Александр Громов - Крылья черепахи

— Ха! — презрительно сказал мальчишка. — Чего там пробовать. Гвозди надо выдернуть. А замок открыт.

— Откуда знаешь?

Викентий насупился. Он понял, что Феликс его поймал, и злился.

— Чем хоть открывал-то? — улыбаясь, спросил Феликс. — Бабушкиной шпилькой?

Молчание.

— А с крыши далеко видно?

— Да не знаю я! С какой еще крыши?

Мария Ивановна смотрела на нас с ужасом. Милена Федуловна – с высокомерным презрением. Убежден, что существа, подобные Викентию, не раз подкладывали ей на стул кнопки и натирали доску парафиновой свечой. А те, что постарше, — звонили в милицию насчет заложенной бомбы как раз накануне сочинения о «лишних» людях в творчестве русских классиков. У подростков свое понятие о том, кто лишний, и, по-моему, правильное.

— С обыкновенной крыши, — пояснил Феликс. — Бабушке рассказать, а?

Мальчишка шмыгнул носом. Он сдавался.

— Так чем ты открывал замки? Мне просто интересно.

— Скрепкой, — Викентий наконец сдался. — И еще гвоздиком, только его подточил немного…

— Умелец. Обо что точил-то?

— О стенку в подвале. Я подвал первым открыл… ну, когда меня поймал этот… хранитель. То есть я сначала открыл дверь в башенку, а потом уже в подвал.

Мы с Феликсом озадаченно переглянулись. В «Островке» был подвал, куда можно проникнуть, и мы не знали о его существовании. А шустрый Викентий узнал в первые сутки после приезда.

— Зачем отпирал-то? — с любопытством спросил Феликс.

— Так… Интересно.

— Ну ладно. А следы нанопитеков чем делал? Давай показывай, не стесняйся.

— А не отберете?

— Не отберем.

— Честно-честно? — физиономия Викентия выразила сомнение.

— Даю слово.

Рука мальчишки нырнула в карман и вынырнула с небольшим предметом, тщательно вырезанным из обыкновенного ластика. Под тяжкий вздох Викентия Феликс взял предмет с его ладони, повертел в руках, хмыкнул и передал мне.

Маленькая резиновая пятерня с пяткой и оттопыренным большим пальцем. Макай в грязь нужной стороной и ставь следы, хоть правые, хоть левые.

— Вы только отдайте, ладно? — загнусил мальчишка, не сводя взгляда со своего сокровища. — Я эту вещь два часа резал…

— Чем резал?

— Бритвой. Только это еще дома было. Вы отдайте…

Я отдал.

— Заранее готовился, значит? А зачем?

— Так интересно же! Скучно просто так…

Да, ему было скучно. Мальчик развлекался. Я припомнил, как меня в детстве родители отправляли в зимний лагерь, каждый раз со скандалом. Скучища смертная. Но там я хотя бы находился среди сверстников, а тут одни взрослые рыла со своими нудными нотациями, надоевшая бабушкина опека, высокомерное брюзжание Милены Федуловны, идиотские взрослые правила поведения, и никто не расскажет ужастик на ночь…

Я его понимал. Хотя сам в его возрасте предпочел бы, наверное, скуку.

— А почему дверь в подсобку все еще заперта? — с видимым интересом спросил Феликс. — Не справился, что ли?

— Ха, не справился! — ухмыльнулся Викентий. — Да там самый простой замок! Я его открыл и снова запер. Что я, ненормальный – подсобку открытой оставлять? Уборщица бы разоралась, что барахло пропадет, у нее там швабры всякие…

Ишь ты, подумал я. Развлекающийся рационалист. Расчетливый романтик. Детки-цветики…

— Ваш внук вырастет либо великим взломщиком, либо великим сыщиком, — кисло сказал я бедной Марии Ивановне. — Но добром он не кончит, не надейтесь. В любом случае лучшую часть своей жизни он проведет в различных помещениях с решетками на окнах, беседуя с уголовниками всех мастей. Я вас не поздравляю.

— Виталий шутит, — сказал Феликс. — Ну, мы пойдем к себе. Запритесь на всякий случай, хорошо?

— Собаке гулять пора, — надменно произнесла Милена Федуловна своим обычным надтреснутым голосом, а я ни к селу ни к городу вспомнил, что один из ростовских колоколов и посейчас носит имя «Козел». Как бы поняв смысл слов, бульдожка тявкнула и заскулила. — Быть может, мне и выйти нельзя? Быть может, собака должна делать свои дела прямо здесь?

— Вам лучше выйти с нами, — сказал Феликс.

— Как-нибудь обойдусь без таких защитников. Не утруждайте себя.

— Тогда мы подождем вас в холле. Пожалуйста, не отходите далеко от крыльца.

Милена Федуловна не удостоила нас ответом.

— Что еще за история с крышей? — спросил я, когда мы стояли в холле перед дверью, слушали счастливые взвизги облегчавшейся бульдожки и, вероятно, оба думали о тяжком кресте Марии Ивановны. Мне было жаль старую географичку. Милена Федуловна непременно выскажет ей свое мнение о преступных наклонностях молодого поколения, наверняка имеющих наследственную природу.

— С крышей? — переспросил Феликс и махнул рукой. — А, ерунда. Здоровое мальчишеское любопытство и наличие шила в заднем месте. Помнишь, мы сидели внизу, а Викентий куда-то делся. Потом появился весь продрогший, но при этом из корпуса не выходил. Где был, спрашивается? Из правого коридора в башенку, там по двум лестницам на чердак, а дальше через слуховое окно на крышу. Я еще тогда догадался.

— Мегрэ, — кисло прокомментировал я. — И к тому же шантажист. Мог бы и помягче с ребенком. А зачем было провоцировать словесницу? Я думал, она коньки отбросит.

— Так у нее почки шалят, а не сердце, — резонно возразил Феликс. — Ну, покричала немного. Зато, когда выдохлась, с ней удалось поговорить. Почти человек.

Я озадаченно почесал за ухом. В чем-то Феликс был прав. Сомнительно, чтобы Милена Федуловна согласилась вести с нами беседу без предварительной встряски. Кто мы для этой надутой спесью верблюдицы? В лучшем случае подозрительные типы и алкоголики, в худшем – грязь под ногами. С другой стороны, такие эксперименты до добра не доводят. Здоровое сердце есть здоровое сердце, однако старость есть старость, а с бригадой реаниматоров у нас нынче туго.

— Деструктивный метод раскрытия преступлений – это не Холмс и даже не Лестрейд, — съязвил я. — Это Скуратов.

— Который? — заинтересовался Феликс.

— Который Малюта.

По-моему, Феликс хотел что-то ответить на мой выпад. Но он не ответил. Только усмехнулся.

Мы сидели в моем номере и пили пустой чай. Было девять часов вечера, а мы только и сделали, что разоблачили мнимых нанопитеков. Инициатива сделать перерыв в следствии исходила от Феликса. Он же самовольно перетащил оба чайника ко мне в номер. Я удивился – по-моему, надо было шпарить по горячим следам, раз уж взялись, — но согласился. По-видимому, у него имелись какие-то свои соображения.

— Хорошо, что заслуженная учительница на нас собаку не натравила, — сказал он, прихлебывая чай и обжигаясь. — Знаешь, каково себя чувствует рука, когда на ней висит бульдог? Не питбуль, конечно, но все равно неприятно…

— Зачем бы ей натравливать? — пожал плечами я. — Она же ни в чем не виновата.