Дэвид Пэдрейра - Пороховая Луна [litres]

Полет в условиях слабой гравитации противоречит всем человеческим инстинктам – реагировать резко, если видишь, что столкновение неизбежно. Если на тебя несется грузовик, ты не идешь в сторону на цыпочках; однако в условиях одной шестой земной гравитации нужно было двигать ручку управления нежно, будто касаться клавиш пианино. Дэкерт хорошо запомнил, каково ему было после того стокилометрового полета через Гигин. Поднял шаттл повыше, включил автопилот, вытер мокрые руки о бедра… и схватил мешок, в который его и стошнило.

Если у Кабреры и были сходные позывы, она этого никак не показывала. Дополнительные двигатели, плазменные и на МВПЭ, которые Кворлз приварил к титановой обшивке шаттла и подключил к системе управления, очевидно, добавили чуткости в управлении, поскольку лейтенант бросала аппарат в такие виражи, которые не рискнул бы делать даже Уотерс.

Будто в подтверждение мыслей Дэкерта, Кабрера заговорила:

– «Дом-1 командный», скажите вашему инженеру, что он хорошо поработал.

В ее голосе звучало удовлетворение, неприкрытое наслаждение полетом, разрядившее царящее в ЦЕНТРе напряжение. Кворлз улыбнулся, но не оторвал взгляда от экранов.

– Вас понял, «Призрак», – ответил Хейл. – Приподнимитесь на пару секунд, а потом снова спускайтесь ко дну. Вам примерно четыреста пятьдесят кило до второго участка, десять минут; время пошло.

– Вас понял, один-ноль минут до второго.

Дэкерт огляделся. В канале связи трещало и шипело, а потом все стихло, осталось лишь шуршание помех. Через десять минут шаттл пойдет через Лунные Апеннины. Впервые в истории Луны две группы людей окажутся на неподеленной территории, разделенные незримой границей и глядящие друг на друга в прицелы. Может, китайцы и не вооружены даже; может, у них и радаров там нет, чтобы следить за подходами с северной стороны кратера Конон; нет ракетных установок, настроенных на поиск электромагнитных возмущений. А может, и есть. Дэкерт выругал себя за решение дождаться окончания вылета и лишь потом выложить Йейтсу доказательства, которые они нашли. Он знал Йейтса, это бы ничего не дало, но попытаться стоило.

Он откинулся на спинку кресла, глядя на мерцающие в полумраке экраны, отбрасывающие зеленые, желтые, синие и красные цветовые пятна на серые, как оружейная сталь, стены ЦЕНТРа. У этого помещения был свой – мрачный – ореол целесообразности. Сосредоточенность на рабочих протоколах позволяла им не задумываться о последствиях того, что могло произойти на поверхности Луны. Лишь у Дэкерта и Стэндэрда не было прямых обязанностей в ходе данной операции. Всем командовал Хейл, и он использовал Кворлза, Лэйн и Тэтча, будто собственных солдат. Все замерли перед мониторами, лишь иногда поглядывая на изображение с инфракрасного визора шаттла, летящего над левым краем Моря Ясности.

Стэндэрд сосредоточился на этом изображении, он был поглощен захватывающим зрелищем полета, транслируемым в реальном времени на «Ясность-1», цифрами, отображающими высоту и скорость полета бегущей строкой в нижней части экрана. Его темные глаза светились воодушевлением, тело выглядело так, будто каждый его мускул хотел шевелиться. Он сидел прямо, вцепившись руками в подлокотники. Дэкерт вдруг понял, что никогда не видел инспектора таким оживленным.

« Что такого в предстоящей битве, – подумал Дэкерт, – что так захватывает людей, никогда в битвах не участвовавших?» Он порылся в глубинах своей памяти, пытаясь понять, чувствовал ли он сам такое же возбуждение, когда впервые нюхнул пороху, еще не став десантником, и внезапно вспомнил, как играл в снежки в Мэриленде с одноклассниками, когда они еще были детьми. Первые снегопады, тучи, спустившиеся с Аллегейни. Переулок Айронхорс против Файв Логс Вэй, две равные команды детей. Игра в захват флага, крепко слепленные снежки в качестве оружия – утром, в обед и вечером, пока матери ужинать не позовут. Дэкерт вспомнил то возбуждение, то ощущение, что ему предстоит нечто важное, когда он натягивал зимние ботинки и мембранные перчатки, не слишком толстые, чтобы не мешали хорошо бросать снежки. В те дни смерть не угрожала ему, о ней даже мысли не было, но было четкое ощущение конфликта, и для их детского ума результаты этого конфликта были важнее всего.

А разве было иначе годы спустя, когда он пошел в бой по-настоящему? Он научился превращать этот прилив адреналина в чистое осознание всего вокруг, научился делать его Полярной звездой сосредоточенности сознания, когда вокруг летают пули, щелкая над головой, когда ракеты врезаются в кирпичи справа и слева. Разве не было это той же самой лихорадкой, тем же самым ощущением жизни и причастности, которое не покинуло его даже тогда, когда упал первый убитый? Он смотрел на нервную энергию, плещущую из тела Стэндэрда, четко понимая, что ощущает молодой инспектор. «Мы любим войну», – подумал он. Это записано в коде, управляющем нами. Никто не помнит о Гее, богине Земли, но кто же забудет Марса, бога войны?

– Вы уверены, что наши переговоры не могут быть перехвачены? – спросил Стэндэрд в тишине. Его голос прозвучал слишком громко, будто громкоговоритель на стадионе, и Дэкерт дернулся.

Хейл едва оторвал взгляд от пультов:

– Вряд ли.

Стэндэрд понимал, что не следует спрашивать у Хейла разъяснений, не сейчас, и поглядел на Дэкерта. Тот сделал вид, что не заметил этого, возвращаясь из размышлений и глядя на экран посередине ЦЕНТРа. Но Стэндэрд продолжал пристально смотреть на него, и Дэкерт решил ответить:

– Они используют мультидиректорные антенны и компрессоры голоса и данных. Если китайцы что и засекут, то это будет похоже на фоновый шум посреди множества других работающих каналов связи по всей Луне. Они не смогут понять его структуру, чтобы начать расшифровку.

– Разумеется, – сказал Стэндэрд. – Спасибо, коммандер.

Шаттл скользил над безликим ровным рельефом; Дэкерт не видел ничего знакомого. Море Ясности представляло собой кальдеру диаметром почти семьсот километров, засыпанную вулканическим пеплом и усеянную метеоритными кратерами и ярко-белыми кольцами эжекты вокруг них. Но Дэкерт почему-то почувствовал, что десантники уже приближаются к своей первой цели – повороту влево к горам Хэдли и новому развороту к Апеннинам. Потом они полетят по маршруту, разработанному для них Тэтчем, к северному краю кратера Конон. Дэкерт поглядел на специалиста по ВКД и увидел, что тот обливается потом. Тэтч очень хотел, чтобы ему позволили отправиться на разведку, рвался в бой с момента смерти Коула. Возможно, если бы он побывал там, с остальными, это послужило бы ему катарсисом, но Хейл не позволил никому из гражданских принимать участие в операции. Огромное тело Тэтча едва умещалось в замшевом кресле, на котором он сидел, а нечесаные кудри каштановых волос падали на глаза. Он ерзал, будто медведь в клетке, в этой крохотной комнате, и рвался на свободу.