Алексей Чайка - Крепость Луны [СИ]

— Берите пирог с яблочным вареньем.

— С чаем самое то. Спасибо.

Рыцарь залил насыпанный чай кипятком и вздохнул.

— Кажется, мы слишком размолчались. Не хотите ли узнать кое-что о моём прошлом?

Я пожал плечами.

— Я не любопытен. Если же вам хочется рассказать о себе, расскажите, я не против и с удовольствием послушаю.

— Я считаю несправедливым то, что я знаю о вас многое, а вы обо мне — почти ничего. Берите чашку и не удивляйтесь: я был в разбойничьей шайке.

Этого-то я и ожидал: борец за справедливость с тёмным прошлым. Сколько их таких?

— Родители мои умерли с горя, потому что я был их единственный сын, а имение, оставшееся от них, я прокутил, — продолжал Рыцарь ровным голосом. — Я грабил, насиловал и убивал вместе со всеми, но, как это часто бывает, однажды понял, что живу не так, как следовало жить, и что мне стыдно смотреть людям в глаза. Меня стала мучить боль в сердце, вина душила. В одну из тёмных ночей я бежал из шайки. Пустили погоню, решив, что я захотел предать их жандармам. Я убил четверых, долго прятался, пока не отыскал одного старца. Он объяснил, что грехи можно замолить тяжёлыми испытаниями. Он назначил наказание, вроде епитимии: я буду страдать от солнечного света, пока не спасу ночью сто семнадцать душ. Вы — сто третий, то есть мне осталось не так уж много.

Рыцарь скромно, будто стесняясь, улыбнулся. Я был довольно сильно потрясён его откровением.

— Неужели ещё есть такие старцы? — спросил я.

— Не много их, но, как видите, они есть. И поверьте, старец Авенир много знает, а не только выслушивает россказни мелких людишек, вроде меня, о своих мерзких преступлениях.

— Значит, если у меня будут вопросы, я могу обратиться к нему?

— Обратиться к нему с вопросами? — засмеялся Рыцарь. — Вероятно, я плохой рассказчик, потому что вы неверно представляете себе старца Авенира. Он прост, как степь, но горд, как скала. К нему за простым советом не придёшь. Для встречи с ним должна быть веская причина. Если поймёте, что причина такая появилась, ищите меня, и я укажу путь.

— Это возможно?

— Да, — Рыцарь наклонил голову и вынул из кармана тёмный плоский камешек. — Возьмите это и бросьте, когда понадобится помощь. Я приду во сне или наяву.

— Благодарю вас, Рыцарь.

— Ладно, уж очень поздно. Я схожу ещё за хворостом, а вы ложитесь.

Наши взгляды пересеклись, и веки у меня отяжелели.

— О, вы заставляете меня спать, а сами говорите, что не можете пользоваться заклинаниями! — воскликнул я заплетающимся языком.

— У меня несколько иные силы, — сказал Рыцарь и, поднявшись, ушёл за хворостом.

А я неловкими движениями сполоснул чашки и спрятал их в сумку, потом собрал бумаги, в которые заворачивалась еда, и положил их в огонь. И, наконец, подстелил под себя одну сторону полушубка, укрылся другой и не забыл заклинанием увеличить толщину меха.

Голова была чиста от мыслей. Последнее, что я слышал, — это тихие, неразборчивые слова Рыцаря, обращённые к своему коню.

А слова, как мне потом удалось выяснить, были весьма любопытные:

— Знаю, знаю, нам пора. Мы скоро уйдём, Лир. Но пусть наш собеседник уснёт покрепче. Пусть набирается сил: завтра он сильно удивится!

— Ой! — воскликнул кто-то высоким девичьим голоском.

Я пошевелился и попытался натянуть на себя заиндевевший полушубок.

— Погляди, Зоя, там спит какой-то господин!

— Я… я боюсь! — выкрикнула в ответ другая девчушка.

Не открывая глаз, я подумал про себя, что столь чёткие, живые фразы едва ли могут сниться, а следовательно, они доносятся из яви. Скорее всего, несколько молодых сударынь, прогуливаясь, набрели на меня утром. Странным казалось то, что Рыцарь не предупредил о близости деревни, да и я сам вчера ночью не заметил огни.

— Я побегу, расскажу старшим.

Но девчушка убежать не успела. Её заворожили и лишили возможности бежать мои движения: я резко сел, протёр глаза и огляделся.

— Маша, отойди. Надо рассказать старшим.

— Дура ты! Не видишь? Он же проснулся! — крикнула Маша.

— Вдруг бросится.

— Пугливая ты, тебя никто до сорока лет и на сеновал не затащит, — хмыкнула Маша, не сводя с меня глаз.

Тем временем голова моя была занята поиском ответа на один простой вопрос: где я нахожусь? Местность вокруг была неузнаваема. Впрочем, это не удивительно, ведь ночью фантазия рисует пейзажи даже более живописные, чем они есть на самом деле.

— Простите, сударыни, — заговорил я и поднялся.

Должно быть, я сделал движение чуть резче, чем следовало бы сделать в присутствии столь пугливых существ, поскольку одна из девочек по имени Зоя подхватила пальтишко и бросилась наутёк.

— Простите, — повторил я с чувством, теперь обращаясь к одной лишь Маше, которая героически стояла на одном месте и не делала никаких движений, показывающих намерение совершить побег; лишь только в глазах пылал страх, поддерживаемый искорками любопытства. — Простите, я ничего плохого вам не сделаю, я хочу лишь спросить лишь, где нахожусь.

— Как где? — удивлённо переспросила Маша, тряхнув головой. — Разумеется, возле нашей деревни!

Я не смел сделать лишнего шага.

— Это очень хорошо, просто замечательно, я столько лет мечтал оказаться возле вашей деревни. Только скажите, сударыня, как зовётся ваша деревня?

— Савкина.

Я оцепенел от неожиданности, но потом повернулся кругом и свободным ото сна взором окинул местность. Я не мог с уверенностью утверждать, что заснул не там, где проснулся. И, однако же, до меня как будто доносились обрывки фраз и далёкий стук молота, а рядом с распахнутым полушубком, из которого я только что вылез, лежала только сумка: ни остатков костра, ни следов от лошадиных копыт.

«Ай да Рыцарь ночи!»

— Вы уверены, сударыня?

Маша хмыкнула и обижено бросила:

— Я здесь живу, стало быть, знаю, — и двинулась прочь.

— Подождите, подождите! — заторопился я и побежал за ней следом.

Девочка оглянулась и остановилась. Теперь не только в глазах, но и на её лице, потерявшем обиду и серьёзность, читался страх.

— Вы не подскажите, живут ли у вас Кожевины?

— Кожевины? Да, живут, конечно. Я слышала, улицу не помню, дом — тем паче.

— Спасибо… Маша.

Девочка распахнула глаза.

— Откуда вы знаете, как меня зовут?

— Ваша подруга Зоя в разговоре с вами употребляла это имя, стало быть, вас и зовут Маша.

— Хм, — и важно пошла прочь.

Я поглядел ей вслед с иронической улыбкой. Сама не Бог весть что, а уж про себя думает, что королева мужских сердец.

Савкина оказалась деревней очень крупной, с множеством улиц, мельницей у реки, амбаром для хранения зерна и длинным рядом лавчонок, где в одних продавалась различная утварь, верёвки, дёготь, в других — продукты, в третьих шились лапти, валенки, меховые одежды и пышные наряды для невест. Главные улицы здесь были вымощены булыжником, по которому бренчали повозки и шагали туда-сюда прохожие.