Амантий Буравсон - Программист в Сикстинской Капелле (СИ)

— И всё? Но ты ведь сможешь это делать и при новом, так сказать, звании, — я специально задавал провокационный вопрос, надеясь услышать то, что хотел.

— Ты не понимаешь. Чем выше ступень, тем больнее падать. Если я достигну каких-то высот, то раскрытие моей истинной сущности повлечёт за собой в лучшем случае тюрьму.

— Я всё понимаю. Но если бы тебе не грозила опасность, ты бы согласилась?

— Что мне ещё остаётся делать? Я соглашусь, зная, на что обрекаю себя.

— Но ты… хотела бы этого?

— Никого не интересует, что бы хотела я. Я маленькая шахматная фигурка в руках кардинала. Моего мнения никто не спрашивает.

— Ты готова отказаться от меня в угоду старому аферисту, которому плевать на твою жизнь и безопасность?

— Не мучай меня, Алессандро. Я всё равно буду любить тебя, даже если нас разлучат навсегда.

— Не разлучат. По крайней мере на этом свете, — я был уверен в том, что говорю, ведь я сам видел, как она закрывает мне глаза. — Разве что временно и в ближайшее время.

— Что ты имеешь в виду?

— Боюсь, нам придётся любить друг друга на расстоянии. Я намерен переехать в гостиницу с клопами.

— Почему это? Тебе плохо у нас?

— Для меня не имеет значения, где я буду жить. Для донны Катарины — имеет. Доменика, открой глаза, твоя приёмная мать меня ненавидит. Иначе с чего вдруг она будет давать мне задания, а потом ругать без повода? Я всё решил. Пока что поживу в гостинице, а там — как получится.

Про сговор с кардиналом я пока решил ей не говорить, всё-таки он ей близкий человек, можно сказать, вместо отца. Скажу потом, когда обстановка будет поспокойнее.

— Тебе решать, Алессандро, — вздохнула Доменика. — Но если ты всё-таки уедешь. Прошу, сообщи мне адрес. Иначе я тут умру без тебя.

— Обязательно сообщу. Будем встречаться тайно, в карнавальных масках. Но для большей убедительности, я попрошу тебя оказать мне помощь.

— Что я должна сделать?

— Выгнать меня из дома. Уверен, у тебя получится. И это будет выглядеть правдоподобно.

— Я даже не знаю, смогу ли я.

— Сможешь. Придумай причину, по которой ты точно выгонишь меня. И все поверят.

— Тогда… Разбей мою фарфоровую статуэтку балерины.

— Ты с ума сошла! Это же произведение искусства!

— Произведение искусства менее ценно, чем жизнь любимого мальчика, — вздохнула Доменика.

Моё сердце сжалось. Она готова пожертвовать самым дорогим ради меня.

— Нет. Это не вариант. Так я вызову ещё больше подозрений. Поэтому уйду сам, якобы добровольно.

В итоге мы сошлись на следующем: Доменика в присутствии Катарины громко признаётся мне в любви, а я «в ужасе» сбегаю из дома. Шикарный спектакль, теперь осталось сыграть его по Станиславскому.

====== Глава 33. Дополнительная репетиция и мнимый скандал ======

Но теперь представьте себе такую ситуацию: вы проходите онлайн-курсы, читаете какие-то учебники, ходите на воркшопы, и в какой-то момент оказываетесь на заветной позиции; вы смогли убедить других людей в своей годности, оказались среди профессионалов, и теперь вам нужно действовать… и тут руки начинают дрожать, глаза и мысли — метаться: вы не имеете ни малейшего представления, что именно делать — из-за нехватки опыта. Иными словами, вы — выскочка, и вы это поняли.

Владислав Радюк, «Хабрахабр»

После обеда я отправился в театр «Della Valle» на репетицию, но перед этим заглянул в гостиницу и снял там самый дешёвый номер на три недели, благо, денег пока хватало: кое-что я заработал на проектировании сценических машин, кое-что — за уроки математики, которые по рекомендации маэстро Альджебри я с прошлой недели проводил частным образом для мальчишек из нашей футбольной команды. В театре же меня ждал приятный сюрприз.

«Старики» весьма любезно поприветствовали меня и вскользь сообщили, что от меня требуется. Требовалось вот что: на следующую репетицию принести им бутылку вина и фруктов на закуску. По негласной, придуманной этими Primi традиции, каждый новенький обязан был проставляться в первые дни театральных репетиций. Надо сказать, меня это даже обрадовало, хоть и придётся потратить деньги, но зато никакого унижения от новых коллег.

Унижение последовало от маэстро Сальтарелли, хореографа, считавшего, что я всё ещё не соответствую нужному образу, и костюмера, плешивого старикашки, который ему поддакивал. Они задержали меня после репетиции и, видимо, решили отыграться по полной.

Для начала они заставили меня надеть какое-то старое пыльное платье с кринолином грязно-розового цвета, которое нашли в сундуке, утверждая, что это поможет мне проникнуться образом героини.

Ух, маэстро Кассини, какая же муха вас укусила? Вот что тебе пришло в голову, Доменика? Зачем такое издевательство над человеком, который, по твоим же словам, тебе дорог? Неужели ты не понимаешь, насколько безнадёжно провальной является твоя идея с моим дебютом в женской роли?

Я испытывал смешанные чувства: с одной стороны я был благодарен своей прекрасной Музе за столь активное продвижение «великого меня» в оперной карьере, но с другой… Мужская гордость не позволяла поставить себя в полное подчинение женщине, а покомандовать-то Доменика совсем не прочь. Как-то раз был такой разговор:

— Алессандро! Что за свистящий звук? Я сейчас проткну тебя смычком!

— О’кей, но кровь и кишки тоже ты будешь прибирать.

— Фу, Алессандро!

Конфликты во время занятий вокалом возникали на пустом месте, когда типичная скорпионская напористость с её стороны схлёстывалась с сопротивлением, вредностью и непослушанием с моей, которые, однако, вскоре сводились к нулю обезоруживающим невинным взглядом маленькой хрупкой девочки. Тогда только наступал мир и гармония. Но ничего. Вот стану оперным Primo Uomo, построю своей возлюбленной дворец с бассейном, вот тогда-то первую скрипку буду играть я.

Наблюдая за коллегами по спектаклю, я ещё раз убедился, насколько отличаюсь от остальных «виртуозов». Я казался себе просто наивным инфантильным лопухом по сравнению с этими поистине вокальными роботами, закалёнными жизнью, как сталь, и на редкость циничными. Причём, это касалось даже пятнадцатилетних мальчишек, только что выпорхнувших из неаполитанской клетки, не говоря уже о монстрах вроде Диаманте. По-другому и не выжить в театре, где каждый стремится стать Primo. Это как реалити-шоу про выживание на острове, только здесь всё по-настоящему. Я же в очередной раз убедился в том, что эта игра не для меня. Простой, как число «два», не способный к манипуляции и вообще не разбирающийся в людях, я с большой вероятностью бы вылетел с первой же репетиции, если бы не поддержка и заступничество обоих композиторов.

Но главное моё отличие от театральных «виртуозов» заключалось в другом. Это были люди, совершенно лишенные гендерной самоидентификации. Им с раннего детства внушали, что они третий пол, созданный для услаждения ушей (и не только) представителей знати. Им было всё равно, кого играть — мужчину или женщину. Меня с детства не готовили к карьере «виртуоза», не промывали мозг различного рода идеологией, сам же я с раннего детства считал себя мужчиной. Операция сломала мне жизнь, но отнюдь не «внутренний стержень», я остался тем, кем был: мальчиком, мечтающим стать супергероем. И я им стану. Пусть для этого придётся пройти с десяток сложных уровней!