура шла одна в ночи в сторону гостиницы «Кармелитска», глядя, как бежит перед ней тьма, словно зверь, который еще не решил, в какой подворотне ее подстеречь.

Неужто чернота из дворца Октавианов выбралась наружу раньше ее? София хотела проводить Ауру или хотя бы вызвать такси, но та решительно отказалась. Ей нужно побыть одной, подумать, переварить впечатления минувших часов и понять, как действовать дальше.

И вот она медленно бредет по ночным улочкам Мала-Страны, от одного светлого круга под фонарем к другому. Интересно, если посмотреть на этот узор света и тени сверху – не сложится ли он в систему, в тайнопись, которую может расшифровать лишь луна?

Аура не любила себя обманывать: она не могла отрицать, что гнездо мрака посреди дворцовой лестницы вывел ее из равновесия. Пусть ее отец и размышлял о связи алхимии и оккультизма, сидя в библиотеке под крышей, – саму ее спиритизм никогда не привлекал. Явления духов, спиритические сеансы и привидения интересовали ее разве что мимоходом.

Но как объяснить эти скопления черноты в закоулках дворца Октавианов? И почему София повела ее туда, если между похищением Джиллиана и странным семейством, живущим в этих облупившихся залах, нет никакой связи? Могло ли быть простым совпадением, что Северин Октавиан изготовлял часы? Тот птичий концерт из больших часов в столовой – был он первопричиной или случайно оказался прелюдией ко всем последним событиям?