Коллектив авторов - Новые марсианские хроники

И лишь когда командир с орбиты самым категорическим образом приказал прекратить работы и устраиваться на отдых, Натаниел и Берт разогнули натруженные спины. Небо было уже не розово-жёлтым, а тёмно-лиловым, в нём сверкали Фобос и Деймос, и россыпи звёзд, до которых никогда не суждено дотянуться человечеству — да и зачем? Звёзды были далеко, и с их звёздной точки зрения, перелёт с Земли на Марс — миллионы и миллионы километров! — был даже не шагом, не шажком, а так — ходьбой на месте в собственном доме…

В модуль возвращались, еле волоча ноги от усталости — не помогала и пониженная, по сравнению с земной, сила тяжести. Освободились от комбинезонов, поели и завалились спать.

А эти цуповские высоколобые решили рассказывать им сказки о Марсе! Чудесные, правда, сказки, великолепные, щемяще-нежные, лирические… но всё хорошо в своё время… не ночью же…

Мысли путались, и Натаниел, так и не выключив свет, вновь зарылся головой в подушку.

На нижнем ярусе заворочался Берт, пробормотал во сне:

— Луны закатились… Безлюдны каменные амфитеатры…

Модуль стоял посреди предутренней марсианской равнины, усыпанной ржавым кизеритом, и казался хрупкой игрушкой на фоне окружавших его древних сооружений, помнивших тех, кто жил здесь когда-то…

«И сильный ветер помчал песчаный корабль по дну мёртвого моря, над поглощёнными песком глыбами хрусталя, мимо поваленных колонн, мимо заброшенных пристаней из мрамора и меди, мимо белых шахматных фигурок мёртвых городов, мимо пурпурных предгорий и дальше, дальше…»

Натаниелу и Берту снились голубые призраки, голубые дымки — высокие марсианские песчаные корабли под голубыми парусами.

⁂

Перед ними возвышались двустворчатые ворота с массивными дугообразными ручками. Поверхность ворот отливала тусклым серебром. Сбоку от ворот, из темной, покрытой разводами мелких трещин, бугристой стены торчал длинный стержень толщиной с руку.

— Похоже на рычаг,— сказал Натаниел, осторожно прикоснувшись к стержню.— Дёрни за верёвочку — дверь и откроется…

— Раньше, может, и открылась бы,— заметил Берт.— А теперь — вряд ли. Не год ведь, и не десять лет…

Они выехали из лагеря ранним утром, получив «добро» от командира.

Было так же морозно и безветренно, как и накануне, слабо светило немощное солнце, с трудом выползая из-за горизонта, мелкие камешки вылетали из-под колёс марсохода и падали на ржавую поверхность равнины, выбивая из неё фонтанчики пыли. Натаниел вёл машину, а Берт сидел на соседнем сиденье и, щурясь, разглядывал плывущие навстречу одинокие обломки скал самых причудливых очертаний. Затем он расчехлил видеокамеру и начал съёмку.

До Сфинкса было два с лишним километра, но он закрывал своей громадой чуть ли не полнеба. Светлый прямоугольник под его «подбородком», почти у самой поверхности равнины, астронавты заметили ещё издалека, а когда марсоход подъехал ближе, они поняли, что это ворота. К ним вели несколько широких каменных ступеней, выраставших из грунта,— когда-то эта лестница поднималась высоко вверх, но за долгие века песчаные бури сделали своё дело, засыпая каменного исполина, в котором был увековечен облик то ли неведомого здешнего правителя, то ли божества, и теперь ворота оказались совсем близко к поверхности отцветшей планеты.

— И всё-таки попробуем дёрнуть за верёвочку? — предложил Натаниел. До этого они уже пытались открыть ворота: толкали их плечом, изо всех сил тянули на себя дверные ручки — но тщетно.

Он обхватил стержень ладонями и, поджав ноги, повис на нём всем телом, как гимнаст на перекладине. Берт, положив видеокамеру на занесённую песком каменную ступень, проделал то же самое. То отталкиваясь ногами от ступени, то повисая на рычаге, они старались раскачать его, вновь заставить работать древний механизм.

И наконец у них получилось!

Рычаг со скрежетом опустился, заставив их встать на колени, что-то защёлкало, зажужжало, словно невесть откуда налетел вдруг рой рассерженных пчёл,— и высокие серебряные двери с громким шорохом подались назад, открываясь, откатываясь на невидимых колёсах по дугообразным бороздкам, проделанным в каменном полу. Утренний свет устремился в застоявшуюся, спрессованную столетиями темноту, размягчил её — и почти сразу захлебнулся в ней.

Но ему на помощь тут же пришли лучи двух фонарей.

Поводя фонарями из стороны в сторону, астронавты осторожно вошли внутрь, а забытая видеокамера так и осталась лежать у входа.

Это был огромный пустой зал с высокими сводами — и дальние стены, и потолок терялись в темноте. Гладкая каменная поверхность под ногами была покрыта пылью, и шаги получались неслышными, как по первому мягкому снегу. Натаниел обернулся. За открытыми воротами расстилалась равнина, и вдали застыл их посадочный модуль, похожий на какое-то диковинное насекомое, приготовившееся к прыжку сквозь небеса,— и это летающее устройство вдруг на мгновение показалось Натаниелу странным и нелепым, из разряда предметов и явлений, находящихся по другую сторону, за чертой…

Он тряхнул головой, отгоняя наваждение, и повернулся к молча озирающемуся Берту. И вновь услышал…

«Город: хаотическое нагромождение розовых глыб, уснувших на песчаном косогоре, несколько поваленных колонн, заброшенное святилище, а дальше — опять песок, песок, миля за милей… Белая пустыня вокруг канала, голубая пустыня над ним…»

— О боже! — вздрогнув, выдохнул Берт.— Они там, что, с ума все посхо…— он запнулся на полуслове и ошеломлённо уставился на Натаниела, сообразив, что тут, внутри марсианского исполина, не может быть никаких земных записей.

— Ты понял, откуда идёт звук? — сдавленным голосом спросил Натаниел, вглядываясь в темноту зала.

— Н-нет…— Берт сделал шаг назад, к воротам.— Отовсюду, со всех сторон…

Натаниел легонько похлопал себя по лбу затянутой в перчатку рукой:

— Это у нас в голо…

Он не договорил.

«Столбики солнечных часов лежали, поваленные, на белой гальке. Птицы, парившие когда-то в воздухе, теперь летели в древних небесах песка и камней, их песни смолкли. По дну умерших морей широкими реками струилась пыль, и, когда ветер приказывал ей вновь воссоздать древнюю трагедию потопа, она вытекала из чаши моря и затопляла землю. Города, как мозаикой, были выложены молчанием, временем остановленным и сохранённым, резервуарами и фонтанами памяти и тишины.

Марс был мёртв…»

Секундная тишина — и шелестящие обрывки фраз начали осыпать застывших астронавтов, словно большие снежинки, словно хлопья чёрного пепла сгоревших времён, словно увядшие листья с деревьев вчерашнего дня.

«…под двумя холодными марсианскими лунами…

…на окраину дремлющего мёртвого города…