Ольга Дэкаэн - Прогнившие корни.

Глава 7 12 ноября 2016 год. Семь дней до расплаты. Ей необходимо было получить хоть какие-то ответы. Ответы на вопросы, которые не отпускали её ни на минуту, давили на неё всей своей тяжестью, словно хотели подмять под себя. Словно тот грузовик на снимке с газеты неумолимо приближался и ещё секунда, и он раздавит, уничтожит. Лана почти физически чувствовала этот груз, все эти не разгаданные тайны, недомолвки, словно что-то жуткое и непонятное преследовало её, теперь даже ночью. Она плохо спала, просыпаясь по несколько раз за ночь, вся в поту и с ощущением надвигающейся беды. И среди всего этого хаоса чувствовала себя, как никогда одиноко. Ей нужна была поддержка, уверенность, что ей верят и это не плод её больного воображения. Всё, что ей удалось узнать о прошлом её семьи, требовало хоть какого-то разъяснения. Её так и подмывало рассказать всё тому, кто поймёт. Единственному человеку, который был рядом все эти годы. Человеку, которому она безгранично доверяла. «А что, если тот ненормальный библиотекарь прав? — терзалась она. — Что, если дядя причастен к исчезновению своего племянника?» За последние дни на неё обрушилось такое количество информации, что она уже по-другому взглянула на то, что поначалу казалось лишь странным. Припомнила, как часто дядя просил о чём-то Агату, спорил с той, запираясь в кухне. Только вот маленькая Лана не знала причин. Сейчас было всё иначе и от этого не легче. Если бредням бывшего сокурсника Яна она не поверила, то мысли о причастности Агаты всё чаще посещали Лану. И чтобы хоть как-то прояснить ситуацию, она отправилась туда, где постоянно пропадал её дядя. Судя по его машине на парковке, тот был на своём рабочем месте. Она миновала железные ворота, с огромными буквами «Вальтман» над входом и несколькими каменными табличками с пояснениями. Историю шахты Лана знала наизусть. Та была основана в 1797-ом году, когда на земле, принадлежащей семейству Вальтман, была найдено богатейшее месторождение каменного угля. Благодаря этой находке и была открыта шахта, названная по фамилии владельца земли, и довольно в короткий срок его семья стала одной из богатейших в страны. Вековая история шахты насчитывала десятки несчастных случаев. Несколько сильных пожаров, произошедших по причине несовершенной системы вентиляции и использования масляных ламп, и унёсших жизни многих шахтёров. Многочисленные случаи обвалов, после которых людей удалось достать на поверхность не сразу — к тому моменту некоторые были уже мертвы. Но самым ужасным было использование детского труда на труднодоступных участках. Шахтёры гибли, их семьи голодали, а владельцы месторождения лишь богатели. Местные жители, в основном состоящие из безграмотных бедняков, искали объяснения несчастным случаям и находили их в мистике. Поговаривали, что Вальтманы были прокляты, а вместе с ними и всё, что им принадлежало. Лана знала, что многие верят в это и по сей день. Часто туристы, да и сами работники музея упоминали о странных звуках, которые доносились из туннелей. Люди говорили, что это призраки шахтёров, которые так и остались погребёнными заживо в завалах шахты. Вальтманов ненавидели! Часто в их сторону летели самые ужасные оскорбления, на которые только был способен человек. Их проклинали. Но больше всего им завидовали: их успеху, их деньгам, их, казалось бы, беззаботной жизни. К 1924-ому году шахта перестала приносить прибыль, её законсервировали, поставили тяжёлые железные ворота и забыли на долгие годы. Углубляясь по тоннелю, ведущему в большой зал, Лана вспомнила записи Агаты о том, что семья мужа Мэри практически банкроты. Но шестьдесят лет спустя было решено открыть музей. Александр Вальтман, как единственный, оставшийся из всего рода, дал своё разрешение и поддержал инициативу внушительной суммой. Всё было сохранено в первоначальном виде: туннели с техникой, которую оставили на своих местах рабочие перед закрытием и их орудия труда. Никто не рассчитывал на то, что музей в будущем будет иметь такой успех. Туристы со всего мира приезжали посмотреть на лабиринт, вручную вырубленный руками рабочих, на предметы быта и инструменты, найденные в заброшенной шахте. Лет с пяти она была постоянной гостьей в этом удивительном месте. Ян в то время только примерил на себя должность директора музея и часто проводил экскурсии для местных школ. Рассказывал, как добывали уголь, как его перерабатывали, поднимали на поверхность. Водил по тёмным, заброшенным штольням, в которых пахло пылью и чем-то ещё едва уловимым — вечностью и какой-то обречённостью. И сейчас спускаясь по ступеням вниз, Лана будто попала в совершенно другое измерение. Она и забыла это ощущение нереальности, этот трепет перед открывшимся подземным миром. Даже воздух здесь казался иным, не таким, как на поверхности — спёртым, словно где-то там, очень глубоко всё ещё работали люди, выдыхая из своих лёгких все тяготы того времени. Проходя мимо одинокой фигуры скучающего охранника, она, наконец, вошла в большой зал. Он был пуст. На высоте четырёх метров с потолка свисали огромные лампы, рассеивая жёлтый свет, явно не достаточный для освещения помещения такого размера. Но Ян говорил, что это делалось специально, так создавалась нужная для туристов загадочная атмосфера. Вдоль стен — витражи заполненные техникой и инструментами. И каждый мог увидеть то, чем работали шахтёры в разный период времени: ржавые лопаты, кирки, старые фонари, истлевшая одежда, мятые каски, которые сотню раз спасали чьи-то головы. Лана знала каждый уголок этого зала, практически каждую вещь, принадлежавшую когда-то шахтёрам, но она была и свидетелем того, что не предназначалось взгляду туриста. Больше всего ей нравилось бродить по узким, тёмным штольням, в которых всё оставили так, как было прежде. Она и сейчас, без карты, помнила многие из тех узких проходов. — Лана! Почему ты не предупредила, что заглянешь? К ней спешил её дядя и его голос эхом разносился по залу, разбиваясь о каменные стены. Конечно же, сидящий на входе охранник, уже успел предупредить о её появлении. Удивлённый взгляд не оставлял никаких сомнений — появление племянницы было для Яна полной неожиданностью. — Привет. Я не вовремя? — спросила она, высвобождаясь из объятий. — Не говори глупости, — на секунду рассердился Ян, но тут же улыбнулся. — Пришла посмотреть на новые экспозиции? Можем прогуляться чуть позже... — Я хотела с тобой поговорить, — оборвала она поток дядиной речи. Он пристально взглянул на неё и, кивнув, повёл в свой кабинет. Здесь ничего не изменилось за годы её отсутствия. Всё те же удобные низкие кресла, разделённые столом тёмного дерева. Те же неотёсанные, каменные стены, как и в большом зале. По сути это было «карман» выдолбленный прямо в породе. Позже его расчистили и сделали комнату, впоследствии ставшей кабинетом Яна. Её взгляд выхватил фотографию в рамке на столе: Агата, она сама и в середине Ян. Все улыбались, даже старая женщина, что на памяти Ланы случалось крайне редко. Она прекрасно помнила тот день. Юбилей Агаты — её семидесятипятилетние. Ей самой тогда исполнилось пятнадцать. Через год она сбежала... В одном из кресел сидел посетитель. Дорогой костюм, пальто, небрежно перекинутое через спинку кресла, серебряные нити в светлых волосах, прямой нос и квадратный подбородок с ямочкой. «Хоть прямо сейчас на телевидение», — подумала она, переступая порог кабинета. Гость просматривал бумаги, слегка вывернув голову по каким-то неестественным углом, но как только увидел вошедших, небрежно бросил бумаги на стол. — Прошу прощение. Семейные дела, — пояснил Ян, давая понять, что прерванный разговор придётся перенести. — Ничего бывает, — вкрадчиво произнёс гость, с нескрываемым интересом разглядывая Лану. — Это моя племянница — Лана. Девочка, а это... — Ксандр, — перебил Яна гость, но руку не протянул, чему она была только рада. — Ваш дядя о вас много рассказывал. Надолго к нам? — Пока сама ещё не решила. — Понятно... Ну не буду вам мешать, — сказал он и, перекинувшись с Яном парой фраз, вышел. — Кто это? — спросила она, когда они остались одни. — Правая рука Александра Вальтмана, — пояснил дядя, складывая в стопку разбросанные на столе бумаги. — Нужно было решить кое-какие административные вопросы, связанные с музеем. — А что старик уже сам не ведёт дела? — Нет. Уже больше года... Так о чём ты хотела поговорить? — спросил Ян, опускаясь в кресло, и жестом приглашая занять место напротив. — О моём брате, — просто сказала Лана. Она видела, как на её глазах он меняется: как его взгляд темнеет, как руки, перебирающие стопку бумаг, застывают в воздухе, как меняется его лицо и как он ссутулится. «Хорошо, что он сидит. — Отрешённо подумала она, устраиваясь в кресле. То ещё сохранило тепло прежнего посетителя. Шок на лице Яна, постепенно сменился смирением. Его плечи опустились, словно он понял, что попал в капкан и молчать уже нет смысла. Сдался. — Откуда... Как ты узнала? — Из дневника Агаты. Он приподнял брови от удивления. — Она вела дневник? — Да. И довольно долгое время. Ты не знал? Он лишь покачал головой, снял очки и пальцами начал массировать переносицу, словно старался унять возникшую головную боль. Лана ждала. Она понимала, что ему нужно время, чтобы собраться с мыслями. — И что же ты хочешь от меня? — устало произнёс он, наконец, придя в себя. — Правду. Я хочу знать, что собой представляло моё «любящее» семейство. В дневнике довольно подробно описана моя мать, которая постоянно пила и трепала нервы, так же есть много записей и о брате. — Тебе этого недостаточно? — горько усмехнулся Ян. — Нет. Мне нужно, чтобы ты прояснил некоторые моменты. — Ну, про Клару я немного могу сказать. Мы не были дружны в детстве, росли каждый по себе. У меня свои интересы, у неё свои. Она хорошо училась, подавала надежды, потом встретила того парня... отца Николаса. Думаю, это он пристрастил её к алкоголю, а позже просто сбежал. Тогда-то Клара и начала сильно пить. Когда родился твой брат, она просто исчезла и Агате пришлось взять воспитание Николаса на себя. Понимаешь, Клара была не слишком хорошей матерью ни для твоего брата, ни для тебя. Я помню только, что она часто сбегала, пропадая где-то месяцами, а то и годами. После очередного возвращения, я от Агаты узнал, что та опять ждёт ребёнка. Я попытался вразумить твою мать, но она упёрлась. Возможно, мне не стоит тебе этого говорит, — замялся он, — но твоя бабушка была уже в таком возрасте, она не потянула бы двоих детей, а от Клары толку было мало. Но она только твердила о том, что если решиться на такое и об этом узнают... — Кто узнает? — нахмурилась Лана. — Возможно твой отец, — пожал он плечами. — Это единственный раз, когда она заговорила о своём прошлом. Я даже представить себе не могу, кем был человек, с которым она жила до своего последнего возвращения домой. — Значит, своим появлением я должна быть благодарна своему папаше? — Лана... — тяжело вздохнул мужчина, — срок был уже большим, к тому же, как меня уверяла твоя бабушка, Клара вроде бросила пить. Только я не верил в то, что это её состояние продлится вечно. Так и произошло! Твоя мать в скором времени принялась за старое. Потом родилась ты, и вроде бы всё началось налаживаться, но тут, как гром среди ясного неба, пропал Николас. Сначала Агата искала сама, но позже позвонила мне. Я примчался сразу же, и мы продолжили поиски вместе. Но он как сквозь землю провалился, никаких следов. Мы уже были в отчаянии, когда отправились в полицейский участок. — Ты ходил с ней в полицию? — удивилась Лана. Новак и словом не опомнился о том, что с Агатой тогда был Ян. Вспомнила слова библиотекаря, и сомненье вновь кольнуло её. — Ходил, — кивнул Ян. — После заявления Агаты полиция начала поиски. Перевернули весь дом в поисках хоть какой-то зацепки. Искали хоть что-то, что могло навести на след. — Что искали? — подалась она чуть вперёд. — Ну, понимаешь, Николас всегда был в центре внимания, а тут твоё рождение. Все переключились на малютку Лану... Это может показаться странным, но дети довольно часто ревнуют родителей к младшим в семье, а у него ведь даже матери толком никогда не было. Полиция считала, что он просто сбежал и прячется где-то неподалёку, надеясь, что взрослые заметят его отсутствие и, наконец, обратят на него внимание. — Он мог так поступить? — Да, мог,— после не долгой паузы подтвердил дядя. — Я и Агата обсуждали это, незадолго до этого происшествия. Она говорила, что волнуется за него, что Николас стал проявлять агрессию, был жесток со сверстниками, огрызался, если ему делали замечание. Я просил твою бабушку не волноваться, постепенно бы это прошло, он смирился бы... Правда была неприятна. Она своим рождением забрала то немногое, что когда-то принадлежало её старшему брату. Лишила его любви и внимания со стороны взрослых и эта несправедливость делала несчастным маленького мальчика. — Поиски продолжались и днём и ночью, — говорил Ян, не замечая её состояния, — но так ничего не дали. Агата была в таком состоянии, что мне порой было страшно оставлять её одну. Она будто пребывала в трансе: ничего вокруг не видела и не слышала, часами сидела в своей комнате, даже есть перестала. Я пытался до неё достучаться, но не мог. Она замкнулась на своём горе. Понимаешь, Николас был ей, как сын. Твою бабушку вся эта история очень сильно подкосила и морально, и физически. Позже, когда её осматривал кардиолог, сказал, что она перенесла инфаркт на ногах. Я даже представить себе не могу, что творилось у неё в душе. — А что моя мать? — перебила его Лана, не желая больше слушать об Агате. — Клара на какое-то время остепенилась, — тяжело вздохнул Ян. — Ей что-то мерещилось — какие-то заговоры. Она, несомненно, как мать тоже скорбела по Николасу, но утешение она, по старой привычке, вновь находила в бутылке и это только сильнее нагнетало обстановку в доме. В то время я почти каждый день навещал вас и всё это видел своими глазами. Ян надолго замолчал, словно переживая тяжёлые моменты тех лет заново. Его взгляд был направлен вглубь своей памяти. — Что было дальше? — пытаясь заглушить в себе душевную боль, спросила Лана. Она понимала, что ей, во что бы то ни стало необходимо выяснить всю правду, а жалеть себя, сетуя на несправедливость судьбы, она станет позже. — Постепенно Агата пришла в себя. У неё ведь была ты, и ей приходилось помнить об этом постоянно. Да и случай с Кларой поспособствовал. — Какой случай? — Я думал, ты читала дневник? — склонил он голову чуть вправо. — Видимо Агата записывала не всё, — пожала она плечами. — Так какой случай? — Клара пыталась покончить с собой, перерезала себе вены. — Ян видел шок на лице племянницы, но продолжил. — Раны были так обширны, словно она не просто хотела умереть, но и отрезать себе кисти. Совсем спилась. В больнице сказали, что если бы скорая приехала позднее, спасать было бы уже некого. — Так значит, её спасли? – Лана не знала радоваться этому или нет. — Да. Она пролежала в местной больнице где-то около трёх недель, может чуть больше. — Когда это произошло? Ты можешь вспомнить дату? — Приблизительно через месяц после пропажи твоего брата. Точнее не скажу. Лана задумалась. Время как раз соответствовало молчанию Агаты, которая не вела свой дневник с конца сентября по декабрь. На неё столько навалилось, что просто не было сил переносить всю накопившуюся боль на бумагу, поэтому более поздние записи такие безликие — просто констатация фактов и никаких чувств. Словно часть её умерла, словно Николас забрал с собой душу Агаты. Лана слишком хорошо знала, что у старой женщины, которая её воспитала, души не было. — Почему она это сделала? — вернулась она к разговору. — Клара? Думаю, она просто не соображала, что делает, настолько была не в себе, когда её нашли. — Нашли где? — Неужели тебе, в самом деле, нужно ворошить всю ту грязь? — не выдержал Ян. — Прошло столько лет! Забудь и живи дальше. — Так, где нашли Клару? — пропуская мимо ушей, внезапный порыв родственника, вновь задала вопрос Лана. — В полицейском участке, — тяжело вздохнул Ян. — В туалете. Кто-то зашёл по нужде, а она лежит на полу без сознания и вся в крови. Я слышал, все полицейские на ушах стояли. А ведь и этот эпизод с её матерью старый следователь скрыл от неё. Лана была уверена, что Новак был в курсе и намеренно умолчал о том случае. Только вот вопрос, почему? Хотел поскорее от неё избавиться или в полиции с её матерью случилось что-то такое, что подтолкнуло к самоубийству? — Давай прервёмся ненадолго. Хочешь кофе? — вторгся в её мысли голос единственного близкого ей человека. — Да, пожалуйста, — пробормотала она, всё ещё переваривая услышанное. Ян поднялся из-за стола и вышел из кабинета. Стараясь немного отвлечься, Лана осмотрелась вокруг. В кабинете её дяди всё как прежде, не считая нескольких свежих, групповых фотографий на стене в одинаковых рамках. Фрагменты прошлого, отдельные кусочки памяти, спрятанные под прозрачное стекло. И каждый год на стене появлялись новые. Лана подошла ближе. Вот она — десятилетняя неулыбчивая девочка с короткими хвостиками высоко над ушами, в белом в цветочек платье. Её волосы ещё не успели отрасти после очередной экзекуции Агаты. Она помнила тот день, когда дядя собрал весь её класс, приехавший на экскурсию, чтобы сделать памятное фото. Здесь были групповые снимки и более взрослых детей, выпускников колледжа. На других — только коллектив музея. Лана всматривалась, надеясь найти знакомые лица, когда вернулся Ян. — Твой кофе. — Да, спасибо. Ты собрал здесь большую коллекцию. — Здесь далеко не всё. Большая часть в альбомах... — он замялся. — На одном из них есть твой брат. Помню, я тогда только приобрёл фотоаппарат и часто практиковался. Николас постоянно просился со мной в шахту, ему было скучно сидеть дома, и я его брал с собой. Ян грустно улыбнулся своим воспоминаниям. — Так же, как и меня, — отозвалась Лана, вспоминая счастливые моменты, проведённые в шахте. — Он так же, как и ты любил гулять со мной по старым туннелям. Говорил, что когда я стану старым, а он вырастет, то займёт моё место. Он был так убеждён в этом, что я и сам в это поверил. Сколько разных историй он мог сочинить, о туннелях, шахтёрах, даже такая вещь, как старый фонарик, обрастала какой-то легендой. Дядя Ян то, дядя Ян сё. А помнишь, дядя Ян? Он был выдумщик. — Мы оба были к тебе привязаны, — тихо отозвалась Лана, делая глоток, чтобы протолкнуть предательский ком в горле. — А помнишь, как ночью ты пробралась в шахту? Лана кивнула. В тот день ей было так невыносимо оставаться в доме, в тесном подвале, что она не раздумывая, выбралась через подвальное окно, в которое протиснулась с большим трудом и прибежала сюда. Только вот не рассчитала со временем — центральные ворота оказались заперты, а работники, включая и её дядю, покинули свои рабочие места. Её нашли спустя несколько часов. Она уже добралась до кабинета Яна, который тот никогда не запирал, где её и сморил сон. Расплата последовала незамедлительно. Тёмный подвал на три дня стал её тюрьмой, а на прямоугольном окошке под потолком появилась фанера вместо стекла, лишая единственного источника света. — Тот туннель с запасным выходом до сих пор открыт? — Всегда. Слава богу, не приходилось проверять, насколько он пригоден. Представь, что пережила твоя бабушка, пока мы тебя искали? Словно дежа вю. Снова пропал ребёнок! Я даже не могу передать, что творилось с Агатой в тот момент, насколько ей было плохо. Я понимаю в это трудно поверить, но единственное, что спасло её тогда — это ты. — Ты действительно в это веришь? — она усмехнулась. — После всего? — Она любила тебя по-своему. — Неужели? — Лана чувствовала, как предательские слёзы за брата сменяются яростью к умершей старой женщине. Словно слова Яна пробили брешь в том месте, куда она спрятала всю обиду, всю свою боль. — Все годы, живя с ней под одной крышей, я только и слышала, что не ходи туда, не делай то. За каждую провинность моим спутником была лишь темнота и одиночество. И холод! Мне даже не разрешалось общаться со сверстниками, не говоря уже о мальчиках. Всюду были только запреты. А эти стрижки под мальчика до шестнадцати лет! Во что она пыталась меня превратить? В пугало? Она словно наказывала меня за что-то? Может за то, что считала меня отчасти виновной в случившемся? — Это не так! Она пыталась тебя уберечь. — От чего? — Лана поняла, что почти кричит — От ошибок! — Ян хотел сказать что-то ещё, но передумал. — После всего, что я узнала за эти дни мне многое понятно. Но тогда? Что я могла подумать? Что единственный мне родной человек ненавидит меня настолько, что готов убить? Только, когда на тыльную сторону руки упала капля, она поняла, что плачет. Это были слёзы обиды за ту маленькую девочку, что боролась всё своё детство с призраками прошлого своей семьи. Сейчас она это понимала. Лана, наконец, выговорилась, и стало легче. — Покажи мне его фото, — тихо попросила она, утирая слёзы и стыдясь своей внезапной слабости. Ян молча кивнул и тяжело, словно старик, поднялся с кресла. Подойдя к шкафу, выдвинул нижний ящик и достал тяжёлый альбом. Переворачивая страницу за страницей и что-то бормоча себе под нос, он, наконец, протянул ей нужный снимок, довольно хорошего качества, на котором было около двадцати человек, большая часть из которых сидела. Остальные стояли за их спинами. Лана пробегала взглядом по лицам, узнавая некоторых из работников. Её дяди на снимке не было, он всегда был по ту сторону объектива, но вот маленький Николас был здесь центральной фигурой. Он во весь свой маленький рост гордо стоял на стуле в первом ряду, возвышаясь над сидящими по бокам от него музейными работниками. Он беззубо улыбался в камеру и был так похож на того чуть повзрослевшего мальчика на газетном снимке, что у Ланы защемило сердце. — Сколько ему здесь? — она перевернула снимок, но на обороте даты не было. — Около пяти. Это было снято... — Ян запнулся, но быстро справился с собой. — За пару лет до исчезновения. Он умолк и ей на память вновь пришли слова бывшего сокурсника её дяди. — Дядя, скажи мне, ты хоть как-то причастен к исчезновению Николаса? — Девочка, ты меня огорчаешь. В его потухшем взгляде она не увидела ничего кроме боли. Такое не изобразишь по желанию. Всё, что испытывал этот близкий ей человек, была скорбь по маленькому ребёнку и по воспоминаниям связанным с ним. Этого ей было достаточно. — Извини, но я должна была узнать, — сказала она и поняла, что не может не задать следующий вопрос. — А ты никогда не думал, что в случившемся с моим братом виновата Агата? Мы оба знаем её методы воспитания. — Прекрати даже думать о таком, Лана! — изменился он в лице. — Ты не была там, не видела, что творилось с ней. К тому же Агата в то время была мягче. — Получается, — усмехнулась она, не в силах сдержать рвущиеся наружу слова обиды, — мне посчастливилось первой испытать на себе всю «любовь» моей горячо-любимой родственницы? — Прости меня, — тихо сказал Ян, закрывая лицо руками. — Забыли, — резко бросила Лана, злясь больше на себя за то, что вообще подняла эту тему. — Лучше скажи, как ты думаешь, что тогда произошло? — Я не знаю, что тебе ответить, — развёл он руками. — Агата много раз задавала мне тот же вопрос. — И что ты ей отвечал? — Что с ним всё хорошо и он, должно быть, где-то живёт. Может с новой, любящей семьёй. — И она верила? — Хотела верить. А я не мог лишить её того единственного, что у неё оставалось — веры в то, что однажды Николас найдётся. Позже она перестала надеяться, так же, как и перестала спрашивать меня о чём-либо. — А что ты скажешь сейчас, когда уже нет смысла щадить чьи-то чувства? Он долго смотрел на Лану, и она по глазам поняла, что её дядя уже давно для себя всё решил. — Думаю, нашего мальчика уже очень давно нет в живых. Что-то плохое произошло в тот день. Второй раз она услышала практически повторяющийся слово в слово приговор:Читать дальше