Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

Тем временем карета подъехала к столичной резиденции Фосфориных. Открыв дверь и ступив из кареты на землю, я понял, что «влип» по самые подвязки на чулках. Грязь, вода после дождя, смешанная с конским навозом, всё это было обязательными атрибутами эпохи. И если в Риме сам уровень загрязнённости был намного выше, то здесь ситуация усугублялась повышенной влажностью и заболоченной почвой. Правда, если быть честным, то после одного случая ещё в двадцать первом веке на Петроградской, подобные вещи уже не были мне в диковинку.

Я тогда как раз снимал однокомнатную квартиру на цокольном этаже, где планировал жить припеваючи со своей будущей супругой, Марией. Но мои планы, как известно, провалились, и я остался на этой жилплощади один. Мне тогда казалось, будто меня кто-то проклял, но не спешил за советом к наставнику, топя грусть и отчаяние в бутылке водки.

«Сюрприз» застиг меня врасплох, когда я, подавленный и утомлённый, вернулся в свою «берлогу» после пятой пары. Я открыл дверь, и на меня хлынул поток… Помню, как, мысленно матюгаясь, я, по колено в дерьме, искал на полу провода от компьютера. От невыносимого зловония меня стошнило прямо на пол, вернее, на ту субстанцию, которая его покрывала. Большую часть вещей и одежды мне тогда пришлось выбросить, а из квартиры съехать. Всё оставшееся до конца пятого курса время я жил у деда Гриши в Автово.

Выбравшись из кареты, я с интересом оглядел окрестности, в которых не сразу признал родные места. Никакого тебе асфальта, никаких автобусов, троллейбусов и плотно стоящих друг к другу домов. Отдельные особняки, сменяющиеся болотистыми пустырями. Затем я воззрился на само здание. Это был небольшой особняк в стиле Петровского барокко, с красными стенами и белыми колоннами, который, увы, не сохранился до наших дней. Судя по некоторым архитектурным особенностям, о которых я знал благодаря своей старшей сестре-архитектору, дом был построен, скорее всего, итальянцами, хотя кое-где стиль немного хромал. О чём я тотчас поинтересовался у Петра Ивановича.

— Наше с Мишкой совместное творение! Но доля правды в твоих словах есть, сильное влияние оказал Варфоломей Варфоломеич Растрелли, флорентиец из Франции. Именно он посоветовал моему сыну ехать на обучение во Флоренцию…

Что?! Неужто мои предки имели честь общаться с этим выдающимся человеком, королём барокко в архитектуре, чьи шедевры до сих пор украшают наш город? От осознания этого факта у меня едва не закружилась голова, почти так же, как тогда, в Милане, на концерте Фаринелли.

— Вы его знаете лично? Он сейчас в Петербурге? — задыхаясь от волнения, спросил я.

— В Петербурге, — усмехнулся Пётр Иванович. — Да он живёт недалеко отсюда. На Первой линии. Если опять во Флоренцию не уехал на обучение.

— На Первой линии? Это ведь, если я не ошибаюсь, Васильевский остров? — я предпринял попытку блеснуть знаниями, но опять облажался.

— Какой тебе Васильевский остров! Ладно, ты ведь здесь не был и ничего не знаешь.

Последние слова меня несколько обидели, но я был вынужден признать их истинность: действительно, в Питере восемнадцатого века я и вправду не был. После скромного обеда в фосфоринском дворце нам предстояла волнующая и увлекательная экскурсия по городу под руководством первоклассного экскурсовода, коим для нас стал Пётр Иванович. Во время экскурсии я время от времени задавал интересующие меня вопросы. Так, я узнал, что Первая линия находилась вовсе не на Васильевском острове — так называлась современная Шпалерная улица. Впрочем, очень многие географические объекты Петербурга имели совсем другие названия и структуру. Невский проспект назывался всего лишь «дорогой к Невскому монастырю» и представлял собой два отдельных отрезка, стыкующихся в районе современной площади Восстания. Такая вот кусочно-линейная интерполяция, имевшая место при строительстве города.

====== Глава 66. Эпик-фэйл на Зимней канавке ======

Наша карета выехала по незнакомому мне мосту на «Ваську», тогдашний центр города. Надо сказать, этот район в то время выглядел гораздо более привлекательно, чем полузаброшенный Невский проспект, напоминавший, скорее, какой-нибудь посёлок не особо городского типа. Бедная Доменика! Мне было очень стыдно перед ней, поскольку я ещё в Риме в красках описывал ей все достопримечательности своего города, а в итоге её знакомство с ним произошло на этапе его раннего становления.

— Васильевский остров… Ты перепутал Варфоломея Варфоломеича с Андреем Якимычем! — грубо засмеялся Пётр Иванович, придя к столь неожиданному выводу.

— Кто такой Андрей Якимыч? — не понял я, продолжая рассматривать окрестности из окна кареты: всё отличалось, всё было не так, как в моё время, и я с большим трудом распознавал свои родные районы.

— Земляк ваш, Доменико Андреа Трезини, наш главный архитектор, — как ни в чём не бывало ответил князь, словно говорил о своём коллеге по работе. — Недавно на «Ваську» переехал. Почти что тёзка по первому имени твоей невесты и моей будущей… невестки, — князь запнулся, и я понял, с чем это было связано: в этот момент он взглянул на соблазнительное декольте моей Доменики. Но я тогда не обратил на это внимания, уже привыкнув к тому, что мою возлюбленную страстно хочет мой предок.

Надо сказать, мне даже льстило, что взгляд на Доменику заставляет подниматься грешную плоть моих родственников. И в какой-то мере я был рад, что князь испытывает к моей возлюбленной то, что не могу испытать я.

Он хотел её так, как я сам мечтал хотеть её.

— Вы… и его знаете лично? — вновь с волнением спросил я, изумлённо воззрившись на Петра Ивановича.

— Что за отношение? Итальянцы не дают тебе покоя! — возмутился князь.

— Нет. Просто это люди, которые сыграют главную роль в развитии нашего города, — ответил я как можно более туманно.

— Андрей Якимыч не самый лучший архитектор. Одни прямые углы и чёткие схемы. Так и я могу, — выдал наконец фразу истинного профана Пётр Иванович.

«Тоже мне, сравнил бульдога с носорогом! — возмутился я про себя. — Если бы вся архитектура в Питере была похожа на фосфоринский особняк, то вряд ли сюда бы толпами валили туристы в двадцать первом веке!»

Это действительно было так. Увы, Пётр Иванович не обладал достаточными способностями в области искусства. Ему тяжело давались как музыка, так и живопись с архитектурой. Да, он был прекрасным технарём и сам строил великолепные деревянные здания, но все его постройки были однотипными и лишёнными фантазии. Пожалуй, именно отсутствие фантазии мешало ему стать настоящим архитектором. Об этом мне говорил ещё Никколо Альджебри.

— Вы ошибаетесь! — всё-таки высказал я свою точку зрения. — Он — великий гений! Ему памятник спустя века воздвигнут! — воскликнул я, чем снискал презрительный взгляд князя, а также совершенно изумлённый взгляд Стефано и возмущённый — Доменики.