Бернар Вербер - Последний секрет [litres]

На очереди внушительная библиотека, где теснятся тома с выразительными названиями, рассортированными по категориям: «простые удовольствия», «сложные удовольствия», «удовольствия в одиночку», «удовольствия в группе».

– Здесь мы пытаемся составить исчерпывающий список всего, что приносит удовлетворение: от расчесывания места комариного укуса до космического полета, не исключая чтения газеты в кафе, прогулки по берегу реки, купания в молоке ослицы и кидания камешков рикошетом. Приходится смиренно признать, что успешная жизнь – это не что иное, как собрание маленьких приятных моментов.

– Выходит, худший враг удовольствия – счастье! – заявляет ударившаяся в философию Лукреция.

Директор CIEL проявляет к этому высказыванию живой интерес:

– Без сомнения! Счастье – абсолют, которого надеются достичь в будущем. Удовольствие относительно, зато оно возможно здесь и сейчас.

Миша приглашает их пройти к бару, охраняемому ливрейным мажордомом, и заказывает некую зеленую массу в окаймлении розовой массы с каплей цвета охры.

– Что это?

– Попробуйте.

Лукреция высовывает острый язычок. Пока что она ничего не чувствует. Обычно кончик языка реагирует только на сахар, содержание которого должно быть не менее половины процента, иначе вкус не чувствуется.

Лукреция корчит недоуменную гримасу, но Миша настаивает. Тогда она берет ложечку и опасливо, как лекарство, съедает несколько граммов подозрительного разноцветного кушанья. Пухлые губки смыкаются, во рту происходит работа. Для большего эффекта она жмурится. Язык покрыт маленькими розовыми бугорками-сосочками. В каждом находятся вкусовые почки – пучки яйцевидных нервных клеток с порами. Транслируемое от них в мозг ощущение интерпретируется как вкус пищи: сладкий, соленый, кислый, горький. Кончик языка проводит разделение на сладкое и горькое, соленое и кислое определяют его боковые поверхности.

В предложенном блюде Лукреция находит сладость и соль, но не горечь и не кислоту.

– Вкусно, – соглашается она. – Так что это?

– Японское кондитерское изделие из красной фасоли. Я не сомневался, что вам понравится.

Исидор, твердый сторонник классических сладостей, просит фисташковое мороженое со взбитыми сливками.

– Вы любите сливки? Ничего удивительного, ведь у них вкус материнского молока. Мы беспрестанно стремимся деградировать, превратиться в младенцев и снова представлять одно целое с матерью и с вселенной. Это сулит могущество. До девятимесячного возраста младенец воображает, что он – это все сущее. Мы испытываем ностальгию по этой иллюзии и отчасти находим ее в сливках.

Исидор размешивает мороженое, превращая его в аппетитную кашу из фруктов и сливок.

– Финче… Сэмми часто говорил о мотивации, – небрежно бросает он.

– Зачем мотивация? Поговорим об удовольствии, – отвечает Миша. – Прекращение боли – удовольствие. Есть, спать, пить, заниматься любовью – удовольствия. Сэмми не был помешан на мотивации, его больше занимало удовольствие. Но само это слово сегодня вызывает столько подозрения, что он не рисковал его произносить. Тем не менее я убежден, что именно это слово сидело у него в голове, когда после победы над Deep Blue IV он твердил про мотивацию. Его смерть доказывает это убедительнее всего. Должен вам сказать, что эта формула вошла в наш жаргон: «финчеризоваться» значит умереть от экстаза в разгар любовного акта.

– Вы полагаете, что он скончался от любви? – спрашивает Лукреция, прочтя у себя за спиной очередной лозунг: «Лучше грех, чем лицемерие».

– Конечно! Его мозг был сокрушен сильнейшим оргазмом!

– Слышу, здесь говорят об оргазме. Можно принять участие?

К ним присоединяется мужчина с обликом английского денди. Словно присыпанные перцем пополам с солью волосы, узкие усики, правый край которых он не перестает пощипывать, льняной костюм, белая рубашка, небрежно накинутый на шею шелковый шарф, сильно загорелое лицо, даже для обитателя Лазурного Берега, немного манерные, но бесконечно грациозные движения.

– Познакомьтесь: Жером, столп нашего клуба.

– Признайся, Миша, ты скрывал от меня новых участников, будоражащих чувства?

Жером наклоняется к руке Лукреции для поцелуя.

– Жером Бержерак, к вашим услугам.

На визитной карточке, которую он изящно подает, значится: «Жером Бержерак, праздный миллиардер». Лукреция находит эту идею забавной.

– Что значит праздный миллиардер? – интересуется она.

Он подсаживается к ней, вставляет в правый глаз монокль и морщит щеку, чтобы монокль не выпал.

– Как-то раз я плыл на своей двадцатипятиметровой парусной яхте в компании трех девушек по вызову, рыжей, блондинки и брюнетки. Они загорели почти дочерна, старшей было двадцать два года. Я только что закончил заниматься любовью с ними по очереди и со всеми тремя одновременно и потягивал шампанское, любуясь издали поросшими кокосовыми пальмами островами, бирюзовым морем и апельсиновым закатом. «Что теперь?» – задал я себе вопрос. Меня охватила тоска. Я достиг вершины того, что могло предложить человеческое общество, дальнейшее восхождение было уже не для меня. Знаете, как ученики, набирающие двадцать баллов из двадцати и уже неспособные превзойти себя. Это понимание меня удручило, я стал искать, что находится дальше вершины, и нашел CIEL [5] Ciel по-французски – небо. , не так ли?

Миша наливает всем шампанского и предлагает тост:

– За CIEL!

– За Эпикура!

– За Сэмми!

– Я знал Сэмми, – говорит Жером после паузы. – Это был человек с большим сердцем. Ему повезло, он отстаивал благородное дело: доказывал достоинства человека, который всегда превзойдет машину. Он не был эпикурейцем-простаком, каких мы во множестве видим здесь, путающим эпикурейство и эгоизм, без обид, Миша! Сэмми искренне верил, что эпикурейство – путь к мудрости. Верил ведь?

Жером вертит свой бокал.

– В субботу у нас вечер, посвященный его памяти, – сообщает Миша. – Наташа подтвердила, что придет.

– А нам можно? – спрашивает Лукреция.

– Конечно, ведь вы вступили в клуб…

Жером Бержерак нехотя прощается, посылая всем воздушный поцелуй.

Доктор Сэмюэл Финчер был поражен тем, что книга Жан-Луи Мартена ни у кого не вызвала интереса. Чтобы утешить его после неудачи в издательском мире, Финчер пригласил компьютерщика, и тот наладил выход в интернет.

Теперь Жан-Луи Мартен мог не только получать информацию, но и распространять ее напрямую, без посредников.

Его ум, запертый в больничных стенах, наконец-то вырвался за их пределы. Высунувшаяся за решетку рука черпала и раздавала сведения полными горстями.

Поисковая система познакомила Мартена с особым сайтом, посвященным его недугу – синдрому «запертого человека». Иначе это называлось «синдромом погребенного заживо». Врачи – мастера меткого словца. Надо же было так случиться, чтобы он угодил именно сюда, в форт Сент-Маргерит, где когда-то томился Узник в железной маске!