Елена Ершова - Ихтис

– Тяжеленько придется, – отдуваясь, проговорил Маврей.

– Кто говорил, что будет легко, – рассеянно ответил Степан и подхватил куль. – Давай, не тяни! На счет три бросаем. Раз, два!

– Три! – выдохнул Маврей.

Куль полетел, утаскиваемый камнем, веером разлетелись брызги, кроваво блеснули в рассветном солнце. Степан неосознанно вытер ладони о спецовку и замер, почувствовав на себе пристальный взгляд. Волосы на шее тут же поднялись дыбом, желудок скрутило от страха.

«Мы не одни! – щелкнуло в мозгу. – Кто-то увидел нас. Кто-то…»

Он быстро обернулся и разглядел внизу, на камнях, силуэт, показавшийся плоским и черным на фоне светлеющего неба. Фигура дрогнула, изменила положение и превратилась в Кирюху Рудакова. Рот приоткрыт, глаза вытаращены как стеклянные шарики, в руке – мокрая сетка раколовки.

– Ля-гу-шонок! – медленно по слогам выдавил Степан.

Мальчишка будто услышал его, встрепенулся и, высоко задирая колени, понесся по скольким камням.

– Держи гаденыша! – придушенно прорычал Степан и бросился вдоль обрыва. Гнев ударил, будто в набат, так, что загудела отяжелевшая голова. – Держи! Уйдет!

Маврей грузно спрыгнул на валуны. Мальчишка поднажал сильнее.

– Поганец! Стой!

Степан подобрал камень и швырнул наугад. Кирюха покачнулся, будто от толчка в спину. Раколовка плюхнулась в воду, мазнув по воздуху серым хвостиком веревки. Мальчишка взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, но резиновые подошвы уже поехали по камням. Вскрикнув, соскользнул в воду.

– Ушел, зараза! – со злостью крикнул Маврей.

Степан остановился, отдуваясь и прижимая ладонь к покалывающему боку. Мышцы сводило от напряжения, перед глазами вились черные мушки, и мир плясал, то проваливаясь в пепельную серость, как река и тайга на противоположном берегу, то вспыхивая заревом, как небо на горизонте.

– Не… уйдет, – ответил Степан и указал на воду. – Гляди.

На фоне темной воды показалась и поплавком запрыгала голова. Кирюха боролся с течением, пытаясь выгрести к берегу, но его все дальше относило к стремнине.

– Выплывет! Как пить дать! – нервно пролаял Маврей.

– Посмотрим, – Степан сощурился и, нагнувшись, поднял с дороги камень. – Господь наказывает грешных, а безгрешных милует. Так ли, брат Маврей?

– Так, батюшка, – пугливо отозвался тот.

– А мы, Рыбари Господни, – продолжил Степан, подбрасывая камень в ладони, – разве не исполняем Божии заповеди? Не живем во смирении и святости?

– Живем…

– Так если мы святы и безгрешны, не можем ли карать грешников по своему усмотрению? Как говорил Господь: кто без греха? Пусть первый бросит камень! И вот, бросаю…

Черных размахнулся. Камень просвистел над обрывом, плюхнулся, чуть-чуть не долетев до барахтающегося Кирюхи. Мокрая голова на миг скрылась под водой, потом вынырнула, закачалась поплавком.

– Бросай, Маврей! – проревел Степан. – Не медли! Во исполнение завещания Захария!

Второй камень с громким всплеском упал в воду.

– Во имя святости!

Третий камень – от Маврея – почти коснулся темнеющей головы. Поплавок погрузился в воду, вынырнул, закрутился в водовороте.

– Во славу Господа!

Четвертый попал. Вода потемнела, окрашиваясь в закатный багрянец.

– И ради Слова…

Поплавок булькнул и ушел на глубину. Заря вспыхнула, раскрыла над лесом огненный глаз, и по воде потянулись кровавые полосы. Степан ждал, прижимая ладонь к саднящей груди, но над водой было тихо и пусто. Полонь катила воды дальше, все быстрее, все напористей, утаскивая с собой и гниющий труп Захария, и податливое тело Кирюхи. Там, на глубине, запутавшись в водорослях, они встретятся и откроют пустые рты, чтобы поделиться заветной тайной Слова. Да кто, кроме рыб, услышит?

Солнце неспешно поднималось над тайгой, а от земли поднимался пар.

Леля осторожно ступала по росе, придерживая юбку, края которой потемнели от влаги. Павел шел вперед тяжело, размеренно, прихрамывая на больную ногу и ощупывая путь длинной сучковатой веткой. Поначалу его раздражало, что девушка увязалась следом, но она заверила, что бывала в этих краях и видела, каким путем ходил Захарий.

«Увидишь экскаватор пустой, дальше шлагбаум и железная дорогая заросшая…» – вспомнились слова Кирюхи.

Где он сейчас? Еще спит или, как и обещал, спозаранку пошел за раками? Павел понял, что скучает без общества этого пронырливого парня, а девушка, по-кошачьи неслышно ступающая следом, вызывала тревогу. Она казалась слишком тихой, слишком покорной, дрожащей, как те городские собачки, которых носят за пазухой. Но кто-то внутри Павла – Андрей? – уверял, что первое впечатление обманчиво.

– Далеко идти? – спросил он, замедляя шаг и жадно ловя движение ее губ. Влажная тишина не была полной, колыхалась в воздухе, как пар, и вместе с паром лениво поднималась вверх. Слова девушки доносились приглушенно и словно бы издалека, но все-таки Павел слышал.

– Нет, – мотнула головой Леля, и пружинки волос, напитанные утренней влагой, тяжело подпрыгнули. – Захар паралитик, далеко бы не ушел.

– Один бы не ушел. А с Черным Игуменом…

Губы Лели дернулись, складываясь в полуулыбку.

– Так он и позволил бы необученному колдуну за собой следить.

– Но ведь ты следила?

– Я только до шлагбаума дошла, – ответила Леля и моргнула ресницами, на которые налип черный комочек мошки. Скоро солнце припечет в полную силу, и тучи насекомых поднимутся над парной землей и стоячими болотами. Павел в который раз пожалел, что не взял с собой репеллент, зато в кармане лежала запасная сигаретная пачка, в случае чего, будет спасаться дымом.

– А за шлагбаумом что? – спросил он, хотя и так знал ответ.

Там была заброшенная железная дорога, ведущая к Новоплисской колонии, где заключенные начали сходить с ума, а бараки сравняли бульдозерами, оставив одну только плешь, названную в народе Лешачьей.

Проклятое место.

Место, где говорят духи.

Какое-то время они молчали, продираясь сквозь траву, после дождя быстро идущую в рост. Павел не знал, выбрались они уже на дорогу или заблудились окончательно, в редкой зелени горели оранжевые пятна купальниц, палка проваливалась в мышиные норы, на трухлявом пеньке показался бурундук: вытянувшись в столбик, зверек тревожно нюхал воздух и юркнул в сторону, как только люди подошли ближе. Где-то взвилась воронья семья, стряхнув с еловых веток росу и хвою. Облака таяли в прозрачной голубизне, солнце жарило все увереннее. День обещал быть душным.

Павла тронули за плечо.

Он повернулся, вопросительно подняв брови. Леля указала рукой вбок, и Павел едва не выругался с досады. Как мог пропустить? Задумался и чуть не прошел мимо первого ориентира – пустого экскаватора, из ржавой кабины которого проглядывала поросль. Рядом чернела сгоревшая береза.