Бернар Вербер - Последний секрет [litres]

Изабелль упоминала как-то название агентства, где была взята напрокат сбившая его машина. Жан-Луи Мартен, ставший экспертом интернет-поиска, нашел сайт компании, номер водительского удостоверения и имя своего «убийцы»: Умберто Росси, бывший врач больницы Святой Маргариты. Жан-Луи Мартен сказал себе, что мир слишком мал и что некоторые встречи происходят не просто так. Но Росси уволился. Мартен искал его адрес и убедился, что у Росси нет места жительства.

В конце концов он нашел его в полицейском списке бездомных. После увольнения из больницы Умберто Росси неуклонно опускался на дно. Теперь он был оборванцем, цедившим вино на каннском пляже; порой полиция увозила его на обработку от вшей или на принудительное лечение от алкоголизма. В полицейской справке говорилось, что мужчина хранит свои пожитки под третьей скамейкой набережной Круазет. Благодаря камере – в городе Канны этого добра хватало – его можно было увидеть и услышать. Бывший нейрохирург, заросший бородой и неопрятный, плохо держался на ногах, но не выпускал из рук бутылку розового вина.

Жан-Луи Мартен вглядывался в бродягу. Из-за этого жалкого субъекта он потерял способность владеть телом. Его обуревало чудовищное желание расправиться с Росси.

Обладатель суперума, глазами которому служили тысячи веб-камер, а руками – жесткие диски тысяч компьютеров, он знал, что справится с этой задачей. Он мог раздавить его автоматической дверью, мог отредактировать полицейский файл, превратив его в опаснейшего маньяка. Топор был занесен и ждал сигнала от воли, обуреваемой жаждой мести.

Но тут Мартена посетила новая мысль.

Мне, обладателю сверхчеловеческого ума, требуется сверхчеловеческая мораль.

Он долго обсуждал это с Финчером. Оба признали, что было бы полезно снабдить мозг Мартена программой искусственного интеллекта, которая не только позволила бы ему быстрее соображать и не только держать под контролем пространство, но и помогла бы выработке «новой морали» для человека будущего.

Больной обзавелся программой искусственного интеллекта, при помощи которой авиадиспетчеры не допускали пересечения траекторий авиалайнеров. Программа была самой изощренной, очень надежной. Затем Финчер и Мартен вместе запрограммировали компьютер на понимание «человеческих ценностей». Началось с введения в корневую зону десяти заповедей Ветхого Завета: не убий, не укради, не возжелай чужой жены и так далее.

Странно , подумал Сэмюэл Финчер, что это не императивы, а глаголы в будущем времени. Получается, Ветхий Завет провозглашает пророчества: в один прекрасный день, очухавшись, ты поймешь, что больше не желаешь убивать, красть и возжелать.

Правда, заповеди, требующие повиновения Богу, пришлось исключить. Само понятие «Бог» находилось пока что за пределами понимания компьютеров. Их место заняли ценности повиновения человеку.

К предписаниям Ветхого Завета добавилась заповедь Нового: любите друг друга. Для запуска всего комплекса они переписали «Дао дэ цзин» [6] «Дао дэ цзин» – основополагающий источник учения и один из выдающихся памятников китайской мысли, главная идея которого – понятие «дао» – трактуется как естественный порядок вещей, «небесная воля», «первооснова». : кланяющийся распрямится, полое наполнится, истощившееся возобновится. Нашлось место и для поэмы Киплинга «Если»:

Пригодились разумные понятия главных течений мысли со всех пяти континентов.

В конечном итоге программа искусственного интеллекта стала суммой перспективной мудрости. Человек будущего получил от Мартена и Финчера несколько личных постулатов: принципы открытого сознания, признания непохожести, любопытства к новизне, систематического диалога.

Обогащенная программа стала электронным подсознанием Мартена.

Сэмюэл Финчер предложил наречь ее Афиной – так звали советчицу Одиссея, богиню мудрости.

Теперь, вооруженный «моралью с компьютерной поддержкой», больной мог заняться проблемой Умберто Росси. Формулировать вопрос было уже излишне, потому что Афина нашептывала свои советы – Мартену казалось, что она щекочет перышком кору его мозга. «Если тебе причинили зло, сядь на берегу реки и дождись, когда по ней проплывет труп твоего врага», – учил Лаоцзы.

Жан-Луи Мартен знал, что жизнь наказала его обидчика суровее, чем это сделал бы он сам.

До него вдруг дошло, что кара, уже постигшая Умберто Росси, вышла похуже смерти. Он превратился в мусор, стыдящийся самого себя и мучающийся каждое мгновение своего жалкого существования.

Я больше не держу на него зла. Алкоголизм перевешивает скорбностью даже синдром «запертого человека». У меня по крайней мере уцелела голова, сохранилась воля и способность ее выразить. Я могу мыслить, я не лишился достоинства. Я – достойное существо.

Он видел все больше.

Он долго обдумывал, что значит «достойное существо».

Афина, помоги: что предприняло бы в моем положении достойное существо?

Ответ был получен.

Хорошо, я его прощаю, думалось ему.

Но этого было мало, новое представление о самом себе требовало большего.

Как превзойти «достойное существо»?

Запущенный механизм добродетели уже не мог остановиться.

Что сделал бы настоящий «шикарный тип»?

Он бы не довольствовался простым прощением. Он пошел бы дальше. Он бы… ой, не иначе ему было страшно сформулировать эту мысль. Он бы спас того, кто причинил ему зло.

Нет. Вот это мне не под силу. Это перебор.

Он стал думать о Финчере, над его фразой «вы меня изумляете». Он был доволен производимым на врача впечатлением. Но надо было идти дальше. Усиливать впечатление. Простить. И… спасти своего худшего врага. Вот это будет изумление так изумление!

«Если тебе причинили зло, сядь на берегу реки и дождись, когда по ней проплывет труп твоего врага», – учил Лао-цзы. «Но если тот еще жив, не дай ему утонуть», – дополнил китайца Мартен.

В голове у него был беспорядок, сознание Афины сливалось с его собственным.

«Спасение Умберто Росси доказало бы мою способность укротить гнев, чувство мести, злые побуждения. Я стал бы хозяином самому себе, это прощение сделало бы меня владыкой собственной судьбы», – мыслеписал он.

Жан-Луи Мартен завел речь об Умберто Росси с Финчером.

«Надо бы найти ему работу. Как-никак он был хорошим нейрохирургом. На него обрушились беды, он утратил достоинство, разум. Возможно, он терзается угрызениями совести. Прошу вас, сделайте что-нибудь для него, Сэмюэл».