Гарднер Дозуа - Лучшая зарубежная научная фантастика: После Апокалипсиса

– Сюда! – задыхаясь, прокричал он. – Сюда! – Он отпустил мою руку и исчез меж двух валунов, чем бы они ни были. Эти глыбы стояли слишком близко друг к другу, поэтому я даже не понял, каким образом там поместился плотный Аврам. Вообще-то мне пришлось его сзади подтолкнуть, как Кролик помогал медвежонку Пуху выбраться из норы, а затем я и сам застрял, а он схватил меня за руку и принялся тянуть… Потом мы оба там застряли, я не мог дышать, и что-то схватило меня за левый ботинок. Со спокойствием, которое пугало гораздо больше, чем любой другой звук, даже тот, что раздавался из-за спины, Аврам сказал:

– Прицелься. Ты же знаешь, куда мы собираемся. Прицелься и прыгай…

Я так и сделал. Помню лишь, что думал о швейцаре, который стоял под навесом у подъезда, где жил мой двоюродный брат, а еще о лифте и цвете дивана, на котором я спал, когда приезжал в гости. Помню шипение и завывание за спиной, дрожь, словно я растворялся, а может, это была трещина, которую мы, нажав на нее, раскрыли…

…моя голова практически лежала на коленях Алисы, сидящей на грибе [25] Здесь имеется в виду скульптура «Алиса в Стране чудес», которая находится в Центральном парке Нью-Йорка. , – щека на гладком граните, ноги болтались где-то далеко, словно еще не вернулись из Околомирья. Я открыл глаза. Темно, тепло. Но тьма была совсем другая, пахло ночной травой и автомобильными выхлопами; я увидел, как Аврам прильнул в двусмысленной позе к Безумному Шляпнику. Кое-как я сполз на землю, помог ему отлепиться от Страны чудес, несколько мгновений мы молчали, глядя на Мэдисон-авеню. На дереве неподалеку тихо чирикали птицы, самолет пошел на посадку в аэропорт имени Джона Кеннеди.

– Семьдесят пятая, – уверенно сказал Аврам. – Только на четыре квартала ошиблись. Неплохо.

– На четыре квартала и целый парк.

Ботинок на левой ноге удержался, хоть и был весь в грязи и прочей дряни, но каблук исчез, и на подошве появились подозрительные глубокие дырки. Я сказал:

– Знаете, а я раньше боялся ходить по Центральному парку ночью.

Мы пересекли парк и добрались до западной стороны, но так никого и не встретили. Аврам вслух рассуждал, в какую ночь мы попали, сегодняшнюю или вчерашнюю.

– Время в Околомирье слегка сбоит, я никогда точно не могу сказать, сколько…

Я сказал, что нам нужно найти газету, тогда и узнаем, но не помню, что мы сделали.

На Семьдесят девятой улице мы стали прощаться: я собирался вернуться к двоюродному брату, Аврам о своих планах и месте пребывания в Нью-Йорке умолчал. Я сказал:

– Вы обратно не вернетесь. – Это был не вопрос, а утверждение, и прозвучало оно, вероятно, излишне громко. – Не вернетесь.

Он тут же заверил меня:

– Нет-нет, просто хочу немного прогуляться. Пройтись и подумать. Послушайте, я позвоню вам завтра, дайте мне номер вашего брата. Обещаю, я позвоню.

Он позвонил из автомата, сказал, что остановился в Йонкерсе у старых друзей семьи, что нам нужно встретиться в районе залива Сан-Франциско, когда мы оба туда вернемся. Но мы так и не встретились, и, хоть еще несколько раз говорили по телефону, больше я его не увидел. Находясь по делам в Хьюстоне, я узнал, что он умер.

Приехать домой на похороны я не смог, но посетил поминки. Там зачитывали бесчисленные некрологи, опубликованные в самых выдающихся изданиях, потом долго выступали друзья и знакомые, рассказывая об Авраме официальные и не очень истории, выпивали в память о нем. Это продолжается и по сей день, если его друзья собираются вместе, иногда я делаю это в одиночку.

Нет, я больше не предпринимал попыток вернуться в Околомирье. Стараюсь не вспоминать о том путешествии. Это проще, чем кажется. Говорю себе, что нашего приключения просто не было, и чем старше становлюсь, тем больше в это верю. Когда я попадаю в Нью-Йорк и прохожу мимо Центрального вокзала, то никогда туда не захожу, из принципа. Лучше потерпеть, даже если очень нужно.

Но он вернулся в Околомирье, я в этом уверен; думаю, Дэвидсон решил составить карту, а может, отправился туда и с другими целями, о которых я не знаю. И вот откуда мне это известно…

Аврам умер 8 мая 1993 года, через пятнадцать дней после семидесятилетия, в своей маленькой сырой квартирке в Бремертоне, штат Вашингтон. Тело обнаружили, коронеры составили отчет, заполнили официальные бумаги и сделали все как полагается: книги закрыли, двери опечатали, поставили последнюю точку.

Но спустя месяц, когда горе улеглось и тяжелейшее похмелье, заработанное во время и после поминок, прошло, а все приключившееся с нами начало казаться просто ярким воспоминанием, я получил потрепанную открытку. Она лежит в папке с остальными. На полях напечатано, что она издана в типографии Вестермарк Пресс, Стоун Хайтс, Пенсильвания. На картинке нарисован простенький торт с одной красной свечкой. На марке – флаг Камеруна. На обратной стороне удивительным почерком, который ни с чем невозможно спутать, написано удивительное послание:

«9 мая 1993 года.

Прославленному дону Педро, Компаньону во всех моих чудачествах и Чемпиону игры в „Скиттлс“ в Пасифик Гроув (Ветеранская лига).

Приветствую!

Знаете, что смешно в Платоновой притче о пещере? То, как это все работает. Когда-нибудь я приду и все вам покажу».

Прошли годы – я больше ничего не получил… но все равно на всякий случай замедляю шаг, когда собираюсь повернуть за угол.

За любой угол.

Где бы он ни был.

Кэролин Айвз Гилмен публиковала рассказы в журналах «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Interzone», «Universe», «Full Spectrum», «Realms of Fantasy», «Bending the Landscape» и других. Она является автором пяти книг в жанре документальной прозы о жизни первых поселенцев и истории американских индейцев, а также двух научно-фантастических романов «Острова оставленных» («Isles of the Forsaken») и «Исон с островов» («Ison of the Isles»). Живет Кэролин в Сент-Луисе, работает в музее организатором выставок.

В антологии представлен атмосферный и печальный рассказ, в котором слышно эхо утрат, исчезнувших миров, потерянных близких людей и даже геноцида. Это рассказ о девочке, живущей со своей безответственной матерью в трущобах города на чужой планете. Девочка знакомится с пожилым человеком, имеющим загадочное прошлое, который со временем станет ее учителем, наставником и самым неожиданным образом навсегда изменит ее жизнь.

Дважды в день тишина опускалась на железный город Слава Божья, его жители оборачивались к западу и ждали, когда же мир зазвенит. На несколько мгновений неподвижное красное солнце на горизонте, наполовину скрытое западными горами, освещало лица горожан: новорожденных и умирающих, узников и носящих накидки, посвященных и мирских. Звук поначалу был очень низким и ощущался лишь костями, но постепенно металлический город начинал звенеть в полной гармонии с ним, пока звук не превращался в одну-единственную Ноту, которую, как говорили священники, издавало Божье сердце в момент Творения. Ее вибрационная математика воплощала в себе все структуры, а диапазон включал все гаммы и аккорды, красота ее являла собой полноту преданности и полноту вероломства. Достаточно лишь этой ноты, чтобы сделать выводы о вселенной.