Вячеслав Прах - Песня мертвых птиц [litres]

Под таким углом офицер Рено не смотрел на сложившуюся ситуацию.

– Мисс Лора, – вдруг сказал директор, который стоял молча, как шкаф, до этого момента. – Скажите, вы, когда открыли окно, не почувствовали запаха сигаретного дыма?

Палата девушки была через одну от комнаты Эриха Бэля, мисс Лора могла уловить запах дыма, доносившегося из окна любителя Ремарка. Ее соседка миссис Льюиз не курила.

– Нет, не почувствовала, иначе я бы придала этому значение и обязательно запомнила бы это, директор.

– Жаль…

Затем задал вопрос офицер Рено, пока его молчаливый напарник рассматривал пианино, которое выглядело как новое, хоть одна клавиша и западала.

– Когда вы возвращались после утренних процедур, посторонний человек все еще был в палате Эриха Бэля или нет? И сколько примерно времени вы провели в уборной?

Мисс Лора сразу же ответила без лишних раздумий.

– В уборной я провела минут пятнадцать, и когда шла по коридору, то в палате Эриха уже никого не было.

– А могло быть так, что Эрих Бэль лежал на своей кровати, но вы его не заметили?

– Нет. Из коридора прекрасно было видно заправленную кровать и всю пустую комнату.

– Хорошо, спасибо, мисс Лора.

Офицер думал, о чем бы еще ее спросить, чтобы лишний раз не возвращаться и не беспокоить девушку, на которой он бы без сомнений женился. Если бы не тонна разных обстоятельств, которые этому не способствовали.

– Не за что.

– А в каких вы были отношениях с Эрихом Бэ…

– Совершенно ни в каких. – Девушке не понравился этот бестактный, по ее мнению, вопрос. – Мы с ним общались. Он начал ко мне приставать, я его отшила. Вот и все. Ни дружбы, ни ежедневного «привет» и «доброй ночи» между нами не было. Он был для меня пациентом из сумасшедшего дома, обыкновенным соседом по этажу, собственно, как и я для него. Что-то еще, офицер?

– Нет, пока ничего, – ответил тот, и мужчины собрались на выход. – Извините за беспокойство, мисс Лора. Прекрасного вам дня!

– И вам хорошего дня.

Директор вместе с офицерами прошел и по остальным палатам – Адриана Кина и Анабэль Льюиз. Ничего, кроме того, что уже поведал доктор Стенли, они не сообщили.

Оба пациента, с виду очень даже вменяемые люди, были совершенно уверены в том, что из палаты Эриха Бэля этой ночью доносились тяжелые шаги и различные звуки.

Офицеры остались в отделении, чтобы опросить санитара и дежурного врача, а директор ушел к себе в кабинет.

У него выдалось тяжелое, но занимательное утро. Почему тяжелое? Потому что по своей природе директор был человеком ленивым. По его мнению, он мог слушать песню пернатых, отошедших в другой мир, целую вечность.

И никто не мог возразить! Хотя ни доктор Стенли, ни другие доктора не понимали, как можно часами находиться в темной комнате с закупоренным окном и о чем можно думать все это время? А самое главное – когда директор успевает работать?

Мужчина пригубил сигару, выпустил клубы дыма изо рта и откинулся на спинку кресла. Он решил предаться тишине лишь на короткое мгновение, так сказать, выкурить, смакуя, сигару во время перерыва в работе. А работы у директора на этот раз было много. Хотя мужчина и боялся этого страшного колкого слова, которое заставляло его поднимать свой буддистский зад и заниматься делом, но в этот раз работа доставляла ему некое удовольствие, скорее даже – не вызывала недовольства.

Высокая стопка историй болезней пациентов второго корпуса отвлекала директора, он не мог спокойно сидеть, растворяясь в ароматном дыму. Сконцентрировавшись только на биении собственного сердца.

Стопка желтых папок мозолила глаза, не давая директору, эксцентричной фигуре, как сегодня его назвал офицер, погружаться в свой личный «сэкитэй», «каменный сад», как его называют японцы.

Мужчина нежно касался своей любовницы, которая прекрасно дополняла его внутреннюю тишину, став ее неотъемлемой частью. Он брал ее грубыми толстыми пальцами, как брал бы самую прекрасную женщину на всем белом свете, он вдыхал, насколько позволяли ему его легкие. Дым, успокоение, полная обнаженность перед Богом, природой и миром.

Успокоение снимает напряжение, мысли, предрассудки. Успокоение – это такая консистенция пустоты, запертая в человеческой колбе. Но эту колбу не так уж и просто порой открыть.

Директор молча покинул сад, потушил любовницу о стеклянное дно и приступил к работе, которая все это время с вызовом смотрела на него в упор.

Не зная его, можно было решить, что неодушевленные предметы в обществе мужчины становятся одушевленными и даже разговаривают с ним обо многих интересных вещах.

Многие доктора в лечебнице за глаза говорили о директоре, что он шизофреник и у него расстройство личности. Но это были лишь догадки, диагностировать себя он бы никогда никому не позволил.

Директор отложил в сторону три истории болезни. Ни один почерк не совпал… Мужчина досконально изучал, сравнивал, анализировал. Ведь можно написать записку, подделав почерк. Тогда рука пишущего должна быть либо слишком легкой, либо, наоборот, слишком тяжелой. Ведь написать неестественным для себя почерком можно либо быстрой легкой рукой, либо медленной и тяжелой, тщательно вырисовывая буквы.

Но записка, безусловно, была написана ровным и спокойным почерком, как будто убийца не пытался запутать, а писал, как всегда.

Хозяин кабинета отложил в сторону тридцать папок. Ничего. Каждый почерк по-своему уникален и неповторим. Искусство почерка, пожалуй, – это самое тонкое и интересное искусство. Подобно парфюмеру, мужчина из восьмидесяти разных колб пытался уловить один-единственный аромат, запах убийцы Эриха Бэля. Но, увы, ему этого сделать не удалось.

Среди пациентов не было убийцы. Директор был в этом уверен на девяносто процентов.

Мужчина приступил к стопке, которая была поменьше. Это были листы с образцами почерка докторов и санитаров.

Директор нахмурил брови, когда изучал один из последних листов в стопке. Он чего-то никак не мог понять.

Слишком похожий почерк, но в то же время – совсем нет. Такое чувство, что убийца очень хотел скопировать именно эту манеру письма, но передал ее не так досконально, как в первоисточнике.

Либо убийца – хороший вор-копиист, либо он – главврач этой лечебницы, доктор Стенли.

Мужчина скорее склонялся к первому.

Директор попросил офицера Рено сделать копию предсмертной записки, тот был не против.

Мужчина с серыми матовыми глазами и буддистской преданностью тишине вошел в кабинет доктора Стенли и молча положил ему на стол копию предсмертной записки Эриха Бэля вместе с листом, на котором хозяин этого кабинета написал слово «сожалею».

– Найдите 10 отличий, доктор.