Дэн Браун - Инферно [litres]

Световые шахты , сообразил Лэнгдон, только сейчас вспомнив об их наличии. Эти шахты, предназначенные для освещения крипты и доступа в нее свежего воздуха, выходили к глубоким колодцам, устроенным на площади Святого Марка. Стекла были защищены прочной решеткой из пятнадцати колец, и хотя Лэнгдон подозревал, что их можно открыть изнутри, они располагались на высоте его плеча и были такими узкими, что протиснуться в них было бы непросто. Но даже если им и удастся пробраться через окно в шахту, то вылезти из колодца они все равно не смогут – колодцы были глубиной в десять футов и закрывались сверху тяжелыми решетками.

В тусклом свете, который просачивался сквозь шахты, крипта собора Святого Марка походила на густой лес, освещенный луной: опорные столбы казались стволами деревьев и отбрасывали длинные густые тени. Лэнгдон перевел взгляд на центр крипты, где над каменным саркофагом с мощами святого Марка горел одинокий светильник. Для счастливчиков, которым выпадала честь помолиться во время богослужения в этом сердце венецианского христианства, возле гробницы было установлено несколько рядов скамеек.

Рядом вдруг вспыхнул маленький огонек, и Лэнгдон, повернувшись, увидел, что Сиенна держит в руке телефон Ферриса и экран на нем светится.

– Я думал, батарея у него села, – удивился он.

– Это была ложь, – ответила Сиенна, что-то набирая на клавиатуре. – Как и многое другое. – Посмотрев на экран, она нахмурилась. – Здесь нет связи. Я хотела посмотреть, где похоронен Энрико Дандоло. – Она подошла к окошку и подняла телефон высоко над головой, надеясь, что удастся поймать сигнал.

Энрико Дандоло , вспомнил Лэнгдон, у которого до этого не было возможности поразмыслить о доже, поскольку он думал только о том, как не попасть в руки преследователей. Несмотря на трудное положение, в котором они оказались, цель посещения собора Святого Марка была достигнута – они узнали имя «вероломного дожа, что лошадей оставил без голов… да кости собирал незрячих».

К сожалению, Лэнгдон не знал, где похоронен Энрико Дандоло, и Этторе Вио, судя по всему, тоже. А ведь тому известен каждый дюйм не только базилики… но и Дворца дожей . И если Этторе не смог сразу вспомнить, где находится гробница Дандоло, то скорее всего искать ее надо не в соборе Святого Марка и не во Дворце дожей.

Так где же она?

Лэнгдон посмотрел на Сиенну, которая успела придвинуть к одной из световых шахт скамью и теперь стояла на ней. Ей удалось открыть окошко и просунуть в него руку с телефоном.

Теперь в крипте слышался шум с площади, и Лэнгдон снова переключился на поиск решения, как им выбраться наружу. За скамьями стояло несколько складных стульев, и профессор подумал, что один из них можно затащить в шахту. А вдруг решетки на колодцах на площади тоже отпираются изнутри?

В полумраке Лэнгдон поспешил к Сиенне, но не успел сделать и нескольких шагов, как сильный удар в лоб отбросил его назад. Рухнув на колени, он сначала решил, что на него напали, но быстро понял, что дело в другом. Проклиная себя за беспечность, он сообразил, что совершенно упустил из виду, казалось бы, очевидный факт: потолок тут был очень низкий, рассчитанный на средний рост людей, живших тысячу лет назад, но никак не на его шесть футов.

Дожидаясь, пока не перестанут сыпаться искры из глаз, он уперся взглядом в каменный пол и неожиданно заметил на нем надпись.

Sanctus Marcus.

Лэнгдон долго смотрел на нее, удивленный не тем, что имя святого высечено на полу, а языком, на котором это было сделано.

Латынь.

После дня, проведенного в современной итальянской языковой среде, Лэнгдона удивило, что имя написано на латыни, но он тут же вспомнил, что во времена Марка этот ныне мертвый язык являлся lingua franca Римской империи, – языком, на котором общались все входящие в нее народы.

А потом его осенила другая мысль.

В тринадцатом веке – веке Энрико Дандоло и Четвертого крестового похода – латынь по-прежнему являлась общепринятым языком общения. Имя венецианского дожа Энрико Дандоло, прославившего Римскую империю завоеванием Константинополя, могло быть высечено на его могиле только на латыни.

Henricus Dandolo.

И тут перед глазами Лэнгдона возникла полустершаяся в памяти картина. Хотя озарение на него снизошло, когда он стоял на коленях в часовне, он знал, что оно не даровано ему свыше. Скорее всего неожиданным прозрением он был обязан зрительному образу, который и породил мысленную связь. Из глубин памяти Лэнгдона всплыло имя Дандоло, написанное на латыни… на потертой мраморной плите, вмонтированной в декоративный мозаичный пол.

Henricus Dandolo.

При воспоминании о простом надгробии дожа у него буквально перехватило дыхание. Я же был там! И там все в точности так, как описывается в стихотворении: Энрико Дандоло был действительно похоронен в украшенном золотом музее – «мусейоне в убранстве злата мудрости святой», – но только не в соборе Святого Марка.

Лэнгдон медленно поднялся на ноги.

– Я не могу поймать сигнал, – пожаловалась Сиенна, спрыгивая по скамьи и направляясь к нему.

– А он нам и не нужен, – с трудом выдавил из себя Лэнгдон. – «Мусейон в убранстве злата мудрости святой»… – Он глубоко вдохнул. – Я… ошибся.

Сиенна побледнела.

– Только не говорите, что мы не в том музее.

– Сиенна, – еле слышно произнес Лэнгдон. – Мы вообще не в той стране.

На площади Святого Марка цыганка, торговавшая венецианскими масками, решила немного отдохнуть и заняла свое любимое место у боковой стены – маленькую нишу между двумя металлическими решетками в мостовой. Там можно было поставить тяжелый шест с товаром, опереться о стену и полюбоваться заходящим солнцем.

За долгие годы ей довелось немало чего здесь повидать, но странное событие, которое привлекло ее внимание, происходило не на площади… а под ней. Услышав громкий шум под ногами, цыганка заглянула в решетку, под которой был узкий колодец около десяти футов глубиной. Внизу виднелось открытое окно, сквозь которое кто-то просовывал складной стул.

К изумлению цыганки, вслед за стулом в окошке показалась миловидная женщина с собранными в конский хвост светлыми волосами – ее явно подталкивали сзади, помогая пролезть в колодец.

Поднявшись на ноги и выпрямившись, женщина взглянула наверх и невольно вздрогнула, увидев, что сквозь решетку на площади на нее смотрит цыганка. Она поднесла палец к губам и натянуто улыбнулась. Затем разложила стул и, встав на него, попыталась дотянуться до решетки.

Росточком не вышла , подумала цыганка. И что ты тут делаешь?

Блондинка слезла со стула и заговорила с кем-то внутри подвала. Хотя в узком колодце и так было не повернуться, она, прижавшись к стенке, освободила место для высокого темноволосого мужчины в дорогом костюме, который пролез в окошко вслед за ней.