Джозеф Финк - Исчезающий город [litres]

Не найдя ничего отдаленно напоминающего цель ее поисков, она наудачу открыла следующую дверь, к которой подошла (ПОМЕЩЕНИЕ ММММ-459-Р: РЕГИСТРАЦИЯ ФОРТЕПИАНО) – просто посмотреть, что там внутри. Дверь открылась в комнату, где было так же темно, как и в коридоре. Свет от ее фонарика заплясал по высокому потолку, пробежался вдоль стен с полками, уставленными ящичками с документами. Потом его лучик выхватил из темноты женское лицо, и Ниланджана взвизгнула. Женщина взвизгнула в ответ. Она сидела за столом в центре совершенно темной комнаты. Рядом стояли ряды ящиков. Каждый из ящиков, кроме ближайшего к двери, был помечен словами ФОРТЕПИАНО, ОТКАЗ. На том, что стоял у двери, виднелась надпись ФОРТЕПИАНО, ОТКАЗ: ТЯЖБЫ.

– Чужачка! – крикнула женщина.

– Привет! Извините, ошиблась комнатой.

Ниланджана попятилась от порога и направила фонарик вдоль коридора. В конце его она заметила что-то похожее на человеческую фигуру.

– Кто там? – спросила она и сделала небольшой шаг вперед.

Очертания фигуры стали более четкими. Это была сидевшая за столом женщина.

– Тебе нельзя здесь находиться, Чужачка, – сказала женщина.

– Ты нарушаешь границы! – крикнула та же женщина, но с другой стороны. Ниланджана повела фонариком. Женщина по-прежнему сидела за столом. Кожа у нее была тонкая и бледная, как рисовая бумага, с пульсирующими под ней венами. Она походила на рыбу-слепоглазку.

– Я не люблю нарушителей, – сказала женщина из коридора. Когда Ниланджана снова осветила ее фонариком, та оказалась гораздо ближе.

– Ты знаешь, что я делаю с нарушителями? – спросила сидевшая за столом женщина. Теперь она стояла.

– Я их ем, – ответила женщина из коридора.

Она была всего в нескольких сантиметрах, и ее дыхание обжигало Ниланджане лицо. Запахло прогорклым маслом. В бьющем снизу вверх свете из телефона ее лицо представляло собой лунный пейзаж с тенями.

– Да, я их ем, – произнесла та же женщина с порога, жарко дыша Ниланджане в ухо.

– Я просто искала кое-какие записи, – выдавила из себя Ниланджана.

– Я съела записи, – отозвалась женщина обоими телами и обоими голосами, чуть отстававшими друг от друга.

У Ниланджаны не было никакой научной модели, чтобы понять происходившее в тот момент, поэтому она прислушалась к инстинкту, велевшему ей бежать. Пятясь назад, она выхватывала фонариком две вариации одной и той же женщины, чьи тела, тянувшиеся к ней, дергались и замирали в странных позах.

– Я, – сказала женщина. Теперь она была одна и стояла в нескольких метрах от Ниланджаны.

– Их… – В нескольких сантиметрах.

– Съела. – Холодная сухая рука схватила Ниланджану за шею.

– Довольно, Клэр, – голос прозвучал громко, усиленный системой оповещения.

По всему коридору вспыхнули лампы дневного света. Рука уже не хватала Ниланджану за шею. Клэр прислонилась к стене, надув губы. По коридору шагала Памела Уинчелл, придерживая свой портативный усилитель и микрофон. За спиной виднелись два офицера Тайной полиции в балаклавах и накидках, как у всех остальных сотрудников Тайной полиции.

– Арестуйте ее, – велела Памела в микрофон.

– Погодите. За что? Я просто искала туалет.

– Разве все мы, образно выражаясь, не ищем туалет?

– Я хочу есть, – заявила Клэр.

– Пошла вон, – бросила Памела. Клэр зарычала и убежала на четвереньках.

– За что меня арестовывают? – спросила Ниланджана.

– Мы знаем, что происходит там, в параллельном мире. Нам известно, что может навлечь на нас вмешательство твоего начальника. Нам известно, что ты задумала, и мы знаем, что затевает церковь.

– А кто говорит, что мы что-то затеваем? Я просто пытаюсь найти туалет.

– Кому какое дело до того, что кто-то говорит? – возразила Памела. – Вот послушай, что я тебе скажу. Где-то в этой галактике есть луна. В этой луне полно дырок, а внутри этих дырок – микробы. Жизнь. Ничтожная, но все-таки жизнь. И микробы не знают, что мы существуем. Они ничего не знают, потому что они несложные. Они поглощают молекулы воды и других микробов, а потом они выделяют молекулы воздуха и делятся на другие микробы. Они все это проделывают, не зная зачем, не зная, что мы здесь в одной с ними галактике, и даже не зная того, что они там находятся. Они даже о себе ничего не знают.

– А какое это имеет отношение к чему-либо?

Памела улыбнулась.

– Если выяснишь, дай мне знать. – Она подмигнула и щелкнула пальцами стоявшим за ее спиной офицерам.

Наручники оказались холодными и сухими.

– Что вы знаете, Памела? – крикнула Ниланджана, когда Тайная полиция потащила ее к выходу, а оттуда к патрульной машине.

Дверь полицейской машины захлопнулась. Памела со спокойным лицом неподвижно стояла на пороге.

– Что вы знаете о параллельном мире? – Но слова Ниланджаны разбились о звуконепроницаемое стекло, когда офицеры увозили ее прочь.

Чарли Баир вышел из здания муниципалитета, прижимая к груди Призрачную лицензию. Он очень переживал, сможет ли ее получить. Когда он пытался уснуть, ему сдавливало грудь. А потом он волновался, не инфаркт ли у него, и от волнений грудь сжимало еще сильнее. Эти повторявшиеся действия приводили его в ужас, что он умрет, так и не обретя способности стать призраком, и все его труды по записыванию отличных идей для привидений пойдут прахом. Теперь, получив лицензию, он шагал на работу – он служил начальником дневной смены в расположенном в центре города супермаркете «Ральфс». Он опаздывал, потому что ждать в архиве пришлось гораздо дольше, чем он рассчитывал. Но кому есть дело до чего-то незначительного, вроде рабочего дня, когда он обретает нечто значительное, вроде лицензии? Перед ним с шипением открылась дверь, и он вошел в мир фильтрованного воздуха, пирамид, апельсинов и начальства, которое едва его не уволило. Этот мир, в отличие от него, был преходящим. Следующие два дня он проведет в волнующей эйфории, пока не раскалится пол, не разверзнется земля и в молочном отделе не появится одна из загадочных ям, поглотившая целый ящик молока без лактозы вместе с Чарли, который, глядя на повисшее над ним в свободном полете созвездие из молочных пакетов, подумает: «По крайней мере, сейчас я стану призраком». Но он окажется в корне неправ.

Дэррил смотрел на лису с ее зубастой улыбкой. Остальные лисы растянулись вокруг нее. Это был его любимый витраж в церкви. «Общность». Он говорил ему все.

Дэррил улыбнулся лисе, растягивая губы и показывая столько зубов, сколько возможно. Улыбка была важной частью веры и поклонения, поэтому учителя в церковной школе раз в неделю проводили пошаговый ритуал – это был веселый способ начать занятия.

– Шаг первый: растяните губы, – говорила мисс Френч, его учительница в церковной школе.