Ольга Коротаева - Агентство «Чудо-трава»

Генрих посмотрел на меня, и брови его приподнялись.

— Не надоело, — коротко ответил он, и я зарычала.

— Ребята, — простонала Забава. — У меня же мать пропала!

— Ага, — мрачно пробормотала я. — И нет бы радоваться, что избавилась от старушки…

— Мара! — возмущённо воскликнула Забава.

Она вскочила и нервно зашагала по дорожке, а инститор криво ухмыльнулся:

— Довольна ведьма? Долго ещё будешь резину тянуть?

— Не презерватив, не порвётся, — нагло ответила я, а сама сверлила взглядом спину русалки. И тихо добавила: — Я и правда боюсь. Эти воспоминания заставили свихнуться знахарку… Ты же видел, что произошло, когда я их забрала?

— Видел, — спокойно ответил Генрих.

Я в упор посмотрела на инститора.

— А что если я загляну в них и тоже сойду с ума? Понимаю, что тебя это устроит. Отзыв лицензии, синий фейерверк… и всё такое!

Инститор возвёл глаза к небу, и рука его напряглась, приподнимая сумку с сидения, багаж брякнулся на асфальт, коротко звякнуло железо, а Генрих посмотрел в сторону удаляющейся Забавы.

— Не люблю фейерверки, — сухо отозвался он и добавил: — Насколько я успел вас изучить, у тебя есть странная привязанность к этой русалке. Порой ты относишься к ней, словно к родной сестре… Вы точно не сёстры?

— Нет! — воскликнула я, содрогнувшись при воспоминании о матери Забавы. По мне так вообще не иметь родителей, чем… такое! — Мы не родственники, уверяю! Да это и невозможно…

— Спокойно! — усмехнулся Генрих. — Я лишь предположил. У тебя брат — инкуб, я тоже ранее считал, что такое невозможно. К чему я? Раз ты любишь эту эксгибиционистку, значит, рискнёшь ради неё своим здравым смыслом.

Я тяжело вздохнула и посмотрела на Забаву, которая жадно прильнула к узорчатому забору. За ним, на небольшой площадке несколько парней играли в волейбол.

— Ты прав! — твёрдо проговорила я. — Забава — моя лучшая подруга! И я не должна бояться каких-то там воспоминаний! Я справлюсь, это точно!

— А если нет, — в тон мне продолжил Генрих, — то мучиться от безумия будешь совершенно недолго. Он похлопал по своей сумке: — Уж я об этом позабочусь!

— Заботливый какой, — содрогнулась я. — Аж завидно, блин!

Генрих склонился ко мне, и брови его приподнялись, а взгляд стал колючим:

— Действуй, ведьма! Пока решимость не иссякла.

Я тяжело вздохнула и откинулась на спинку лавочки. Шея моя удобно расположилась на нагретой солнцем деревянной перекладине, а закрытые веки согревало ласковое солнышко. Раздавался звук шагов, и слышался смех. Пахло сухой травой и жареными пирожками. Я сосредоточилась на своём даре, а по загривку промчалась волна мурашек.

Терпеть не могу просматривать чужие воспоминания. Благо, это возможно либо при изъятии, либо на протяжении пары часов. Всё зависит от яркости эмоций, которые заключены в них. В детстве это было моим ужасом, поскольку я не могла контролировать свою силу. В отрочестве это было моим развлечением, ибо сила начала подчиняться мне. И не стать шантажистской стоило мне огромного труда…

Они нахлынули неожиданно. Впрочем, как всегда. Целый вихрь, который промчался перед моим внутренним зрением за пару секунд. А та знахарка переживала всё это несколько часов. Я поджала колени к груди и зажмурилась. Казалось, что сердце моё разорвётся на тысячи осколков, а голова разлетится, словно неумело сложенный пазл.

— Мара! — Я вздрогнула, и зубы мои скрипнули, а сердце сжалось. — Посмотри на меня!

Голос был мне до боли знаком, при его звучании кончики моих пальцев затрепетали, словно я ощутила прикосновение. Я судорожно вдохнула и распахнула веки, уставившись в изумрудные глаза. В вихре чужой боли эти глаза стали для меня якорем, который способен спасти меня от непереносимых страданий, нужно лишь смотреть в них, цепляться изо всех сил, словно за травинку. Зелёный оазис в пустыне безумия…

Я уже смогла дышать, ко мне возвращались звуки, и мир, который содержал лишь боль и зелёные глаза, начал понемногу расширяться. Я уже видела белесое небо и качающуюся ветку дерева. А ещё фигуру инститора, в предплечья которого я вцепилась мёртвой хваткой. Я вздрогнула и, разжав пальцы, смущённо заметила на коже охотника красные следы от моих рук.

— Мара? — Я медленно перевела взгляд на бледное лицо Забавы.

— Она у волколаков, — с трудом прохрипела я, ощущая, как начали оттаивать мои щёки. — Знахарку не мучила ведьма. Её загипнотизировал жрец, который забрал твою мать. Он и русалку подверг гипнозу…

— Вукула! — вскрикнула Забава, и в её пальцах сверкнул сотовый, русалка прижала трубку к уху.

— Так значит, это был простой гипноз? — спросил Генрих.

Я ощутила тепло его ладони на своей спине и попыталась сесть прямо. Тело моё не слушалось, а руки дрожали. Я лишь кивнула, не в силах произнести больше ни слова. Мне хотелось рассказать, как сначала воспоминания обрушились на меня и едва не снесли мой разум. Но потом я ощутила фальшь, и в этот миг гипнотические видения начали расползаться, словно куски ткани, соединённые гнилыми нитками. Но я лишь посмеивалась, а зубы мои отбивали нервную дрожь.

И тут Генрих прижал меня к своей груди, и я уткнулась носом в его футболку. Сердце замерло, я судорожно вдохнула и ощутила запах его тела, голова моя закружилась.

— Вот и хорошо, — тихо проговорил Генрих.

— Что же хорошего? — выдавила я. — Нет ни одной ведьмы, которая замешана в это дело… ну, кроме меня! Разве тебе ещё интересно?

Я ощутила на плечах его горячие ладони, и Генрих отстранился от меня. С лёгким сожалением я смотрела, как инститор поднимается.

— Я не бросаю дело на полпути, — холодно произнёс он. — Поднимайся! Я вижу, что тебе уже лучше, ведьма! Не притворяйся умирающей.

Я вздохнула: может, объятие мне только померещилось? В мои плечи вцепились жёсткие пальчики Забавы. Лицо русалки было белым, а по щекам скользили желваки.

— Вукула не отвечает! — обвинила она меня.

— Нашла чем удивить, — хмыкнула я, с трудом поднимаясь на ноги.

Генрих закинул сумку на плечо и бросил:

— Значит, придётся самим наведаться в гости.

Машина притормозила рядом с белоснежными воротами, по обе стороны от которых расходились каменные волны ограды ручной работы. Над всем этим великолепием возвышались вершины аккуратных деревьев, за которыми виднелись стены шикарного особняка.

Забава вылезла из такси и застыла на месте, челюсть её отвисла, а глаза расширились. Генрих, как самый платёжеспособный из нас, расплачивался с таксистом. А я с усталым вздохом выбралась из душного такси и вдохнула ароматный воздух.

— Снова здорово, — проворочала я, и русалка оглянулась на меня.

— Скажи, почему же ты отказала Вукуле? — поражённо ахнула она. — Это же… дворец!