Коллектив авторов - Новые марсианские хроники

— У меня с собой санкция судьи. Всё по закону, милая,— вежливо отозвался Вольф.— К сожалению, у налоговой полиции есть веские основания считать, что вы укрыли от нашего взора солидную сумму, перекинув денежки на счета липового общества по разведению четырёхкрылых безотходных голубей. Но я готов закрыть на это глаза — разумеется, если вы немедленно вернёте в правовое пространство ваши деньги — так сказать, из уважения к вашим заслугам.

— Какие там заслуги? Это не я, это всё он,— она нервно показала на исполненный по памяти голографический портрет Реда, стоящий в стенной нише.

— Очень недурно,— Вольф Блитцер даже слегка прищурился, разглядывая голокартину.— Только нос, пожалуй, несколько великоват и загнут не в ту сторону.

— Откуда вы знаете, какой у него был нос?

— Интересно, а какой нос у вашего малыша, который щебечет в соседней комнатке? — ответил вопросом на вопрос Блитцер.— Ага, в вашем экзаменационном билете, девушка, есть ещё один вопросик. Как вы думаете, что представляет из себя Вечный Огонь у памятника первопроходцам Марса?

— Это святыня.

— Вот именно. Это святыня, поэтому она вне подозрений. Именно там находится горячий квантовый процессор, о существовании которого знают только те, кому приятно это знать. Гипер полностью распределён. Я его часть, также как и вы. Например, материнская плата гиперкомпьютера встроена в вашу замечательную головку.

Лицо Блитцера плавно изменилось а следом и его фигура, которая вытянулась и сузилась в плечах, отчего он приобрёл облик старого и уважаемого физика по фамилии Ома.

Сейчас Мама стала осознавать то, что раньше ей было осознавать запрещено, если точнее секретная информация вливалась в её сознание через нейроконнектор, по внутренней объектной шине.

Гиперкомпьютер открыл ей существование телепортационных трубок, связывающие наш мир с Ничем, с иной материей, которая не имеет ни иерархического строения — деления на молекулы, атомы, лептоны, кварки — ни стрелы времени. Это просто математический объект с двадцатью тремя свернутыми измерениями, нестабильно проецирующимися в нашу трехмерную реальность. Мама узнала, что в это Ничто по принципу «коромысла» была заброшена бластула. Всего лишь порция нашей материи, в которой особо плотным образом была записана информация о нашем мире, обществе, людях и тэдэ. И хотя мы не знали и не знаем, что ТАМ, но ОТТУДА нам прислали Реда. Значит, там по крайней мере есть ум.

— А не пора ли нам разобраться с этими налоговыми киллерами? — сказал симулант Ома и хитро подмигнул.

Я проснулся сегодня утром в одном довольно-таки странном месте. На каком-то вокзале, только, кажется, это был космический вокзал. Вокруг было огромное количество людей, которых я никогда раньше не видел. Я сказал:

— Объясните мне, пожалуйста, кто вы такие и как я сюда попал.

Они мне ответили:

— Вы на Марсе, и мы все — марсиане.

Межгалактический проходимец приезжает на одну планету и поселяется на ней. Он не находит в ней ничего особенного, планета во многом похожа на Землю и называется Марс. Проходимец был когда-то выходцем с Земли, но он так давно уже путешествовал между звёздами, что сам порядком подзабыл, кто он такой и откуда. И он так плохо знал межзвёздную географию, а, по правде говоря, никогда даже не интересовался ею. Его интересовало только, что эта планета была очень удобна для житья, жители не то чтобы во всём уступчивы, умеют быть твёрдыми иногда, но, в общем, могут очень хорошо ладить и обладают одним очень важным свойством: они всегда находят выход из любой даже довольно запутанной конфликтной ситуации.

Он некоторое время живёт в городе, во многом просто очень похожем на Нью-Йорк Сити. В Нью-Йорк Сити он раньше жил с родителями, когда-то давно, когда ещё был маленьким мальчиком. Однажды они вместе с родителями гуляли на природе в лесах штата Нью-Йорк, и там он впервые увидел межпланетный корабль, то есть летающую тарелку. Из тарелки вышли межгалактические бандиты, и они украли маленького мальчика и воспитали его, как своего.

И вот теперь проходимец привык к законам межгалактической жизни, и он живёт на планете Марс и снимает себе комнату на чердаке с одной довольно симпатичной девочкой. Но потом у них происходит конфликт, да такой, что как девочка ни старается, никак его не разрешить, девочка хочет то ли уходить к кому-то другому, то ли ей нужно уезжать из этого города, то ли ей просто с ним наскучило, короче, она собирается уйти от него, и она считает, что со всех сторон она имеет на это право.

Проходимец глубоко возмущён. Ему не столько даже нужна она, сколько у него исключительно властный характер, ему нужно, чтобы все его слушались, он так привык, особенно женщины, он знает, он умеет заставить людей слушаться себя, особенно женщин, у женщин вообще инстинкт послушания, заставить их слушаться ничего не стоит. Проходимец не может, если его не будут слушаться, это против его натуры, особенно женщины, он должен заставить их всех слушаться себя беспрекословно, это его инстинкт.

Он говорит: — От меня, вообще-то, никогда ещё женщины не уходили.

Она, видно, не поняв, качает головой: — Ну что же, это значит только то, что я буду первой…

Она, видно, просто во многом не понимает, о чём речь. Она чего-то явно недопонимает, но ему это всё равно, он не собирается разбираться в тонкостях её души.

Он говорит: — Ты, наверно, не понимаешь. Я тебе говорю: от меня ещё никогда не уходила ни одна женщина.

Она пожимает плечами, берет свой мешок с заранее уложенными вещами и, не оборачиваясь, направляется к двери.

Он говорит: — Погоди! — и расчехляет нож. Широкое лезвие блестит при тусклом электрическом свете.

Она оборачивается: — Боже мой, какие глупости. Ты же всё равно никогда не сможешь это сделать!

И тянет уже на себя ручку двери.

Проходимец, вскипая: — Это почему ещё, интересно, не смогу!

На этот раз он действительно не понимает. Может быть, этой студенточке и невдомёк, или же она о нём неправильного мнения, не понимает, что он такое, никогда не сталкивалась ни с чем подобным. Может быть, уголовников в её жизни вообще и не было, он не может сказать. Но замочить хорошего человека для него раз плюнуть. Он не очень-то много раз пробовал, нечасто приходилось, но несколько раз однако же, и каждый раз это проходило у него без малейших нравственных затруднений. Он не сомневается, что хорошего человека замочить он всегда может и всегда готов.

Не понимая, что, собственно, мешает ему так поступить, он достаточно спокойно втыкает обернувшейся студенточке нож снизу под рёбра. Ну что же, с одной стороны, жалковато, первоначально это в намерения его не входило, тратить её молодую жизнь.