Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— Такие, что не каждый к этому готов. Может получиться так, что Джулио потеряет голос и будет проклинать всех родственников, а заодно и нас с тобой, за то, что уговорили сделать с ним это.

— Почему ты защищаешь его глупые высказывания? Знаешь, я даже не представляю, что было бы, если бы мне не сделали операцию. Страшно подумать, я бы выглядел как Никколо и у меня был бы ужасный скрипучий бас! Фу, это отвратительно!

— Ну да, а ещё шестеро неугомонных балбесов впридачу, — добавил я, решив немного подколоть друга.

— Если честно… Не имею ничего против шестерых балбесов. В этом смысле я немного завидую Анне Марии. Но мне, увы, это больше не светит.

Больше не светит? Вот ты и проговорился! Значит, ты, Доменико, прекрасная женщина, которая по каким-то причинам не может иметь детей. Картина немного прояснилась, но не до конца.

Следующим номером был наш с Доменико дуэт, который вследствие утренней вспышки непонятно чего мне пришлось учить в своей комнате одному. Тем не менее, с произведением мы справились.

В общем, выступили все, за исключением архитектора, его жены и старшего сына Паоло: первый не обладал музыкальным слухом, вторая происходила из столь правоверной католической семьи, что даже заикнуться боялась на тему музыки, ну, а третий переживал период мутации. По понятным причинам в концерте не участвовали два младших внука маэстро, хотя и подпевали нашему дуэту.

— А теперь, внимание, конкурс, — объявил маэстро Альджебри. — Кто дольше протянет ноту. Участвуют все присутствующие «виртуозы», за исключением пока что маленького Тони.

— Я тоже хочу участвовать! — обиженно крикнул Антонио Альджебри.

— Всему своё время, bambino caro, — Доменико подошёл к мальчику и приобнял его за плечи. — А пока тебе предстоит ответственное дело: ты будешь вот по этим часам считать миллисекунды и записывать их.

Парень согласился и, взяв те самые часы из рук Доменико, с серьёзным видом сел на диван, с интересом разглядывая диковинные часы. В это время в гостиную спустился Стефано. Он дружески поприветствовал нас, но, судя по выражению лица, настроен он был решительно.

— Доменико, может я не буду участвовать? — шепнул я на ухо маэстро Кассини. — Не очень-то хотелось бы опозориться.

— Не думаю, что Стефано после вчерашнего сможет дотянуть ноту до минимума, — покачал головой Доменико. — Но даже если и сможет, не сдавайся. Вспомни наш урок два дня назад, ты ведь прекрасно справился с задачей.

— Ладно, как скажешь. В конце концов, я ведь всего лишь инженер.

— Не оправдывайся. Инженерное мышление наоборот должно помогать, а не мешать в вокальном исполнительстве. Но всё-таки не забывай и об эмоциях.

Конкурс начался, нас опять поделили на две группы: альтам досталась нота «фа», а сопрано — «ля» второй октавы. Признаюсь, я даже немного волновался, как на настоящем спортивном соревновании, например, по лёгкой атлетике, которой занимался в детстве.

— Доменико Кассини против Карло Альджебри! — объявил маэстро.

Оба «виртуоза» вышли на середину комнаты и одновременно затянули свою ноту. Конечно же, монстр Доменико перепел Карло и с ослепительной улыбкой и высоко поднятой головой прошествовал к дивану, где ему в восторге рукоплескали Анна Мария и маленький Челлино.

Далее настала очередь меня и Стефано. Как и говорил Доменико, сопранист всё ещё выглядел неважно, но старался не показывать виду. Я хотел как-то приободрить товарища, ведь ему и так сегодня утром досталось по первое число. Поэтому я решил устроить ничью.

— Стефано Альджебри против Алессандро Фосфоринелли!

Выйдя на середину комнаты, мы, пожав друг другу руки, начали своё вокальное состязание. Стефано начал петь негромко, и даже не наращивая мощность звука. Мне стало жаль парня: голос звучал неровно и казался каким-то усталым. Зато меня как будто прорвало: я вдруг почувствовал, что мне всё нипочём и лишь пел, получая невероятное удовольствие от своего уже «прокачанного» высоковаттного голоса, который сносил мне крышу своими высокими частотами и невероятной мощностью. Да, думаю, это ощущение стоило той цены, что я заплатил в детстве.

— Стоп! — взволнованный крик маэстро вернул меня с небес на землю. Придя в себя, я понял, что до того увлёкся собственным голосом, что забыл обо всём на свете. Даже про мысленно обещанную ничью. Занесло так занесло, так и в маразм на почве мании величия впасть несложно.

— Осмелюсь заметить, синьор Фосфоринелли, — маэстро внимательно сверил количество миллисекунд, записанных Антонио, — вы победили.

— Поздравляю, Алессандро! — воскликнул Доменико и бросился меня обнимать, но я почему-то подался назад. — Слышали? Это мой ученик! Это моя школа! Дай я тебя поцелую, studente carissimo!

— Спасибо, не надо, — холодно отозвался я, поскольку не привык к такого рода проявлениям участия, свойственным южным народам. — Доменико прав, ведь своей победой я целиком и полностью обязан ему.

Несмотря на поражение, Стефано ничуть не обиделся. Он вообще был не обидчив, а сейчас только обрадовался моему действительно неожиданному успеху. А я лишь утешал себя тем, что конкурс шуточный, и серьёзно к нему относиться не стоит.

После концерта нас пригласили за стол, дабы разделить с семейством Альджебри скромную трапезу, за которой мы увлечённо обсуждали актуальные вопросы «современной» математики: в тренде сейчас были дифференциальное и интегральное исчисление, а главными математическими звёздами — Лейбниц и Ньютон. Примерно в эти годы появилось и вариационное исчисление.

— Алессандро, вам знакома фамилия Бернулли? — поинтересовался маэстро.

— О, да! — воодушевлённо воскликнул я, но потом несколько поник, потому что не мог похвастаться, что ещё в школе познакомился с творчеством этих выдающихся деятелей науки. — Вернее, я читал некоторые статьи Иоганна Бернулли. И решал задачу о брахистохроне. Просто так, из интереса.

— Весьма похвально. Так вот в прошлом году его сыновья Никколо и Даниэле уехали в Санкт-Петербург, дабы развивать математическую науку в Российской империи. Обоих я знаю лично.

Я чуть не задохнулся от волнения. Представить только, я сижу за столом с человеком, который, возможно, пожимал руки великим математикам. Маэстро сказал, что братья Бернулли в Питере. О, если бы я только мог попасть на Родину, я бы сделал всё возможное, чтобы встретиться с первыми академиками нашего города.

Доменико, не особо интересовавшийся математикой, начал параллельный диалог с Анной, обсуждая драгоценности из ювелирной лавки на площади Венеции. Вскоре мы плавно перешли к обсуждению музыки.

— Значит вы, Алессандро, согласны петь в моей новой опере? — поинтересовался маэстро.