Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Наш «гамильтонов» путь лежал через Польшу и Литву, на то время являющимися не самостоятельными государствами, а территорией, зависимой от великой Саксонии. Всё это время в моей душе кипело недовольство и горел огонь войны с несправедливостью. Как же так, Саксония тратила все деньги на процветание Дрездена, а о своих «подопечных» совсем не заботилась? Да и кому понравится вдруг оказаться в зависимости от другой нации, пусть даже последняя имеет те же ценности и такую же государственную религию?

Буду честным, я не мог припомнить ничего особенного и интересного, что произошло во время путешествия по этим странам. В самом деле, о каких достопримечательностях приходится говорить, когда путешествуешь не в экскурсионном автобусе, а в закрытой карете, да ещё и в компании неадекватной родственницы, выносящей всем мозг?

Останавливаться в городах более чем на пару дней было некогда и невозможно, надо было как можно скорее доставить княжну Фосфорину домой, чтобы наконец создать ей приемлемые условия для её состояния. После того, что сказала мне Доменика, я старался помалкивать и не раздражать её нежную хрупкую психику, в конце концов вслед за Стефано переместившись в карету прислуги и поменявшись местами со стареньким лакеем Макарычем, которого про себя я называл Кар-Карычем, поскольку тот напоминал вышеупомянутого героя мультфильма не только внешностью и созвучием с именем, но также поразительной житейской мудростью. Каким-то непонятным образом пожилой крестьянин, с трудом изъяснявшийся по-итальянски, смог найти подход к Паолине. Об этом мне как-то вечером сообщила Доменика во время нашего занятия музыкой.

Один раз, поздно вечером, мы с Петром Ивановичем играли в карты в гостиничном номере. Настроение — дрянь, предчувствие — плохое. В этот момент в комнату без стука ворвался Стефано. На нём будто бы лица не было, и мы сразу поняли, что произошло ужасное.

— Что случилось, Стефано? — обеспокоенно спросил я. — Кому-то из девушек плохо?

— Паолина… ей… она умирает! — едва сдерживая слёзы, прошептал Стефано. — Я увидел их в коридоре, Доменика попросила отнести Паолину в комнату, а затем прогнала меня и захлопнула дверь. Прошу, помогите! — воскликнул он затем и с рыданиями вцепился мне в воротник.

— Нет, не может быть! — испугался я. — Где Доменика? Она сейчас с ней?

— Да! Но она не впускает меня в комнату! Алессандро, я не хочу потерять любимую женщину второй раз!

— Успокойся, может всё и обойдется, — как мог, утешал я Стефано, когда мы поспешно шли по коридору в сторону комнаты девушек.

Пётр Иванович бранился в открытую, пару раз адресовав самому себе нецензурное слово на вторую букву алфавита. Как выяснилось, в то время это слово имело более широкий смысл и применялось к негодяям любого пола.

Мы постучались, и нам открыла Доменика. Выглядела она плохо, на лбу выступал пот, а взгляд был уставшим.

— Прошу, скажи, что случилось? — дрожащим голосом спросил я.

— Увы, всё очень плохо. У неё было сильное кровотечение, которое не удалось остановить.

— Боже, какой ужас! — воскликнул я, понимая, что произошло что-то страшное, но что именно — не знал. — Нам можно навестить её?

— Нет. Вам незачем.

В это время из комнаты Паолины вышел пожилой человек в пенсне, по всей видимости врач. Каким образом Доменике удалось откопать в польском пригороде лекаря, я узнал только потом: к счастью, в тот момент в коридоре оказалась пани Доброслава, супруга владельца гостиницы. Мудрая пожилая женщина без слов догадалась, что высокой гостье плохо и сама отправилась за лекарем. С тем уже Доменика смогла договориться, так как он знал латынь.

— Доктор, скажите, потеря крови не очень серьёзная? Она выживет? — обеспокоенно спросил я.

— Выживет, ваша светлость. Но младенца, увы, потеряли.

— Нет! — воскликнул Стефано и с воплем сел на пол, рвя на себе волосы. — Нет, нет, нет! Господи, за что?!..

— Не беспокойтесь. Ваша супруга в относительно нормальном состоянии, она ещё родит вам наследника, — спокойным голосом отвечал врач. Старый дурак! Он не понимал, какую боль вызвали эти слова у несчастного сопраниста. — Всё будет в порядке. А теперь я вынужден откланяться. Меня ждут на другом конце посёлка.

Доктор ушёл. В коридоре воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь периодическими и судорожными всхлипами Стефано.

— Я… могу проведать свою дочь? — наконец обратился князь к Доменике.

— Да, ваша светлость, — с грустью ответила синьорина Кассини. — Прошу вас, именем Святой Девы Марии и апостола Пьетро, не будьте к ней жестоки.

— Клянусь, маэстро, — с тяжёлым вздохом Пётр Иванович вошёл в комнату, а я хотел просочиться следом за ним, но Доменика меня не пустила.

— Это личный разговор. Ты не должен мешать. Я же пойду успокою Стефано. Бедный мальчик огорчён больше всех. Стефано, пойдём, я приготовлю тебе ванну с маслом аниса.

В очередной раз сердце сжалось оттого, с какой нежностью и заботой Доменика отнеслась к уже взрослому парню под два метра ростом, проявляя поистине материнскую любовь к несчастному «виртуозу».

Несмотря на запреты Доменики, отправившейся вместе со Стефано в его комнату, я всё же приложил ухо к двери и вот, что я услышал:

— Прости, дочь моя. Не уследил. Не защитил тебя от нечестивого действа лукавого мужа.

Меня не удивляло подобное бережное отношение князя к провинившейся дочери. При общении с лицами разного пола он использовал разную тактику, которая, как ни странно, работала. С сыновьями он был строгим и требовательным, с дочерью и будущей невесткой — деликатным и обходительным.

— Нет. Виновата лишь я, отец, — слабым голосом отвечала Паолина. — И наказана сполна.

— Не беспокойся, родимая. Никто ничего не узнает. Мы выдадим тебя замуж за Стефано, и вы будете с ним счастливы.

— Увы, нет. Мы не любим друг друга. Брак без любви не имеет смысла.

— Ты до сих пор любишь его? Того, кто совершил с тобою этот грех?

— Думаю, что нет. Нельзя назвать любовью страсть и похоть, которые вспыхивают мгновенно, сжигают душу и столь же мгновенно исчезают.

— Тогда что тебе мешает?.. В твоём положении мы не сможем найти тебе достойного супруга, поэтому придётся довольствоваться тем, что есть. Стефано, хоть и не совсем мужчина, зато хороший человек.

— Отец, я давно приняла решение, — вдруг холодно и отстранённо ответила Паолина. — Я стану монахиней.

Последние слова словно градом меня окатили. Как? Это юное создание собирается похоронить себя заживо в замкнутом пространстве? Да разве для этого добрая мать-маркиза отправила её не пойми куда?

«Для этого…», — мгновенно пронеслось у меня в голове. Очередная вспышка из глубин сознания, а затем наступило умиротворение и тишина.