Бернар Вербер - Последний секрет [litres]

Он перечитал написанное. Глядя ослепшим от утомления глазом на экран компьютера, он поймал себя на новой мысли.

«Компьютеры уже близки к тому, чтобы ускорить мутацию идей. Благодаря интернету мысль может быстрее распространяться в пространстве и во времени и еще быстрее приходит в столкновение с мыслями-соперницами и с мыслями-хищницами. Человек наделен потрясающей способностью плодить идеи силой одного воображения. Но далее он обязан их развивать или устранять, если они негативны или потенциально разрушительны».

Он оглядел единственным глазом больных вокруг.

«Бедняги. Возможно, когда-то человек был телепатом, но жизнь в обществе принудила его расстаться с этой способностью».

Слух, отточенный прозябанием в темноте, улавливал разговоры санитаров вдалеке. Речь шла об отсутствующем человеке, которого они увлеченно осуждали.

«Они не сознают силу слов, иначе не были бы с ними так расточительны».

Жан-Луи Мартен фонтанировал мыслями на тему мыслей.

Через несколько недель была готова рукопись примерно на восемьсот страниц. Доктор Финчер прочел ее, одобрил и разослал по парижским издательствам. Из их ответов следовало, что эта тема вышла из моды. В 1998 году парижский журналист Жан-Доминик Бобби, ставший жертвой синдрома «запертого человека» вследствие сердечно-сосудистого заболевания, написал о своем недуге книгу «Скафандр и бабочка». Он создавал книгу сложным способом: в нужный момент останавливал секретаршу, перечислявшую буквы алфавита. Этот метод по кропотливости оставлял далеко позади технологичный визуально-компьютерный интерфейс Мартена.

Жан-Луи с удивлением обнаружил, что, как ни велика твоя беда, ты никого не интересуешь, если оказался не первым.

CIEL расположен над Каннами, всего в десятке километров от Круазет. Снаружи постройка смахивает на старую провансальскую ферму, впечатление усиливают оливковые рощи и инжирные деревья. В нос бьют ароматы гарриги, шалфея и лаванды. Обветшалые деревянные ворота и предупреждение «Осторожно, злые собаки» вызывают у чужаков настороженность. На маленькой медной табличке значится «CIEL, Международный клуб эпикурейцев и либертарианцев».

Лукреция дергает цепочку звонка. Слышатся шаги, открывается окошечко.

– По какому вопросу? – спрашивает обладатель синего глаза.

– Мы журналисты, – сообщает девушка.

Здоровенный сторожевой пес разражается лаем, словно ему знакомо это слово. Человек за воротами с трудом его утихомиривает.

– Здесь частный клуб. Мы не приветствуем огласку.

Исидор исправляет оплошность коллеги:

– Мы хотим записаться в ваш клуб.

Постепенно лай стихает.

Пса уводят. Шаги возвращаются. Лязгают отодвигаемые один за другим засовы.

Внутри просторно и шикарно. Много украшений, позолоты, зеркал, картин. Провансальский сельский дом оказался образцом утонченности. В прихожей мебель из дерева ценных пород. Приятная прохлада.

Впустивший их человек – худой шатен с седой бородой, обрамляющей овальное лицо.

– Прошу прощения, мы обязаны соблюдать осторожность. Мы не доверяем журналистам. О нас уже наплели кучу небылиц.

Вход сторожит огромный мраморный Эпикур в тоге до пола, на постаменте красуется его знаменитый девиз Carpe diem. Этот Эпикур имеет странное сходство с человеком, открывшим ворота. Такие же заостренный нос и длинный подбородок, те же сумрачная физиономия и борода с завитками.

Хозяин протягивает руку.

– Меня зовут Мишель. Чтобы записаться, заполните формуляр. Откуда вы знаете о нашем клубе?

– Мы дружили с Сэмюэлем Финчером, – выпаливает Лукреция.

– Друзья Сэмми! Почему вы сразу об этом не сказали? Друзья Сэмми – желанные гости в CIEL.

Мишель берет Лукрецию под руку и ведет ее в зал в глубине помещения, где накрывают столы.

– Сэмми! В субботу будет большой пир, посвященный его памяти. Его смерть стала для нас таким…

– Горем?

– Нет, откровением! Его кончина становится теперь для нас, эпикурейцев, желанной целью: умереть, как Сэмми, умереть от экстаза! Можно ли мечтать о более невероятном завершении жизни? Счастье в финале – и занавес. Чертов Сэмми, ему всегда везло… Он был счастливчиком в профессии, в личной жизни, стал чемпионом мира по шахматам, и в довершение всего смерть как апофеоз!

– Можно осмотреть ваш клуб? – прерывает его излияния Исидор.

Главный эпикуреец с подозрением смотрит на толстого журналиста.

– Месье – ваш муж?

– Он? Нет, это мой… старший брат. У нас разные фамилии, потому что я оставила фамилию первого мужа.

Исидор не осмеливается опровергать вранье партнерши. На всякий случай, чтобы не проговориться, он забрасывает в рот леденец. Президент клуба эпикурейцев облегченно переводит дух.

– Значит, вы оба… холосты. Я уточняю это потому, что, признаться, у нас много холостых членов, и они не приветствуют супружеские пары, чье поведение отличается чрезмерной… буржуазностью. Мы здесь поклоняемся свободе. L в аббревиатуре CIEL – это либертарианцы.

Болтая, он откровенно пялится на молодую журналистку.

– Потому мы и захотели вступить в клуб, месье… Мишель, – бормочет она.

– Месье Мишель! О, боги! Называйте меня Мишей. Здесь все зовут меня Мишей.

– Вы можете познакомить нас с клубом, месье… Миша? – не отстает Исидор.

Глава клуба ведет их к двери с табличкой «MIEL. Musee international de l’epicurisme et du libertinage» [3] Международный музей эпикурейства и либертарианства ( фр .). .

– Эпикурейство – это философия, либертарианство – подход, – объясняет он. – Остается сожалеть, что оба понятия приобрели столь непристойное толкование.

Он подводит их к первому экспонату музея – скульптурному изваянию человеческой клетки из прозрачной смолы.

– Прежде чем стать постоянным директором клуба, я преподавал в одном из лицеев Ниццы философию.

Лукреция и Исидор таращатся на клетку.

– У меня своя теория: конечная цель всего на свете – удовольствие. Удовольствие – жизненная необходимость. Даже самая элементарная клетка стремится к удовольствию. Для нее это – получить сахар и кислород. Ее функционирование направлено на то, чтобы организм, в состав которого она входит, непрерывно отправлял ей все больше сахара и кислорода. Все остальные удовольствия проистекают из этой первичной потребности.

Они ходят вокруг прозрачной овальной скульптуры.

– Удовольствие – единственная мотивация всех наших поступков, – продолжает Миша, обращаясь к Лукреции. – Кстати, я сейчас подсмотрел, как ваш брат тайком вынимал из кармана конфетку. Отлично, это эпикурейский поступок. Он быстро подпитывает свои клетки дополнительным сахарком, то-то они радуются! При этом он забывает о настойчивых напоминаниях дантистов: «Осторожно, кариес!»