Лев Гурский - Корвус Коракс

Наверное, даже в полумраке Фишер разглядел виноватое выражение на моем лице и сказал:

– Деточка, не казни себя. Жизнь длинная. Сегодня нас провели, в следующий раз будем умнее. Этому негодяю тоже не все удалось – мы ведь сбежали. Утешайся тем, что Сверчкову повезло еще меньше, чем нам. Да и президенту можешь посочувствовать: у него государственных дел невпроворот, а тут еще надо заполнять вакансию, искать нового советника вместо выбывшего…

– Все-таки удивительно, – сказал я. – У меня в ФИАП должность небольшая. Но если бы меня не было на службе целых две недели и я бы не отвечал на сообщения, ко мне бы уже сто раз пришли с работы – узнать, что случилось. Почему же никто из Кремля не хватился Сверчкова?

Вилли Максович пожал плечами – насколько смог это сделать в тесноте.

– Думаю, в администрации президента не надо приходить каждый день и отсиживать с девяти до пяти, – предположил он. – Обычно советники у нас – вольные птицы, и им не обязательно появляться на службе чаще чем раз в месяц. Для них есть какие-то нормативы – допустим, выдавать не меньше трех советов президенту в неделю. Ну и сиди себе на даче, советуй в письменном виде. А хочешь – поезжай к морю и советуй оттуда. К твоим услугам и голуби, и пневмопочта, и курьеры. Или, может, им, как студентам, разрешается сдать норму досрочно. Отправил в Кремль сразу двадцать четыре ценных совета – и гуляешь два месяца… Я уж не говорю о том, что Рыбин мог еще в апреле элементарно подбросить такую же сказочку про сафари. Начальство Сверчкова считало, что он в Африке, а он уже давно был там, где гораздо холоднее… Кстати, Иннокентий, тебе не кажется, что к ночи заметно похолодало? Мои суставы легко переносят жару, но холод им не полезен… Хотя это неважно, мы все равно уже на месте. Самый малый ход, стоп. Выгляни-ка наружу. Замечаешь какой-нибудь ориентир на час десять?

Я высунулся из люка, вообразил циферблат часов и старательно всмотрелся в ночной берег. Единственным моим фонарем была луна в небе, и светила она без вдохновения, на троечку.

– Ничего не вижу, – доложил я, но потом поправился: – Ничего, кроме здоровенного пня.

– Глазастый, – похвалил снизу Вилли Максович. – То, что надо. Пень и есть наш ориентир. Он ненастоящий. Спускайся обратно и греби еще секунд двадцать, а я буду выруливать к берегу.

Вблизи пень был тоже неотличим от подлинного, но когда я, выбравшись из лодки, коснулся его поверхности, он оказался слишком гладким, отполированным, как будто пластмассовым.

– Полиуретан, ручная работа, – подтвердил мою догадку Фишер. Пока я изучал пень, старик вынес из лодки несколько пакетов и теперь перекладывал всё в большой мешок. – Я стырил этот шедевр неизвестного скульптора из хранилища музейной рухляди в Мытищах. Там была панорама «Наш край в эпоху позднего неолита», потом ее разобрали, и пень пылился без дела. Вот я и подумал: пусть он послужит добру, мне ведь нужна маскировка для рычага… Да ты его не ощупывай, там нет кнопки. Он сам по себе кнопка. Заберись на него и попрыгай.

Я послушался, и после первого же прыжка пень плавно ушел в грунт, а часть берега, наоборот, приподнялась вверх. Образовалась горизонтальная расщелина, метра два на два, словно в земле распахнулась исполинская челюсть. Внутри виднелся и язык великана – полукруглый металлический желоб. Вилли Максович забрался внутрь расщелины и вернулся с тросом. Его он подцепил к кольцу на носу подлодки, подергал несколько раз и скомандовал мне:

– Подтолкни немного сзади, а я подтяну ее электроприводом. На счет «три».

По траве махина подлодки двигалась нехотя, со скрипом, но как только въехала на желоб, дело пошло веселее, и уже через несколько минут вся «Малая Минога» пропала из виду.

– Прихвати с собой мешок и милости прошу ко мне в гости, – послышался из расщелины голос Фишера. – Забыл сказать: здесь не только тайник для подлодки, но и мой дом, моя пещера…

Быстро выяснилось, что в последнем слове нет никакого поэтического преувеличения: расщелина вела в самую натуральную пещеру. Как только Фишер, поколдовав с рычагами, захлопнул челюсть, внутри автоматически включились несколько ламп. Я увидел, что камень повсюду – справа от меня, и слева, и под ногами, а над моей головой навис тяжелый свод со сталактитами, как на картинке в «Таинственном острове» Жюля Верна.

– Ух ты! – восхитился я. – Класс! И все сталактиты настоящие?

– Три из четырех, – с гордостью ответил старик. – Можешь потрогать. Только вон тот, самый красивый, пришлось делать самому, чтобы спрятать пульт. Не долбить же ради этого камень.

Вилли Максович потянул на себя крайнюю каменную сосульку. Она легко подалась, перестав свисать строго вертикально, – и сразу же внизу под нами что-то почти бесшумно завибрировало. Спустя примерно минуту четыре крупных валуна в центре пещеры неторопливо разъехались по сторонам. Открылась ровная квадратная дыра, из которой высунулся высокий металлический ящик с дверью. В ней было прорезано небольшое окошко овальной формы.

– Лифт подан, Иннокентий, – торжественно произнес Фишер, открывая дверь и приглашая за собой. – Исторический спор между пневматикой и гидравликой решен в пользу гидравлики… Ладно, не буду тебя обманывать: устройство Отиса я выбрал потому, что оно проще и жрет меньше электричества. Пневматический механизм красивее и работает быстрее, но более-менее годный бэушный вакуум-компрессор фиг найдешь на свалке, а новый мне не по карману.

Фишер нажал кнопку. Кабина начала неторопливо опускаться. В дверном окошечке медленно поплыли вверх ровные – как на рисунке в школьном учебнике – срезы горных пород.

– Прописан я в Одинцове, в хрущевке, а живу здесь, – объяснял мне тем временем Вилли Максович. – В древности у пещерных людей не было удобств, но сегодня быть пещерным человеком неплохо, если организовать убежище с умом. Вода у меня из скважины, электричество от движка, отопление от котла. В Одинцове одна комната, а тут свободного места сколько пожелаешь, благо лопата под рукой. И в смысле личной безопасности надежнее всего. Когда ты на поверхности, тебя взять легко, а здесь ты закопался, замаскировался – и попробуй-ка найди. Можно год продержаться на консервах и гидропонике. А если за тобой придут, есть четыре способа отсюда удрать: по воде, под водой, по воздуху и по подземному тоннелю…

Кабина остановилась. Кажется, опустились мы на пять-шесть метров в глубину. Сквозь окошечко в двери лифта теперь пробивался неяркий электрический свет.

– Приехали, деточка. – Вилли Максович открыл дверь и подтолкнул меня. – Чувствуй себя как дома. Мое логово в твоем распоряжении на любой срок.

Я не рассчитывал, что попаду в пещеру Али-Бабы, но втайне надеялся увидеть что-то вроде апартаментов капитана Немо: белый шелк гардин, красный бархат ковровых дорожек и тусклая позолота рам картин, развешанных по стенам. Однако обстановка оказалась аскетичной, без излишеств. Мы вступили в длинный и скупо освещенный коридор, похожий на те, что бывают в коммуналках. Картины, правда, висели и тут – литографии в простых деревянных рамках.