Роберт Беннет - Город клинков

Он медленно поворачивается – нет, ему не показалось. Он краем глаза замечает проблеск света.

К тому же дверь цеха открыта – а этого не должно быть, ни в коем случае. А перед дверью кто-то лежит.

Еще одна жертва того чудовища? Да нет, тело не рассечено на куски…

Бьорк осторожно подходит к испытательно-сборочному цеху. Внутри снова мелькает свет, на мгновение озаряя помещение…

Ему бы помолчать, но он кричит:

– Эй!

Кто-то выскакивает из дверей и бежит вверх по улице. Бьорк мчится следом, но забираться вглубь города ему не с руки – там все горит и рушится.

Он присматривается к лежащему в грязи телу. Это один из охранников, причем из начальства. Карл – вроде так его звали. Из шеи у него торчит арбалетный болт.

Бьорк заходит в цех. Он знает, что там на самом деле хранится. И он специально не включает свет. Внутри странно пахнет: резко так, чем-то едким и противным. Но этот запах ему знаком: давным-давно он ездил на карнавал в Жугостан вместе с тогдашней дамой своего сердца, так вот там один человек на пристани показал им какой-то странный прибор и сказал, что может запечатлеть их вдвоем всего-то за пару дрекелей.

– Это что же… камера? – вслух произносит Бьорк.

И растерянно чешет голову.

Через некоторое время горящая сторожевая вышка начинает угрожающе скрипеть. Что случится, если ПК-512 вместе с боеприпасами рухнет вниз, в самое пекло, гадать не надо – надо прятаться в паровозе. Каждый шаг дается Мулагеш тяжело – все тело болит, причем она не помнит, где и когда она успела получить столько травм.

Сигруд сидит у двери локомотива, попыхивая трубочкой. Одну руку он держит прижатой к телу.

– Это и есть победа? – спрашивает он.

– Гавань не пострадала, – говорит она и со стоном садится рядом с ним.

– Гавань-то да. Но вот… – и он тычет трубкой в сторону города.

А что тут еще можно сказать? Такое впечатление, что по городу, и без того не слишком прекрасному, прошлись гигантскими граблями.

– А где же войска, которые обещал прислать Бисвал? – удивляется Мулагеш. – Они же вроде как целый батальон хотели отправить.

– Не знаю. Я думал… Ну-ка подожди. – И он прислушивается. – Ты это слышишь?

– Я вообще мало что слышу, представь себе. Надо было наушники надеть или затычки в уши вставить, когда стреляла. А ты что слышишь?

– Стрельбу. И… крики.

– Что? Где?

Он показывает на утесы рядом с фортом Тинадеши.

– Но это же не в городе, – удивляется она. – Что там творится?

Они оба смотрят на скалы.

Мулагеш вдруг понимает, что ей пытались сказать по рации: еще одно нападение.

– Идем туда, – говорит она, и оба, прихрамывая, шагают вверх по тропе к первому блокпосту.

В городе темно и жутко, только призраков не хватает: кругом развалины и тишина, как в ночном кошмаре. Хотя нет, издалека доносятся крики и стоны. И ветер завывает. Всего-то час назад в городе, пусть и не очень красивом, кипела жизнь. Теперь даже думать странно, что когда-то здесь жили и работали люди.

– Пахнет порохом, – вдруг подает голос Сигруд. – И кровью.

– Кровью?

– Да. Кровью. – Он поднимает голову, принюхиваясь к ветру. – Сильно пахнет.

Они подбегают к блокпосту – там никого. Дверь и стена изрешечены пулями. Мулагеш и Сигруд поднимаются на вершину холма и останавливаются, чтобы осмотреться.

Холмы заливает холодный свет луны, окрашивающий все в темно-серые тона. На идущей через предместье дороге лежат трупы, темные и неподвижные. На вершинах холмов рядом с крепостью кто-то бегает туда и сюда, оттуда же доносятся треск и хлопки выстрелов, похожие на звук электрического разряда. А еще слышны пронзительные крики: кто-то отдает приказы, а кто-то кричит от боли и страха.

– Нет, – шепчет Мулагеш.

И вдруг бросается бежать к ближайшей к ней группе солдат.

– Стой! – кричит Сигруд. – Турин, стой!

Она бежит, а в голове складывается картина того, что здесь произошло: сайпурский батальон шел по дороге, вот здесь дали первый залп – с восточной стороны, а сайпурцы, напуганные и взятые врасплох, попытались укрыться в холмах к западу от дороги. А вот здесь засели враги – и кто же это был? – засели к северу от них и так отрезали их от крепости, и сайпурцам не осталось выбора, кроме как отстреливаться в холмах или отступить к утесам. Или прорываться в Вуртьястан, где все крушил святой Жургут.

Какой простенький маневр. И какой успешный.

И тут кто-то толкает ее в спину и падает на нее сверху. Тело отзывается болью – на Мулагеш навалился Сигруд.

– Они ж тебя пристрелят, – хрипит он.

– Ну-ка слезь с меня!

Он стонет, когда она пихает его в больной бок, но с места не двигается.

– Они пристрелят тебя на месте.

– Пусти, пусти! – кричит она. – Я должна им помочь, я…

– Ты им ничем не поможешь. Враг уже отступил. А они держатся настороже. Не хотят, чтобы их снова взяли врасплох.

Мулагеш смиряется и лежит тихо, чувствуя себя несчастной и беспомощной. Он, конечно, прав: что бы тут ни случилось, помочь уже нечем. Как же она ненавидит такие ситуации…

– Найди мне тело, – говорит она.

– Что? – изумляется Сигруд.

– На каком-нибудь сайпурском солдате должна быть аптечка первой помощи. Она из желтой резины, непромокаемая. Внутри ракеты и ракетница. Принеси ее мне. Красться у тебя получается лучше, чем у меня.

– Ты слишком много требуешь от раненого.

Но он отпускает ее и исчезает в темноте. Мулагеш поднимается и садится, оглядываясь вокруг. А ведь точно, откуда-нибудь пуля только так и может прилететь… Кругом-то темно. Вдалеке мечутся тени, но она уже понимает, что там делают: пехота оцепляет периметр, перекрывая все возможные пути входа и выхода.

Сигруд выступает из тени, таща что-то за собой. А потом сбрасывает это на землю. Пахнет потом и кровью. В темноте Турин может разглядеть только щеку и сжатый кулак.

– Это не похоже на ракетницу, – говорит она.

– Нет, – кивает он. – Но я подумал, тебе лучше самой посмотреть.

Он вынимает ракетницу и передает ей. Она колеблется некоторое время, затем поднимает ракетницу и стреляет.

Ракета заливает все ярким, праздничным красным светом, озаряя лицо парнишки, который лежит на земле: это вуртьястанец лет пятнадцати, с элегантно татуированной шеей и идеально круглым входным отверстием под ключицей. На груди у него портупея, в ней сайпурский пистолет. Ему, наверное, пришлось максимально затянуть ремни, чтобы портупея села как надо на его щуплое тело еще не вошедшего в возраст мальчишки. Мулагеш все еще смотрит ему в лицо, когда их окружают сайпурские солдаты.

Мир есть не что иное, как отсутствие войны. Война и вооруженный конфликт – море, через которое надо переправиться нации.