Бернар Вербер - Последний секрет [litres]

– Увы, это слишком дорогостоящая операция. В больнице мне что ни день урезают финансирование. Как я погляжу, начальство предпочитает выделять деньги на тюрьмы, это успокаивает «буржуа-налогоплательщика-избирателя». О безумцах проще запамятовать.

Глаз Мартена вспыхнул. Последовала виртуозная глазная гимнастика.

«Что, если я найду способ озолотить вашу больницу?»

Врач наклонился над пациентом и прошептал ему на ухо:

– Все равно я не обладаю необходимым ноу-хау. Трепанация – тонкая и ответственная операция. Мельчайшая погрешность чревата тяжкими последствиями.

«Я готов рискнуть. Вы согласитесь сделать операцию, если мне удастся превратить вашу больницу в процветающую клинику?»

Сэмюэл Финчер согласился, но не избавился от сомнений.

Жан-Луи Мартен не мог выразить свою убежденность мимикой, поэтому застрочил с максимальной скоростью:

«Помните, Сэмюэл, вы говорили мне, что готовы на далеко идущие реформы. Я вам помогу».

– Вы не представляете, что значит хоть что-то сдвинуть здесь с мертвой точки.

«Ничего не делается не из-за сложностей, сложности возникают из-за ничегонеделанья. Уверен, успехи уже были, просто они забыты. Доверьтесь мне».

Нейропсихиатру ничего не оставалось, кроме как подмигнуть больному в знак согласия.

Жан-Луи Мартен, провожая его взглядом, мечтал не оплошать.

Он стал рассматривать проблему во всех ракурсах. Начать следовало с исторических примеров.

В Древней Греции бытовала церемония сбрасывания деревенских дурачков в море для искупления прегрешений общины. В Средневековье дурачков терпели, зато предавали суду и сжигали на кострах за колдовство тех, кого считали одержимыми.

В 1793 году, когда на улицах Парижа бурлила Французская революция и во всех сферах общественной жизни бушевал ветер перемен, директором больницы Бисетр, крупнейшей лечебницы для умалишенных Франции, был назначен молодой врач Филипп Пинель, друг Кондорсе. Там он столкнулся с плачевным положением пациентов. Запертые в темных склепах, а то и в клетках в один квадратный метр, избиваемые, всю жизнь проводящие в цепях, безумцы были низведены до животного состояния. В качестве способа успокоения применялись кровопускания, погружение в ледяную ванну, слабительные средства. Вдохновленный разрушением Бастилии, Филипп Пинель предложил ознаменовать пришествие новой эры открытием дома для умалишенных. Эксперимент получил одобрение – за здравствует свобода!

Жан-Луи Мартен рассказал про Пинеля Финчеру и предложил продолжить эксперимент революционера.

– Что было потом?

«Большинство тех, кого освободил Пинель, попросились обратно в психбольницы».

– Значит, он потерпел неудачу?

«Филипп Пинель застрял на полпути. Важно не то, где находятся безумцы, а то, что они делают. Пинель настаивал на том, что сумасшедшие – нормальные люди. Нет, они не нормальные, а другие. Поэтому их надо не нормализовать, а поддержать в их особости. Уверен, умственное повреждение можно превратить в достоинство. Да, они опасны, да, некоторые склонны к самоубийству, нетерпимости, нервным срывам, разрушению всех и вся, но их негативную энергию можно перенаправить, преобразовать в позитивную. В неисчерпаемую энергию безумия».

Исидор залпом осушает бокал.

– Чего бы вам сейчас хотелось?

– Сигарету!

Лукреция Немрод встает, подходит к соседу, отходит от него с ультралегкой ментоловой сигаретой и с наслаждением затягивается.

– Вы курите, Лукреция?

– Все эти эпикурейцы убедили меня в справедливости их лозунга Carpe diem. Как это, кстати, переводится? «Пользуйтесь каждым мгновением, как если бы он был последним». В любой момент с нами может произойти какая-нибудь гадость. Если сейчас в меня ударит молния, то я бы сказала себе: «Жаль, что я пренебрегала курением!» Наплевать на здоровье, я снова курю.

Она медленно втягивает дым и держит его в легких, сколько может, после чего выпускает через ноздри.

– Давно вы бросили?

– Ровно три месяца назад. Ну и что толку? Я выбрала ремесло, требующее постоянного напряжения, при котором я обязательно снова закурю. Так почему бы не сделать это здесь, в храме вседозволенности?

Исидор достает карманный компьютер и делает запись. Она нечаянно выдыхает на собеседника дым, он закашливается.

– Наше общество зависит от растений. Табак, утренний бодрящий кофе, шоколад, без которого некоторые не мыслят жизни, чай, виноградная лоза и забродивший хмель – средства достижения опьянения, конопля, марихуана, производные макового сока, из которых делают наркотики… Растения отыгрываются. Восьмая потребность…

Лукреция закрывает глаза и принимает совершенно отсутствующий вид, снова получая удовольствие от никотина. Дым попадает ей на небо, проникает в горло, оставляя тонкую пленку раздражающей пыли на слизистой, опускается в трахею, попадает в альвеолы легких. Там еще остается смолистый осадок трехмесячной давности, и это нежданное поступление новой дозы токсичного дыма возвращает его к жизни. Никотин быстро попадает в кровь и поднимается в мозг.

– Ради этой секунды удовольствия стоило воздерживаться. Если бы вы только знали, как мне приятна каждая затяжка! Пожалуй, я докурю сигарету до самого фильтра. Ничего мне не говорите, не мешайте наслаждаться мгновением.

Исидор пожимает плечами.

Что я могу ей сказать? Что регулярное курение приведет к нарушению сна, испортит настроение, создаст предпосылки для нарушения веса, сделает ее рабыней никотина и смолы, страдающей бессонницей и приступами злобы? Что она засоряет легочные альвеолы, вены, клетки? Курильщики никого не слушают, полагая, что удовольствие, которое они получают, дает им все права.

Он старается думать о другом и читает в программке, какие еще увеселения их ждут. Слева пожилой полный мужчина взасос целуется с миниатюрной девушкой. Видимо, они не нашли темы для беседы, что не слишком их огорчило.

Похоже, сигарета вызвала у Лукреции отвращение, и она торопится ее потушить.

У табака грязный, горький привкус. Зачем курить?

Мартен на несколько недель погрузился в историю психиатрии и в анализ собственного положения. Его поглотили схемы, расчеты, диаграммы. Он принял во внимание силу сопротивления администрации и включил в уравнение инертность больных. Воспринимаемые обществом как обуза, они считали себя неудачниками. Жан-Луи Мартен понимал, что им надо вернуть самоуважение, осознание собственной важности, предложить им роль строителей собственной судьбы. Он учитывал, что не все легко включатся в игру, просто в его архитектуре для начала требовалось лишь небольшое активное ядро. Он знал, что в дальнейшем разовьется эффект масла на воде.