Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Дорогие друзья, — на этот раз тост решил сказать я, — с позволения моего достопочтенного отца и покровителя, дона Пьетро Фосфорини, я хотел бы поблагодарить всех присутствующих за неоценимую помощь. Дон Фосфорини, если бы не вы, я бы давно покоился с миром неизвестно где. И я безмерно благодарен вам не только за то, что вы дали мне жизнь, но и за то, что вовремя спасли её. Маэстро Альджебри, я сердечно признателен вам за то, что не лишили меня, пожалуй, единственного шанса оказаться на сцене самого театра «Della Valle» и терпеливо отнеслись к моим капризам и недостаточной компетентности. Ваше сиятельство, блистательная маркиза, вам же я хочу выразить свою искреннюю благодарность за то, что, подарили мне возможность увидеть то, о чём я даже не подозревал. И, наконец, особые слова благодарности обращены к моему замечательному учителю, маэстро Доменико Мария Кассини. Единственный человек, который не бросил меня в трудную минуту и не отвернулся от меня, потратив своё драгоценное время на обучение столь посредственного певца, как я. Подобно великому Микеланджело, мой учитель проделал кропотливую работу по высеканию произведения искусства из безжизненного камня. И я говорю не только о вокале. Поистине, Доменико сделал из меня человека, научил жить и чувствовать по-настоящему. Научил любить вопреки всем предрассудкам. Доменико, ты — настоящее чудо…

При этих словах все подняли бокалы и вновь со звоном свели их вместе. Стефано, в порыве эмоций, крикнул: «Ура!», а я, увидев слёзы на глазах Доменики и не сдержав порыва страсти, в присутствии всех нежно поцеловал мнимого «виртуоза» в губы, чем вызвал лишь всеобщее одобрение. В Риме восемнадцатого века считались нормальными романтические отношения между «виртуозом» и его покровителем, коим я теперь являлся в какой-то мере для Доменики. Что же касается Петра Ивановича и синьоры Кассини, то они уже подписали самый важный документ, дающий нам в перспективе право на отношения.

После праздничного банкета все разбрелись кто куда, образуя небольшие компании. Карло Альджебри, он же аббат Джероламо, беседовал с дядюшкой Густаво на религиозные темы, хотя, по правде сказать, последний не особо годился в духовные наставники. Маэстро Альджебри обсуждал с донной Катариной условия брачного контракта между Эдуардо и Чечилией: свадьбу назначили на лето следующего года, когда Эдуардо исполнится шестнадцать лет.

Сам же младший Кассини неожиданно для себя обрёл наставника и собеседника в лице князя Фосфорина, ещё за столом удивив всех своим новым шедевром: в качестве подарка к помолвке Эдуардо собственноручно изготовил и подарил Чечилии миниатюрную деревянную вазу в виде ионической колонны, выполненную из полена и покрытую белым лаком. Пётр Иванович искренне восхитился способностями мальчика и пообещал посодействовать при поступлении во Флорентийский университет на факультет архитектуры.

— Хорошее образование — есть фундамент для развития полноценной личности, так говорил мой учитель по столярному делу. Сам я несколько лет, по указу императора, отучился в Голландии. А спустя годы, заметив, что мой младший сын Микеле хорошо рисует, отправил его во Флоренцию, изучать живопись и скульптуру.

— Если ваш младший сын столь же хорош в изобразительных искусствах, как старший — в искусстве пения, то, с вероятностью девяносто девять из ста, могу поклясться, что Россия вскоре обретёт своего собственного Микеланджело, — с едва заметной усмешкой отметил маэстро Альджебри.

— Маэстро, вы мне льстите, — ответил я. — Вы просто не слышали лучших певцов Италии. Фаринелли, Каффарелли, Джицциэлло…

— Так-так-так, — перебил меня композитор. — О первых двух я слышал от Доменико, который имел честь присутствовать на их выступлениях. Но вот о третьем я понятия не имею.

— Тогда простите, — немного краснея, извинился я, осознав, что этот певец ещё не дебютировал на сцене. — Похоже, я что-то перепутал.

Чечилия с Доменикой и Паолиной продолжали обсуждать сценическое платье и детали его реализации, а Стефано подбирал на клавесине какую-то восточную мелодию, и ему было ни до чего другого.

Вскоре семейство Альджебри засобиралось домой, Эдуардо с дядюшкой вызвались отвезти их на карете. Доменика с Паолиной уговорили синьору Кассини, дабы та позволила им помочь прибирать со стола и помыть посуду. В гостиной остались я, князь Фосфорин и маркиза Канторини. Князь испытующе смотрел на меня и маркизу, и в его взгляде я увидел множество вопросов.

— Уважаемая синьора, — наконец, обратился князь Фосфорин к Джорджии Луидже. — В связи с некоторыми серьёзными вопросами я бы хотел, чтобы вы уделили мне пару минут.

— Что ж, нам и вправду есть, о чём поговорить, — таинственно улыбнулась маркиза. — Синьор Фосфоринелли тоже примет участие в беседе? — поинтересовалась Джорджия Луиджа.

— Нет, это личный разговор, — резко ответил Пётр Иванович. — Алессандро, навести пока синьора Кассини и синьорину Паолину.

— Слушаюсь, ваша светлость, — смиренно ответил я и вышел из гостиной.

Князь закрыл за мной дверь, а я… Что ж, мне не осталось ничего другого, кроме как подслушивать. В очередной раз я почувствовал себя героем шпионских детективов. В данном случае это было не проявление любопытства, а желание узнать жизненно важную информацию.

— А вы неплохо выучили итальянский за эти годы, — с небольшой усмешкой заметила маркиза. — Не ожидала встретить вас снова в Риме.

— Обстоятельства вынудили меня приехать сюда, — после минутной паузы услышал я реплику князя. — Но всё же, это невероятно. Судьба вновь свела нас вместе столь внезапно.

— Да, кто бы мог подумать, — усмехнулась Джорджия Луиджа. — Невероятно и то, что мы сразу узнали друг друга.

— Вы ничуть не изменились с тех пор. Тот же испепеляющий взгляд и грация пантеры.

— Что ж, а вот вы сильно изменились, — ответила маркиза. — Наивный нежный юноша превратился в сурового мужа. Взгляд стал угрюмым, а приятная улыбка несколько циничной.

«Взгляд стал угрюмым и улыбка циничной», — мысленно передразнил я. Чего вы хотите от человека, который пережил войну и в битвах участвовал? И, клянусь, это не какой-нибудь вам Battlefield с компьютерной графикой, а жестокая реальность. Какой будет взгляд и отношение к жизни, когда кругом сабли, кровь и кишки? Когда по-настоящему находишься на волосок от смерти и видишь окровавленные трупы боевых товарищей? Когда понимаешь, что от тебя и только от тебя зависит жизнь и безопасность тех, кто тебе дорог? Такой взгляд был у моего деда, Ильи, который также пережил войну и блокаду, но никогда нам об этом не рассказывал, предпочитая молча курить трубку.

— Что ж, жизнь хорошо меня закалила. Жалок тот дворянин, что прозябает у себя в поместье, вместо того, чтобы служить Отечеству и людям. Лишь испытания и ответственность за ближних делают из мальчика мужчину.