Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Свет мой, брат Петрушенька, не вели погибнуть, вели слово молвить. Уповая на твоё милосердие, прошу, благослови нас с Марьюшком. Обещаем любить друг друга в горе и радости.

Что?! Меня тут просто током прошибло, а ещё говорили, что в восемнадцатом веке было плохо с электричеством! Княжна просит у своего брата… руки неаполитанского сопраниста? Кажется, мир, в отдельно взятом поместье, сошёл с ума.

Взглянув сначала на вжавшегося в стенку Марио, а затем переведя взгляд на Петра Ивановича, который пребывал в явном недоумении, я подумал, что сейчас последний точно прикончит первого. Но ничего такого не случилось. Вместо этого вдруг ни с того ни с сего раздался грубый смех князя, который не прекращался несколько секунд.

— Ха-ха-ха-ха! Добро тебе, Ефросиньюшка. Забирай свою «утеху любовную»! В один день обе свадьбы сыграем.

Надо сказать, я тоже с некоторым злорадством разделил мнение Петра Ивановича, про себя отметив, что меншиковский подарок всё-таки нашёл своё применение. Осталось только выяснить, что сподвигло княжну и сопраниста на столь скоропалительное заявление. Вроде бы, здесь не имел место экстренный брак в связи с беременностью будущей супруги, поскольку я сам видел шов у Марио и слышал от очаровательных сплетниц о том, что Ефросинья якобы мужчин на дух не переносит. Но тогда что? И почему? Все эти вопросы не давали мне покоя наряду с теми, что касались чертежей. Поэтому в один прекрасный момент я решил всё-таки припереть к стенке этого неаполитанского афериста. После репетиции оперы я остановил его за локоть в коридоре.

— Марио. Подойди на пару минут в мои покои. Разговор есть, — холодным тоном, строя из себя заносчивого аристократа, обратился я к Дури.

— Но ведь… я уже говорил вам, ваша светлость, что я не разбираюсь в чертежах. Я — химик, — воззрился на меня снизу вверх Марио, который был одного со мной роста.

— Вот именно потому, что ты химик, — объяснил я.

Тем временем мы пришли в мою комнату, и я закрыл дверь на ключ, пригласив Марио присесть в кресло, а сам занял табуретку у письменного стола. Я бросил ледяной взгляд на оппонента, пытаясь выглядеть как можно более солидно и аристократично, но не особо получалось.

— Итак, что за приворотное зелье ты изобрёл, что моя тётя донна Эфросиния так поспешно решила выйти за тебя замуж? Смотри, если дело вскроется, а оно обязательно вскроется когда-нибудь, у тебя будут большие проблемы.

При этих моих словах Марио побледнел, а в следующую минуту в слезах упал предо мной на колени. Интересно, это что — гормональный сбой или дешёвый театр одного артиста?

— Ваша светлость, не губите! Это… не то, что вы думаете, я вовсе не колдун!

«В милиции разберутся, кто из нас колдун», — вдруг вспомнилась мне перефразировка цитаты из известного фильма. Но я старался быть серьёзным и решил немного припугнуть афериста:

— Это мы ещё проверим. Продолжай.

— Я клянусь вам! Все годы, проведённые в лаборатории маэстро Прести, дабы заработать себе на кусок хлеба, я изготавливал и продавал на набережной краски, помаду и духи. Последние, не хочу показаться нескромным, считались лучшими не только в Неаполе, но и за его пределами. Деньги на сырьё я собирал по улицам в шапку, ибо у меня не было выбора. Так вышло, что однажды мои пузырьки купил какой-то торговец из Венеции, корабль которого отправлялся в Северную Европу. А спустя несколько месяцев хозяин лавки вручает мне благодарственное письмо от некоей синьорины Росинеллы, которой пришлись по вкусу мои духи, и она готова оплатить сырьё для следующей партии. В течение нескольких лет мы переписывались, я также похвастался ей, что являюсь певцом-сопрано и… наплёл ещё много чего. Синьорина изъявляла желание познакомиться со мною лично, когда прибудет во Флоренцию. Понятно, что я не мог об этом мечтать, ибо денег на дорогу у меня не было, но я всячески обещал, что мы обязательно встретимся. Но в этот момент нас с маэстро посадили, и я не смог доделать работу до конца. А теперь здесь, в России, мы наконец-то встретились…

— То есть, княжна Эфросинья — твой непосредственный заказчик. Что ж, логично, — согласился я, смутно припоминая, что аристократы в те времена вполне могли покупать заморские товары за сумасшедшие деньги. — Но мне непонятно другое. Зачем ей понадобилось выходить за тебя? Ты считаешь, что заслужил её руку и сердце?

— Я… не знаю, — чуть не плача, ответил Марио. — Она сказала, что я… похож на святого Себастьяна, который является для неё идеалом красоты.

Тут я понял: «Тётя — ку-ку». Эту странную женщину явно привлекал бледный и костлявый мальчишеский торс, покрытый шрамами и ссадинами. Вспомнилась одна фраза из известного новогоднего телеспектакля:

«Мне такой жених нужен, какой вам троим и во сне бы не приснился!»

— Ладно, верю. Но ты сам-то её любишь? — в конце концов спросил я.

— Ик… — неаполитанец от волнения начал икать. — Да, ваша светлость. У неё… Ик! Такие тёплые, сильные руки с голубыми сеточками и горячие губы…

«Видимо даже целовались», — мысленно заключил я. Но вслух я ничего не сказал. В конце концов, это не моё дело. Главное, чтобы этот «святоша» всех нас не перетравил и не сжёг поместье. На всякий случай я попросил слуг перетрясти его комнату и барахло, а с него взял клятву не проводить химических опытов без разрешения и присмотра Стефано и Ефросиньи, пригрозив, что в случае неповиновения сдам его в крепость. Но на самом деле бояться оказалось нечего: хоть Марио и проявлял потрясающие способности в области химии, в реальной жизни это был просто наивный дурак, который безо всякого стеснения говорил всё, что думает.

Марио и Ефросинья отказались от торжественного бракосочетания за компанию с нами и попросили Петра Ивановича провести мероприятие в семейном кругу, но в ближайшее время. Князь был не против, хотя перед этим ему пришлось в очередной раз выступить в роли доброго фея-крёстного, заставив Марио перейти в православие. Марио с радостью согласился, но с условием, что поменяет имя.

Таким образом, Марио Франческо Дури, сопранист из Неаполя, стал именоваться Марком Николаевичем Дуровым, по созвучию с настоящей фамилией. Свадьбу сыграли через неделю после братского благословения, после чего мы все начали готовиться к предстоящему мероприятию.

Комментарий к Глава 67. Возвращение в поместье Александр мог употребить слово “капут” в итальянской речи, поскольку слово имеет латинское происхождение.

Здесь нужно принять во внимание, что никакого конкретного дворца Фосфориных никогда не существовало в Санкт-Петербурге: это собирательный образ утраченных памятников дворцовой архитектуры.

UPD: Справка. В 1718—1725 годах вдоль Новгородской дороги по проекту Скорнякова-Писарева был проложен Лиговский канал для питания фонтанов Летнего сада от речки Лиги, вытекающей из озера в районе Дудергофских высот и текшей через Лигово.