Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

О чём потом пожалел, так как Карло и Стефано имели привычку говорить одновременно, часто продолжая одну мысль друг за другом.

— Да мы и сами не поняли. Поднимаемся мы, значит, втроём на хоры, и слышим, что откуда-то страшно несёт тухлой рыбой… — начал Карло, а Стефано продолжил:

— Клянусь, мы обшарили всю Капеллу, но источника не нашли! Подумали, что это опять проделки Адольфо, но он со слезами всё отрицал!

— Ещё бы. Ему ведь нос вчера разбили…

— Маэстро опросил всех хористов…

— В какой-то момент у Доменико заслезились глаза, нос зачесался и распух, а потом, говорит, отекли связки…

— Он не смог петь соло альта в Gloria!

— Просидел на скамье до конца мессы…

— Не до конца, ему стало плохо, и я вывел его на улицу. Нет, мы, конечно, знали, что Доменико не ест рыбу, но о такой жуткой реакции даже не подозревали.

— Наверное, кто-то выяснил, что у Доменико аллергия и специально устроил диверсию, — предположил я. — Но кто? Вроде бы даже Фьори не в курсе.

Сам начал вспоминать: кто, кроме меня, знал об аллергической реакции маэстро Кассини. В памяти всплыл один эпизод: как-то раз после мессы мы с Доменико пошли обедать в трактир, успев занять последний свободный столик. Вскоре к нам подсел какой-то угрюмый тип в богатом костюме (что было довольно-таки странно для этого места) и заказал себе дорогущий заморский деликатес — голландскую селёдку. При этих словах Доменико мгновенно перебрался за соседний столик, где сидели какие-то ребята из Ватикана, я даже не знаю, кто, и объяснил им про свою «болезнь». Внешне я их плохо помню, но одного запомнил: горбатый заика с вытянутым лицом, похожим на башмак. Он без умолку разговаривал, напомнив мне ещё одного персонажа детства — ботинок Хоху. Вот этот вот Хоха умудрился так достать сотрапезников, что они надели ему на голову тарелку со спагетти.

— Кстати, знаешь, кто у нас теперь ведущее сопрано? — скривился Стефано.

— Откуда? Я же там не был, — ответил я.

— Так тот Комар! Которого, если помнишь, сам Папа не пожелал слушать. А теперь вот поёт. Кардинал объяснил, что, видите ли, больше некому.

— Час от часу не легче! — вздохнул я. — А как же Микелино Фраголини?

— Он у нас пока привыкает, — снисходительно объяснил Карло. — Пришёл к середине мессы, спел две ноты и устал. Попросил, чтобы принесли ему кресло. Оставшуюся часть богослужения пел, сидя в кресле, параллельно отвлекая вопросами Стефано.

— Главное, что я просто опешил от его вопросов. Нет бы спросить, что поём дальше, так стал выяснять, где в Риме продаются апельсины в шоколаде! Я молча написал адрес, так Микелино обиделся, что с ним не разговаривают, устроил истерику и убежал. Ужас какой-то! Вспомнил добрым словом старика Фосфоринелли, — вздохнул Стефано. — О, кстати, ты выглядишь странно. Донна назначила мусорщиком?

— Почти, — угрюмо ответил я. — Скоро точно пойду с песнями и шляпой: «Подайте бедному, несчастному инженеру-сопранисту!»

— Да, насчёт инженера, — вдруг вспомнил Карло. — Я поговорил с главным механиком, тот поговорил с директором. В общем, со следующей недели у нас начинается проектирование летающих машин для оперы «Пандиониды», а я, к сожалению, не смогу принять участие из-за повышенной нагрузки в Капелле. Предложил им тебя, вкратце рассказав, чем занимаешься. Сказали, что тебя берут на расчётные работы.

— Отлично, как раз освобожусь к этому времени от рабства, — ответил я. — Только надо бы мне вспомнить основы теории устойчивости. Может у Никколо книжка завалялась?

— Он не по книжкам изучал, — засмеялся Стефано.

— У меня есть, — ответил Карло. — Передам вечером Доменико в Капелле.

Освободившись от рутинной работы, я отправился в комнату Эдуардо, где усердный ученик уже ждал меня с листком бумаги, пером и чернильницей. На этот раз мы целые два часа потратили на геометрию и черчение, и я окончательно убедился в архитектурно-строительных склонностях подростка.

— Эдуардо, я думаю, тебе всё-таки необходимо пообщаться с Никколо Альджебри. Поверь, он неплохой человек, а как архитектор так вполне талантлив.

— Что ж, Алессандро, я попробую. Если только меня пригласят к Альджебри.

— Обязательно. Надо же когда-то нанести визит Чечилии.

Поздно вечером Доменика опять пришла ко мне в комнату. В руках у неё был спинеттино.

— Как ты себя чувствуешь? — сразу же спросил я.

— Уже всё прошло. Надеюсь, завтра в Капелле будет не так… ужасно.

— Зачем спинеттино? — спросил я.

— Будем заниматься, — с улыбкой ответила моя печальная муза.

— Но ведь я уже не пою в хоре Капеллы, — вздохнул я. — Какой смысл?

— Заниматься в любом случае надо. Хотя бы для души.

— Для души, — проворчал я. — Мне работу искать надо, а не петь для души. Карло обещал устроить меня в театр помощником инженера.

— Да, я знаю. Он попросил передать тебе учебники. Ты совсем не хочешь петь в опере? — удивлённо спросила Доменика.

— Кто меня туда возьмёт? — усмехнулся я. — Я уже старый. Да и голос не тот, Каффарелли сказал…

— Нашёл кого слушать! — возмутилась Доменика. — Тоже мне, истина в последней инстанции. Обыкновенный посредственный сопранист…

— Увы, не посредственный. Лет через десять он покорит мировую оперную сцену.

— Откуда ты зна… О, Алессандро! Мне даже в голову не приходило, что ты можешь знать то, чего в силу обстоятельств не знаю я. Увы, когда меня сюда принесло, я не имела никакого понятия ни о Каффарелли, ни о «виртуозах» вообще. Для меня стало шоком и кошмаром, когда я впервые услышала об этой страшной операции из уст маэстро Кассини.

— Для меня это тоже было кошмаром, но не таким, как я испытал на себе.

— Не продолжай. Я всё понимаю, — ответила Доменика, коснувшись рукой моего плеча.

Мы снова лежали на одной кровати близко друг к другу и смотрели в потолок. На этот раз я даже не осмелился приставать к моей возлюбленной, дабы не стать инициатором соблазна.

— Прости за болезненный вопрос, Доменика. Но каким образом ты оказалась здесь, в восемнадцатом веке?

— Какой в этом смысл сейчас? — вздохнула Доменика, положив голову мне на плечо. — Всё равно мы ничего не сможем сделать.

— Зря так говоришь. Dum spiro — spero, как говорится.

Я не переводил эту фразу на итальянский, так как знал, что Доменика меня поймет. Ведь латынь в то время была обязательным предметом, вроде как у нас — английский.

— Что ты можешь для этого сделать?

— Во-первых, установить причину. Во-вторых, подобрать возможные решения и пробовать каждое из них. Поверь, один я с этим не справлюсь. У меня просто недостаточно исходных данных для решения этой проблемы. Но вместе мы обязательно докопаемся до истины.

— Что ж, Алессандро. Попробую. Хоть спустя столько лет я многое забыла, но постараюсь вспомнить. Я открыла глаза, а на меня смотрел мой отец в странном костюме. Я тогда сказала маэстро, что он похож на принца из сказки, на что он только рассмеялся. Позже я с ужасом поняла, что это не мой отец, хотя и звали его так же — Алессандро Кассини.