Тимоте де Фомбель - Книга Джошуа Перла

Однако ни в одну из библиотек я не попал. Все они не работали по случаю праздника, о котором я совершенно забыл.

После обеда я завершил обход закрытых библиотек и присел на ступеньках последней, на берегу Сены.

Честно говоря, я чувствовал себя довольно глупо, но особо не переживал. Жаловаться было не на что. Погода стояла прекрасная. На улицах было полно гуляющих. А машин, наоборот, мало. С прогулочных корабликов долетали обрывки фраз на разных языках. Гиды рассказывали про остров Ситэ, Академию и королеву, которая сбрасывала любовников с башни.

Вокруг меня разыгрывались разные сценки. Вот дама на мостовой сломала каблук. Вот девочка играет в бильбоке шариком мороженого. Вот господин, указывая на Лувр, важно произносит: «Версаль», а его спутница восторженно ахает… Всё это стоит сокровищ библиотеки.

Не знаю, сколько времени я провел в задумчивости на ступенях.

На другом берегу Сены зазвонили колокола, и вдруг ко мне подошли три девушки. Одна из них спросила, говорю ли я по-английски. Я скромно кивнул и ответил: «Yes, I do», как велел мой первый учебник английского.

Тогда другая стала что-то быстро объяснять, но я не понял ни слова. Тем не менее, чтобы не ударить в грязь лицом, я упорно продолжал кивать. И только их недоуменное молчание натолкнуло меня на мысль, что, возможно, это был вопрос.

Девушка смотрела на меня голубыми глазами, полными надежды. Ее подруга, видимо, угадав мои сомнения, вопросительно и очень четко произнесла одно лишь слово: «пожарный».

Я принялся активно кивать – точь-в-точь игрушечная собачка за стеклом автомобиля. Да, да, да, я понял. Пожарный. Очень. Нет сомнений. Теперь у нас взаимопонимание. Но я всё еще не знал, при чем тут пожарный?

Она снова повторила это слово, да так настойчиво, что я почувствовал: пора защищаться.

– Я не пожарный, – сказал я, ударив себя в грудь.

Я вдруг вообразил, что меня попросят забраться на крышу по длинной лестнице или сделать кому-нибудь массаж сердца.

Девушки усилили мое замешательство, исполнив маленький танец и завершив его четко произнесенным словом «пожарный».

Я развел руками. Когда они уже собирались оставить меня в покое, мимо проехал автобус, украшенный флажками, и я вдруг сообразил, что им нужно. Накануне 14 июля в Париже по традиции всегда устраивали бал пожарных.

Я предложил проводить их в ближайшую пожарную часть. Девушки были так благодарны, что всю дорогу болтали со мной без умолку. Я по-прежнему не понимал ни слова, но французская галантность не позволяла мне в этом признаться.

Я знал пожарную часть на улице Мадам, потому что мой брат отмечал здесь день рождения, когда ему исполнилось семь лет. Мы жили недалеко. Наша школа находилась на той же улице. Мой брат повел своих друзей смотреть пожарную часть, а я тогда был слишком мал, чтобы к ним присоединиться. Мне было три или четыре, и, конечно, пожарные казались богами. Я так и не простил брату, что он тогда не взял меня с собой.

Мои спутницы, напротив, просто умоляли пойти с ними. Я чувствовал, что они рады найти наконец настоящего француза, о котором мечтали всё путешествие: храброго, услужливого и веселого.

Бал был в самом разгаре. Во дворе танцевала, наверное, тысяча человек. Пожарных машин, увы, не было, да и немногочисленные пожарные сняли свои каски. Я немного расстроился.

Мои подруги тут же встретили армию соотечественниц. Под грохот музыки они попробовали нас познакомить. Некоторые учтиво пожали мне руку, но в их взглядах читалось разочарование. Я сразу вспомнил, что хоть и реализую сейчас мечту четырехлетнего мальчика, но на самом-то деле мне уже тридцать девять. То есть лет на сто больше, чем этим милым девушкам. Потихоньку оставив их в компании молодых людей, я собирался уйти, но внезапно оказался пленником танцующей толпы. Мне оставалось только плыть по течению.

Иногда танцоры поднимали руки, и тогда я не видел даже неба. И тоже поднимал руки, словно защищаясь от толпы. Пользуясь оглушительным грохотом музыки, я, как под душем, распевал песни. Лица мелькали слишком быстро, я не успевал никого разглядеть. У меня кружилась голова. Земля дрожала, будто Париж атаковали динозавры.

И вдруг я замер посреди танцующей толпы. На несколько секунд окружающий мир исчез. Я внезапно вспомнил, как в четырнадцать лет бежал по лесу и проснулся в доме господина Перла.

Я был как в тумане. Озирался, пытаясь разглядеть то, что пробудило эти воспоминания. Видимо, мое ошеломление бросалось в глаза, потому что вскоре из тумана вынырнули двое пожарных, взяли меня под руки и вывели с танцплощадки.

Мне бы радоваться, что герои моего детства меня спасают. Но мысли мои были далеко. Я думал о господине Перле, о тяжелом одеяле, собаках, очаге, наших разговорах, сокровищах в чемоданах и о том дне, когда меня оставили в траве рядом с велосипедом, забрав фотоаппарат и пленки.

– Вы далеко живете? – спросил один из пожарных.

– Нет.

На самом деле теперь я жил довольно далеко, на другом берегу Сены, но квартира моей матери, где я родился и вырос, находилась совсем рядом. Словно маленький мальчик, я показал пожарным ключи.

– Проводить вас?

– Нет. Мне лучше.

– Спокойно возвращайтесь домой.

Я подумал, что такие праздники мне уже не по возрасту, хотя в какой-то момент, замерев посреди толпы, и почувствовал себя четырнадцатилетним.

Я дошел до маминой квартиры. Я знал, что в июле мамы там нет. Я устал. Поднявшись на четвертый этаж, прилег на диван.

Двадцать пять лет я никому не рассказывал о доме с чемоданами. Сперва это походило на одержимость. Вернувшись домой, я по карте попытался определить расположение дома. Я высчитывал скорость, с которой мчался по лесу, расстояние между велосипедом и рекой. Одержимость перерастала в ярость. В дневнике я описывал коллекцию господина Перла такой, какой ее помнил.

На следующее лето, соврав о новых курсах, я отправился на поиски. Удивительно, как меня отпустили, учитывая, что год назад я потерял отцовский фотоаппарат и все пленки. Иногда родителей сложно понять.

Три дня я безрезультатно прочесывал лес.

Тайны, которыми не делишься, постепенно стираются, смешиваясь с фантазиями.

Мои воспоминания тускнели. Они не исчезли совсем, но стали частью меня. Я занимался театром, писал, мастерил разные предметы, читал книги. Джошуа Перл незримо присутствовал во всем, что я делал. Я больше не искал его вовне. Я даже больше не беспокоил его в глубине своей памяти.

И вдруг воспоминание вернулось.

В самом, казалось бы, неподходящем месте: на танцплощадке в пожарной части. Что-то напомнило мне о Перле, как запах тостов напоминает о дедушке, а масляной краски – о папе.

Я уснул на том же самом диване, где вырубился двадцать пять лет назад, вернувшись от Перла.