Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Перуанское Сокровище [litres]

– Юный Суини?

– Нет. Тот, кто кричал птицей наподобие ворона под окнами вашего дома. Вы ведь слышали крик?

– Да, он-то меня и разбудил, но, когда все началось, я напрочь забыл об этом.

– Любопытно, – протянул Дюпен. – Если у Суини имелся сообщник, его птичий крик дал мне знать: что-то неладно, и это с его стороны было крайне неловко, однако ж, если он последовал за нами в таверну, ему хватило сноровки остаться невидимым. А если помощник этот следит за нами до сих пор, он и вовсе – словно бесплотный дух.

Вглядевшись в окружавшую нас темноту, я не увидел никого, кроме тех двоих, что наняли юного взломщика, дабы проникнуть в мой дом. Еще минута, и оба скрылись за дверцей в каменной стене, окружавшей темную громаду Церкви Святого Августина.

Воскресенье, 17 марта 1844 г.

– В строю их было девятеро, и каждый почти десяти футов ростом. Они протянулись цепью по самому краю обрыва – ужасающие великаны, обращенные в камень, однако готовые пробудиться, буде кому-нибудь вздумается угрожать их неприступному горному королевству. Высокий крутой утес служил им превосходной защитой от мародеров, и в то же время – идеальным пунктом для наблюдения за городом и его жителями.

Я, как уж мог, старался передать изумление и восторг Диего Фернандеса при виде чачапоясского города, описанного в его « Las Costumbres de la Gente de las Nubes », но, пребывая в священных стенах Академии Естественных Наук, описать столь дикое и странное место подобающим образом нелегко. Прийти сюда нам с Сисси предложил Дюпен: как известно, именно здесь хранилась крупнейшая и при том самая полная с таксономической точки зрения орнитологическая коллекция в мире. Мы шли от витрины к витрине, и я продолжал пересказывать то, что прочел в древнем томе.

– Исполинские фигуры поразили воображение Диего Фернандеса, и он вознамерился осмотреть их поближе. Сопровождаемый еще несколькими бесстрашными первопроходцами, вскарабкался он на утес и увидел, что одна из статуй значительно повреждена. Благодаря этому он сумел разглядеть, что эта статуя – и не статуя вовсе, а саркофаг. Внутри находилось мумифицированное тело, обернутое пеленами, сотканными из шерсти и хлопка, а поверху обмазанное глиной. Над мумией был сооружен деревянный каркас наподобие птичьей клетки, покрытый многими слоями глины пополам с соломой, образовывавшими фигуру великана, а роспись, выполненная на ней сепией и охрой, изображала узорчатые церемониальные одежды. Все это навело Фернандеса на мысль, что каждый из великанов хранит внутри мумию, и что сии величественные саркофаги строились здесь же, на месте.

– Описанные им фигуры явно идентичны тем, о коих пишет в своем дневнике Иеремия Мэтьюз, – сказал Дюпен. – Весьма вероятно, Эндрю Мэтьюз или же тот, кто организовал экспедицию тысяча восемьсот сорок первого, читал Фернандесову книгу, « Las Costumbres de la Gente de las Nubes », и воспользовался ею в поисках этого места – во всяком случае, именно так полагал ваш друг отец Кин, если спрятал эту книгу для вас. Ну, а Иеремия Мэтьюз – возможно, по карте, возможно, с тем же отрядом, что сопровождал к затерянному городу Мэтьюза-старшего – повторил отцовский путь.

Тут Дюпен сделал паузу, дабы внимательнее рассмотреть витрину с множеством шкурок попугаев, привезенных из Южной Америки. Каллиграфическая надпись сообщала, что перед нами – самое полное собрание образцов птиц, обитающих в Андах, какое только имеется в коллекциях орнитологов.

– Да, Дюпен, это вполне похоже на правду. Согласно Фернандесу, туземные жители знали о разрушенном городе и его гробницах, но опасались, что статуи исполинов – это чачапоясские боги, жаждущие мести за разорение города. Вдобавок они верили, будто в тех местах обитают опасные неземные создания. К примеру, в озере под колоссальным водопадом якобы живет светловолосая наяда, что проклянет всякого, отважившегося искупаться в этих водах.

– Возможно, на самом деле проклятие постигает тех неосторожных, кто, увлеченный течением в водопад, рухнет вниз? – заметила Сисси.

– Ты снова читаешь мои мысли, дорогая, – с улыбкой сказал я. – Прошлой ночью, после чтения этой книги, мне снилось, будто я чуть не упал в этот водопад.

– Суеверия нередко рождаются из страшных сказок, служащих предостережением, – подытожил Дюпен, подводя нас к новому шкафу с чучелами птиц, на сей раз – азиатских. Здесь он прервал свои бесконечные блуждания, остановившись возле изящного белого журавля на одной ноге и приглядевшись поближе к пояснительному ярлыку.

– Leucogeranus leucogeranus [38] Стерх, белый журавль ( лат .). , – прочел он вслух. – Обитает в Сибири, зимует в Китае. – Он повернулся к нам. – Наблюдать эту птицу в Перу Эндрю Мэтьюз никак не мог.

– Эта птица тоже изображена на страницах дневника Эндрю Мэтьюза?

– Именно. Ваш друг-священник был прав. В дневнике Эндрю Мэтьюза был описан целый ряд птиц, которых невозможно встретить в чачапоясском регионе.

– У Дюпена феноменальная память, – пояснил я Сисси. – Всего один раз увидит что-либо – человека, место, страницу книги – и сможет описать так, точно все это до сих пор перед его глазами.

– Какой замечательный дар! – восхитилась жена.

– Весьма полезный, когда столкнешься с загадкой, но без искусства дедукции несущественный, – сказал Дюпен. – Прошу вас, По, продолжайте. Что обнаружил этот испанец?

– Фернандес пишет, что статуи загораживали собою отверстие в скале. Войдя внутрь, он и его люди оказались в пещере, украшенной странными росписями в том же стиле, что и саркофаги – порой геометрическим орнаментом, порой же примитивными изображениями животных: ягуаров, змей, колибри, орлов, кондоров.

– Наподобие изображенных возле странного дерева с множеством птиц из дневника Эндрю Мэтьюза? – удивился Дюпен.

– Да, по описанию похоже, – подтвердил я.

– Любопытно, – пробормотал Дюпен. – Следовательно, этот рисунок – не просто творческая фантазия, но указание на нечто, обнаруженное мистером Мэтьюзом во время экспедиции, тем более что Мэтьюз-младший решил захватить его с собою в Перу.

– Мы с отцом Кином именно это и обсуждали. Он полагал, что все изображенные на нем птицы обитают в Перу, и дерево также относится к перуанской флоре.

– Так и есть, – подтвердил Дюпен. – Это Schinus molle , перуанское перечное дерево. Эндрю Мэтьюз наверняка был с ним прекрасно знаком. Испанцы привезли его в Европу в качестве декоративного и ради ягод, используемых как пряность. А перуанцы делают из ягод перечного дерева горячительный напиток. Будучи там, я его даже пробовал.

– И как? Рекомендуете? – улыбнулся я.

– Только не тот урожай, – улыбнулся в ответ Дюпен. – Тем более ученые пишут, что инки использовали эти ягоды для мумификации покойных.