А. Риддл - Пандемия [litres]

– Нет. – Десмонд быстро просмотрел страницы под письмом. – Будем исходить из того, что он наш союзник. Наверное, он и был моим информатором.

– Что делать? Вызывать Эйвери?

– Нет, – поспешно сказал Десмонд. – Сначала посмотрим, что тут написано, потом обыщем дом.

Пейтон согласилась, они присели на потертый диван в гостиной. Температура на улице в лучшем случае составляла пять-шесть градусов выше нуля, внутри, казалось, было еще холоднее. Маленький обогреватель не справлялся с задачей. Пейтон взглянула на очаг, однако решила, что дым привлечет лишнее внимание. Она попросту закуталась во взятое с дивана толстое одеяло и придвинулась поближе к Десмонду, чтобы и ему достался кусочек тепла.

Десмонд заглянул бывшей подруге в глаза. Пейтон угадала его мысли: все, как в Пало-Альто, в маленьком доме, в котором они жили пятнадцать лет назад. Они словно плавно возвращались в то место и время, когда были вместе, но события сегодняшнего дня не позволяли расслабляться. Она взяла стопку страниц и принялась читать.

Моего отца звали Роберт Мур. Он работал ученым в самое удачное время и в самом удачном месте для ученых – в тот самый момент, когда наука остановила войну и преобразила мир.

В тот июльский день 1945 года он поспал всего час, надел свой лучший костюм и отправился через пустыню на полигон. У пропускного пункта охрана заставила его выйти из машины, которую они тщательно обыскали.

Вся база была на нервах. На командном пункте начальник проекта был близок к обмороку. Генерал Лесли Гроувз несколько раз выводил его на свежий воздух, где они гуляли в темноте, под дождем, беседовали. Генерал уверял, что все пойдет по плану.

Около пяти тридцати утра начался обратный отсчет. Никогда еще в жизни Роберта секунды не текли столь медленно.

Сотрудники назвали устройство «Штучкой». Лучшие ученые умы, когда-либо собранные вместе, работали над ней полдесятилетия. В то памятное утро «Штучка» находилась на вершине тридцатиметровой стальной вышки, со всех сторон окруженной бескрайней пустыней. Командный пункт с учеными располагался от нее почти в шести милях. Даже с такого расстояния Роберт наблюдал за испытанием через затемненные очки для сварки. Пока шел обратный отсчет до нуля, он видел лишь непроницаемую тьму.

Сначала вспыхнул ослепительный белый свет. Вспышка погасла через несколько секунд, лица и руки обдало волной жара. Когда сплошная стена света померкла, Роберт увидел, как на месте взрыва поднимается и быстро растет огненный столб. За счет температурной инверсии облако образовалось на высоте выше пяти километров, что многие ученые считали невозможным. Через четыре минуты после взрыва облако поднялось в небо на десять километров, достигнув стратосферы.

Ударная волна докатилась до командного пункта за сорок секунд. Вслед за ней подоспел звук. Он напоминал отдаленный гром и несколько секунд перекатывался по ближним холмам, создавая ощущение надвигающейся грозы. Грохот был слышен за сотни миль вокруг, а вспышку видели с вдвое большего расстояния. Взрыв превратил в пыль стальную вышку, на которой была установлена бомба, оставив кратер диаметром почти в полмили. Железную трубу на бетонной подошве высотой пять метров, расположенную за полкилометра от взрыва, тоже как корова языком слизнула.

На командном пункте воцарилось молчание. Предшествовавшая испытаниям нервозность сменилась благоговейным трепетом. И неопределенной тревогой.

Словно выходя из транса, члены группы начали озираться вокруг, не зная, что делать дальше. Одни пожимали руки и поздравляли друг друга, другие смеялись, некоторые плакали. Но все поняли: после того, что произошло в пустыне Нью-Мексико, мир уже никогда не будет прежним.

Была взорвана первая ядерная бомба. Ученые надеялись, что она станет последней.

После возвращения в Лос-Аламос один из членов группы с бокалом в руке предложил тост: «За наступление атомной эры!»

Многие считали, что время праздновать еще не наступило. Большинство испытывало лишь облегчение, некоторые – страх.

Роберт впервые после испытаний взял слово:

– Да, в самом деле наступила новая эра. Мы дали миру то, чего у него прежде никогда не было, – возможность покончить с собой.

Никто не отважился возразить, и он продолжал:

– Сколько времени пройдет, прежде чем какой-нибудь безумец приобретет наше устройство и воспользуется им? Пять лет? Десять? Сто? Чье поколение станет последним? Наших детей? Или наших внуков?

Когда группа разошлась, начальник зашел вслед за Робертом в кабинет и прикрыл за собой дверь. Роберт уважал старика и доверял ему, тем более неожиданными стали для него слова начальника:

– Ты это всерьез сказал?

– Абсолютно. Мы открыли ящик Пандоры.

Начальник некоторое время молча смотрел на Роберта.

– Будь осторожнее в выражениях, Роберт. Не все люди здесь те, за кого себя выдают.

Не прошло и месяца, как Соединенные Штаты сбросили ядерную бомбу на Хиросиму.

Тремя днями позже вторая бомба упала на Нагасаки.

Число погибших, по разным подсчетам, составило от 129 до 246 тысяч человек.

Депрессия, всю жизнь по пятам преследовавшая Роберта, наконец победила. Когда он перестал выходить на работу, начальник сам пришел к нему домой.

– Ты все знал? – спросил его Роберт.

– Не во всех подробностях. Лишь то, что бомбы будут использованы для прекращения войны.

– Смерть этих людей на нашей совести.

– Иначе война тянулась бы еще несколько лет.

Роберт покачал головой.

– Следовало сбросить бомбу поблизости от Токио, чтобы взрыв увидел император и все столичные жители, а затем засыпать город листовками с требованием либо капитуляции, либо свержения правительства.

– Свержение правительств – грязное и непредсказуемое дело. Кроме того, на Токио уже сбросили столько зажигательных бомб, что число жертв ядерной бомбардировки поблизости от города не пошло бы с ними ни в какое сравнение. Только за два дня марта шестнадцать квадратных миль выжгли.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что решение, нравится оно тебе или нет, принято помимо твоей воли. Ты винишь себя, а зря. Шла война. Ты выполнял свой долг.

– Допустим. Но что делать с мыслью, что от меня больше ничего не зависит? Проект придавал моей жизни смысл, я верил в свое детище. Увидев тот ужас, который оно сеет, я понял, каким был идиотом. Ставки сделаны, гибель человечества лишь вопрос времени.

– А если я скажу тебе, что есть группа ученых и мыслителей, людей вроде нас с тобой из разных стран мира, которые разделяют твою точку зрения, считая, что человечество представляет угрозу само для себя? Что, если эта группа работает над вторым Манхэттенским проектом, технологией, призванной в будущем спасти весь род людской? Этим устройством будут управлять его создатели, мыслители, руководствующиеся исключительно общим благом, а не национализмом, религией или наживой.