Марк Шейдон - Проклятие Звёздного Тигра. Том I [СИ]

— Не страшно тебе было? — вырвалось у меня.

— Ну, на меня тут никто не нападал. Только бессонница. Я начал играть… Ты слышал?

Я опустился в траву, скрестив ноги, и свалил в кучу одёжки, минелу и фляжку.

— Ты хорошо играл. Лес, и ожидание, и умирающий закат. Ты же сам придумал? Мне понравилось.

Его глаза сияли так, что больно было смотреть. Как на солнце — до слёз.

— Я играл и представлял: вот я открою глаза, а ты тут. И вдруг — получилось! Прямо как в сказке.

— В сон потянуло, — я с усмешкой пожал плечами: — И в животе слишком пусто для ночных прогулок. Одна музыка и была: кишка на кишке вальс играла, хоть подпевай.

Он засмеялся.

— А я сегодня впервые в жизни голод почувствовал по-настоящему. Ну, обычно как: проголодался — поел. А тут до меня вдруг дошло: есть-то нечего. И спать не могу. Одна флейта остаётся. Интересно.

— В голоде интересного мало.

— Во всём новом есть интересное, — задумчиво возразил он. — Кто знает, что ждёт меня впереди?

— И хорошо. От таких знаний счастливей не станешь. И зачем самому напрашиваться на боль?

Он серьёзно покачал головой:

— Ты всегда делаешь это сам. Ты можешь прийти лишь к тому, к чему шёл. Мне боль не нужна, но мы с ней встречаемся, от неё не убежать. Как от смерти: я её не ищу, но она же наступит.

— Её-то ты не называешь «интересной»!

— Почему? — он удивлённо вскинул брови: — Я о ней много думаю. Какой окажется вторая жизнь и будет ли хоть чуточку «жизнью»… Ну да, всякому знанию свой срок. Я не пытаюсь поторопить Судьбу. Просто не хочу быть пушинкой на ветру. Мне нравится видеть, что меня ждёт, даже если плохое. Отец говорил: рисковать не глупо, а зачастую необходимо; а вот идти на верный проигрыш — и правда глупо. Если точно знаешь, что сил не хватит, а всё равно лезешь в драку. Если идёшь прямо в болото.

— А если идёшь, стирая ноги, и тебе больно, и всё-таки идёшь и идёшь?

Он нахмурился и посмотрел мимо меня.

— Мне сил хватало.

— До поры до времени. А потом сидишь тут и шагу сделать не можешь.

— Я могу! — серые глаза горячо сверкали. — Ты мне запретил, но я могу! Хоть сейчас. Проверь!

— Делать мне нечего, только тебя проверять.

— Что? — он растерянно тряхнул головой: — Ну, ладно. Завтра. Ведь завтра всё равно придётся.

— Не завтра. И не в твоих глупых сапожках. Босиком пойдёшь, когда ноги заживут. Через недельку.

— Ты же спешил!

— А теперь не спешу. Доспешились. Теперь лежи, отсыпайся и играй на флейте.

Он с несчастным видом смотрел в траву.

— Я не понимаю. Я никогда не лгу, и мне всегда верили… — он беспомощно дёрнул плечом: — Ты не придаёшь значения словам и не позволяешь доказать. Как я должен поступить, чтобы ты поверил?

Я потянулся и зевнул.

— Я верю. Через сколько таров ты свалишься, другой разговор. А плюнешь на боль и пойдёшь — да.

У него просветлело лицо. Он облегчённо вздохнул:

— Конечно! И никуда я не свалюсь! Сапоги растянутся, а ноги привыкнут. Так пойдём завтра?

— Нет.

Он открыл рот. Закрыл. Закусил губу. Потом несколько минут ровно дышал, наморщив лоб. Пальцы судорожно сжимались и разжимались на хрупком тельце флейты.

— Почему? — выдохнул он тихо.

— Мерцанье… Потому. Несита, перевязки… привыкнет он! Зато я не привыкну. Хороша прогулочка.

— Я ведь не жаловался. И перевязывать я буду сам. — Он говорил терпеливым тоном, как с крохотным капризным ребёнком. — Тебя всё это не коснётся. Ну отчего ты упрямишься?

— А отчего ты не носишь на сапогах шпор?!

Не собирался я ничего подобного кричать! Выкрикнутые мысли и выдранные с корнем из сердца чувства — они не для живых людей, а для болтливых героев баллад. И, судя по концам баллад, никогда героев до добра не доводили. Чувства лучше держать при себе. Внутри. Энтис — то ли не умеет, то ли не хочет, его дело! А я-то что же? От него заразился опасной привычкой откровенничать?

Боги, я так устал, даже есть мне больше не хочется. Только лечь и закрыть глаза. И, ради Мерцания, молчать! И чтобы рядом со мной тоже молчали. Долго-долго…

— Вил, так ты… из-за меня? Только оттого, что мне больно?

Наверное, у меня лицо такое же изумлённое? Точнее сказать, совершенно обалдевшее. В точности отражающее состояние моих мозгов.

— Ну… а я и говорил с самого начала… Ну чего ты на меня уставился? Что стряслось?!

Ох, проклятие. А ведь, казалось бы, всё просто: я менестрель, и мне с лордом Крис-Таленом здорово повезло. Щедрый, великодушный Рыцарь, и любит музыку. Наивный доверчивый мальчик, которым легко управлять. Мне радоваться надо, дураку, а я так и лезу глазом на чужой кулак! Мне бы приятные вещи ему говорить (благо он правды от лжи сроду не отличит, любое слово принимает всерьёз) да расписывать самыми яркими красками чудеса разных там рек, лесов и городов Тефриана! А задержались — и хорошо, тем больше у меня шансов понравиться и стать нужным!

Вот оно и вышло, как по-писаному. И понравился. И нужен. И извинений наслушался вдоволь — на всю оставшуюся жизнь хватит! А я что делаю? Сперва зачем-то ушёл, потом, как бешеный, примчался обратно… Когда помолчать стоит — болтаю. Меня гладят по шёрстке — а я рычу и кусаюсь. Чего ж мне надо-то от него? Трёпки, что ли, хорошей? Похоже, её я в итоге и добьюсь, моими-то стараниями.

Нет, как у него получается сделать такое виноватое лицо — и чтоб глаза так радостно сияли?

— Вил, но я совсем не понимал, чего ты от меня хочешь!

Надо же. Удивил. Я вот и сейчас не понимаю.

— Я думал, моя боль для тебя вовсе ничего не значит, просто ты сердишься, что я время отнимаю. — Он расстроенно покачал головой: — Я очень тебя обидел?

Трясины Тьмы!

— Никаких обид. — Я с трудом выжал подобие улыбки. — Знаешь, мы не самой короткой дорогой шли. В лесу и тень, и вода, и еды хватает… Ты огорчишься, если мы на День Кораблей не поспеем?

Он прямо лучился радостью — хоть костёр от него разжигай!

— Ничуть. Я же на Пути Круга. Места не имеют значения. Ты следуй только своим желаниям, Вил!

Спасибо за разрешенье. Добрый ты мальчик, Энтис. Ещё понимать бы мне их, мои желания! Тянут они меня на все четыре стороны одновременно…

— Да мне все дороги хороши, были бы струны целы. Мой путь… вроде твоего Пути Круга. Мне ведь нечего ждать. Я живу сейчас, в настоящем. Не куда-то по дороге иду, а просто моя жизнь — дорога.

Должно быть, это голод: я стал неосторожным, как от вина, заговорил всерьёз и не таясь…

— Нельзя загадывать на будущее, строить планы, от меня-то ничего не зависит. Удачный день или нет, вышвырнут с порога или накормят и позволят петь… Цели слишком туманны.

И речи мои тоже. И язык у меня заплетается от усталости и жары…

— Тогда пусть сейчас будет хорошо. Лес, птицы и звёзды, и можно идти, а можно лечь в траву и петь небесам. Если приходится сжимать зубы, чтоб не стонать, всё теряет смысл. Ты не сумеешь радоваться. Только тому, что ты сильный, но эта радость изнутри, а дороги, странствия… всюду. Вокруг тебя. Им не надо твоей боли, твоей силы. Ты понимаешь? — я усмехнулся: — Думаешь, я сумасшедший?