Александр Громов - Крылья черепахи

Орали мы так, что охрипли, и хоть бы хны. Ни один паршивый любитель утреннего моциона не выбрал для прогулки маршрут над речным обрывом – зябко, видите ли, промозгло… Ор наш глох в тумане. Наконец, очень не скоро, с того берега кто-то подал голос, и мы охрипше завопили на разные лады – сообщите, мол, позовите, мол, кого-нибудь, помогите голодным и холодным, сами мы не местные… О трупе, что характерно, никто уже и не вспомнил.

Ожидание – скучная вещь. Надежда Николаевна без толку бродила туда-сюда вдоль уреза воды. Инночка угрюмо нахохлилась на крыльце, напоминая не то воробья-переростка, не то бомбу замедленного действия. Ненадолго появилась Милена Федуловна, буксируемая повизгивающей бульдожкой, дала собаке пометить сугробы и уволокла ее обратно. Матвеич вынес из холла свой пенопластовый ящик и уселся на него верхом. Виталий курил и многословно выпытывал у мрачного и не расположенного к разговорам Коли, почему он не курит и все еще жив.

Я прервал этот допрос, взял у Виталия мобильник, набрал номер Радогодского отделения УВД и от недовольной дежурной узнал, что дело у них на контроле, что оперативно-следственная бригада вот-вот будет у нас и что, мол, вашим (так и было сказано – «вашим») делом занимается старший инспектор Дурдыев Адель Абдурахманович. Нет, Адель – не женское имя. И не французское. После чего нам было наказано не беспокоиться, но каким-то чересчур напряженным тоном. Таким тоном говорят по телефону домохозяйки, когда подозревают, что в эту самую минуту у них на плите выкипает молоко.

— Что? — спросил Виталий. — Едут?

— Едут-то едут…

Я не стал напоминать ему о том, что добраться от шоссе до санатория – уже нетривиальная задача, если не располагаешь амфибией или вертолетом. Где старший инспектор Дурдыев с неженским именем Адель сможет разжиться подходящим случаю транспортом? У военных? В принципе это возможный вариант, но тут все упирается в личные отношения между местным мвэдэшным и военным начальством. Могут помочь, а могут и указать на то, что великий русский поэт Александр Сергеевич Пушкин умер и за керосин платить не будет.

Наверное, уже указали, подумал я. Иначе сыскари уже были бы здесь.

Так, а кто еще может им пособить? Спасатели из МЧС? Пожарная авиация? Карлсон? Баба-Яга в ступе с инспектором Дурдыевым на внешней подвеске? Про себя я уже решил: если наше положение не изменится до вечера – велю убрать покойника из холла к чертовой матери, и пусть из меня потом вынут душу за сокрытие следов преступления, которого не было. В «Островке» живут нервные и не очень здоровые женщины – мне здесь не нужны ни сердечные приступы, ни психические расстройства.

Вот так вот. А мы – продержимся. Сколько надо, столько, и продержимся. Особенно если Большая Земля подбросит продуктов питания.

— Блин! — сказал вдруг писатель, наступив в неизвестно откуда взявшийся ручеек. Я дал себе слово потом поговорить с нашим светочем словесности: если уж используешь эвфемизмы ругательств, то выбирай среди них те, которые не имеют отношения к продовольствию. Наш завтрак, по правде говоря, был довольно убогим.

Урчало и парило. Теплый ручеек только-только начал изливаться из прикрытой сеткой отдушины в подвале корпуса. Стало быть, грунтовая вода продолжала прибывать. Стремясь к протоке, нацеливаясь излиться в реку чуть правее жалкого огрызка моста, оставшегося на нашей стороне, ручеек быстро проедал себе русло в утоптанном снегу.

Как раз в этот момент на крыльце возникли трое: толстый Леня, посадивший меня вчера в лужу своими дедуктивными способностями, мелкий нанопитек Викентий и Мария Ивановна, зябнущая в пальто. Увидев новорожденный водоток, Викентий тут же радостно завопил «ух ты!» и принялся искать щепку, способную изобразить кораблик. Мария Ивановна и Леня подошли ко мне.

— Феликс! А вода-то морская…

Я не сразу понял, и они пустились наперебой втолковывать мне, глупому, суть феномена. Как будто от меня зависело опреснение затопившей подвал воды, которая нам, между прочим, в подвале даром не нужна, что соленая, что пресная!

Как будто у нас не было других проблем!

— Там мог стоять мешок с морской солью, — сказал я, подумав. — Для пользительных ванн дорогим гостям. Еще в обкомовскую эпоху снесли излишки в подвал и забыли. Годится как версия?

— Кеша! Викентий!

— Что, ба?

— Поди сюда.

— Сейчас, ба, — Викентий с увлечением преследовал взглядом щепку, кружимую в бурунах и водоворотах ручейка. Должно быть, последний представлялся ему Гранд-каньоном, а щепка – пирогой, уносящей отважного траппера от улюлюкающей банды краснокожих охотников за скальпами.

— Не «сейчас», а иди сюда!

— Дело есть, — добавил я, чтобы малец не подумал, что взрослые опять собираются дергать его по пустякам.

Услыхав про дело, он и вправду тотчас подошел, заинтересованный и недоверчивый. Где, мол, дело? Какое дело? Если вы опять скажете, что мне надо одеться теплее, и назовете это делом – я перестану держать вас за серьезных людей, понятно?

— Викентий, — строго сказала Мария Ивановна, — ты ведь в подвал спускался? В тот день, когда замок открыл?

— Ну. — Викентий сразу насторожился.

— Была там вода?

— Не-а. Сухо было.

— А мешков… мешков ты никаких не видел? Не торопись, вспомни хорошенько.

Внук Марии Ивановны уверенно замотал головой:

— Не-а. Там только трубы были. И мусор.

— Понятно, — сказал я. — И это все?

— Еще дыра в углу, примерно вот такая, — показал Викентий. — Наверное, там крысы когда-то жили, а потом ушли. Я там палкой пошуровал – нету…

Он покосился на бабушку. Но бабушка была ничего, даже не прочла ему взволнованную лекцию насчет свирепости грызунов и переносимой ими заразы. И Викентий побежал искать новую щепку.

— Вот видите, Феликс, — значительно проговорила Мария Ивановна, — все не так просто…

— Тогда остается предположить, что под нами пласт каменной соли, — сказал я, теряя терпение. — Чем не гипотеза? Только знаете что: не надо морочить мне голову загадками природы. Очень прошу, не надо. Потом с ними разберемся, а сейчас есть дела поважнее…

Соврал. Это мысли у меня были поважнее, как я тогда думал, а дела… Какие могли быть у нас дела, кроме как ждать, по возможности не теряя выдержки и спокойствия?

Хотя и это было не так просто.

Мария Ивановна только покачала головой в пуховом платочке, не соглашаясь со мною, и ничего не сказала.

Я оказался пророком. В нас кинули банкой, только не тушенки, которую я вчера предрекал Виталию, а кабачковой икры, и не попали. Консерв булькнул в разлившуюся протоку примерно посередине. Квелый мужичонка не годился в метатели. Дородная тетка в шубе поверх белого халата крыла его на все корки. Квелый отругивался. Вторая банка полетела лучше, но все равно не достигла берега. Мужичонка долго примеривался, приседал, как дискобол, и наконец запустил третью. Эта нырнула в воду в двух шагах от нашего Мухина-Колорадского и обрызгала ему физиономию. В крайнем случае за ней – я имею в виду банку, а не физиономию – можно будет слазить, когда подведет животы. Место, где ее искать, я запомнил, а кто полезет – решим жребием.