Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

– Мне проиграть в полную силу?

– Думаю, нет, – отвечает следователь. – Для меня и так достаточно впечатляюще. Селина Мария?

Та удивлена, что он использует имя, данное ей при крещении. Он явно обеспокоен.

– В тканях полости носа найдены возможные признаки воздействия метилового спирта. Я отправила образцы в Афины для глубокой спектроскопии. Такие вещи очень трудно установить, но, вероятно, в этом случае мог быть использован аэрозольный распылитель.

Следователь откидывается в кресле.

– Много лет назад, – говорит он, – в юности, я участвовал в съемках фильма о Джеймсе Бонде «Только для твоих глаз» – тут, на Керкире. Я был привлекательным – нет, очень привлекательным – молодым человеком, проходившим по улице в небольшом эпизоде, в котором появлялся Роджер Мур. Мы повторяли съемку много раз. Однажды я посмотрел в камеру, чего мне говорили никогда не делать, и на меня наорали. Освещение все время поправляли, а мы стояли вокруг и ждали. Задействовали сотни людей. Я рассказываю это, поскольку, даже будучи молодым человеком, понял: когда видишь что-то в кино – это всего лишь тщательно проработанная картинка. То, что вы показали мне, может быть правдой. А может быть и ложью. Все ваше ремесло – обман. Я полагаюсь на своих полицейских и врачей. Тела не будут похоронены или репатриированы, пока я не разрешу.

– А кремированы? – спрашивает Линн.

– В Греции не кремируют, – отвечает следователь. – Мы живем в надежде на воскрешение.

Он встает. Следом поднимаются все остальные. Он выходит. Пауза, за ней ослепительная вспышка. В дверях, словно появляющийся на сцене демон из пантомимы, возникает Александрос. Он очень красив, этот Александрос. Ясный день снаружи разрывает оглушительный раскатистый звук, глубокий гулкий грохот грома сотрясает окна. Небо мгновенно меняется от синего до аспидно-серого цвета, и огромные капли дождя водопадом обрушиваются на стекла. На островах Ионического моря нечасто бывает морось – или солнечный свет, или ливень. Герольдом Зевса, бога грома, Александрос подходит к Спиросу и шепчет что-то ему на ухо. Линн смотрит на молодого мужчину. Ее к нему тянет.

– Прошу меня простить, – произносит Спирос и вместе с Александросом покидает комнату.

– Последние новости? – спрашивает Линн у Дэнни.

Все время переговоров у того на коленях лежал блокнот.

– Мы получили данные из некоторых тел. Добиться сотрудничества с Киевом не удалось. Мы потеряли Тарквина в прекрасно работающем, построенном русскими крематории.

Александрос раскладывает полдюжины фотографий на столе Спироса. – У меня есть все снимки, которые я только смог добыть у туристов, ездивших в тот день на автобусах в Палео.

У края бассейна «Золотого лиса» припадает к земле худой рыжеволосый мужчина. К его. лицу прижата цифровая зеркальная камера «Кэнон». Амбер Холидей стоит у бассейна, стряхивая капли воды с идеального тела. Мелькают фотографии: туристы вылезают из автобуса, дурачатся в объектив, а на заднем плане – черный внедорожник; в окне таверны едва заметная Амбер забирается в багги, а худой человек с намеком на рыжину идет по автомобильной парковке.

– Мы пробили номер. Машина взята напрокат в гавани. Он заплатил наличными. Судя по расписанию, вероятно, сошел с парома из Бриндизи. Мы проверяем записи с камер в гавани.

– Машина?

– Никаких следов.

Спирос берет фотографию человека с «Кэноном» и выходит.

Спирос наливает стакан воды из кулера и передает Дэнни. Наполняет еще один для себя, а затем вынимает из внутреннего кармана пиджака снимок фотографа.

– Я тебе этого не показывал, – говорит он. – Есть идеи?

Дэнни рассматривает фото, отдает обратно Спиросу и отвечает:

– Никогда раньше его не видел. Можно мне копию?

Спирос, подумав, кивает.

Принарядившаяся Селина наклоняется через стол к Сунилу. Она не красавица. У нее крупный нос и густые черные брови, но ее лицо обрамляет волна кудрявых темно-каштановых волос. Мужчина и женщина только что расправились с дольмадой, порцией мелкой рыбы, зелеными бобами в томатном и чесночном соусах и кучей отбивных из баранины на гриле.

– Где ты родился? – спрашивает она.

Сунил смеется.

– Кройдон. Это пригород на юге Лондона. Не в Бомбее. Lipame.

– Хорошая попытка, – хвалит она. – Немного грустно, если твое первое греческое слово – «извините». Давай все-таки произнесем его правильно. Оно звучит не совсем так, как ты сказал. Lее-РАН-тау! Попробуй!

Когда она проговаривает средний слог, ее губы широко раскрываются. Официант приносит еще один кувшин вина и ставит его на стол. Сунил повторяет слово за Селиной. Несколько раз.

– У меня маленький домик, – рассказывает Селина. – На холмах, в сторону Темплони. Там довольно прохладно ночью.

Она хихикает.

– У меня три козы и шесть цыплят, и я не могу как следует о них позаботиться. Овощи у меня гибнут. Каждый год строю на них большие планы, а к июлю все мертво. Такая вот моя жизнь. На работе стараюсь сохранить ее людям, а домой приду – солнце изжарило мои перцы до смерти. Козы меня презирают. Ты когда-нибудь держал коз?

Сунил признается, что, хотя в Кройдоне вполне могут водиться огромные стада коз, он никогда с ними не сталкивался.

– Козы очень умны, – продолжает Селина. – Овцы – их просто ешь. А про коз ты знаешь, что у них есть разум. Они смешные. И умеют выживать. Ты должен познакомиться с моими козами.

Сунил кладет руку на стол. Она накрывает его ладонь своей.

– Мне бы очень хотелось познакомиться с твоими козами, – говорит он.

Селина кивает и кричит официанту:

– То logoriasmo, рагаkolo! [117] Счет, пожалуйста! ( греч .)

Сунил оставляет на столе аккуратную стопку евро, и в этот момент в таверну входит Джек.

Режиссеры появляются в двух воплощениях: очарование или тирания. Джек само очарование.

– Селина, – произносит он, – сегодня вы выглядите потрясающе. Сунил, самолет улетает через два часа. Извините, что испортил вечеринку.

Сунил замечает, как взгляд женщины грустнеет, а плечи опускаются.

– Извини, Джек, это невозможно, – отвечает он. – Мы проводим тестирование трупов на параметрическое векторное выравнивание. Оно будет длиться примерно до одиннадцати часов завтрашнего утра. Если его прервать, то данные перепутаются.

– Линн не обрадуется, – замечает Джек.

– Завтра пришли самолет обратно. Упакованное оборудование будет в аэропорту, и мы сможем отправиться в два часа дня.

Джек на несколько секунд задумывается и кивает.