Татьяна Хмельницкая - Дело ясное, что дело тёмное

Последнюю тираду я сказала зря. Проговорилась — вот ведь идиотка! Но слово не воробей — вылетит, не поймаешь. Так и у меня: что сказано, то сказано — обратно не засунешь и всё из-за моей природной горячности.

— Тут ты права, — после длительного жестокого молчания, вздохнул Полин, — Этого я не понимаю и никогда не пойму. Не хочу понимать, как видеть тебя мёртвой. Даже думать о таком не могу.

О-ё-ёй! Чего это сейчас такое было? Ну же, продолжай…

Пол продолжил:

— Но я согласен, что нелогичность состоит в том, что тебя помиловали, а затем пожелали убить. Это может таить под собой многое.

Фух! Сорвалось. А что я ждала? Признания в любви? Мы с Щукой целовались — да, влюбились…

Стоп! Об это я подумаю завтра.

— Например? Что таит?

— Главный мотив всех преступлений, к примеру. А может и ничего особенного.

Мы оба молчали глядя, как шофёр ловко петляет по широкой дороге вне Сумеречного простора и каждый думал о своём. Теперь я не решалась спросить Полина о предположении Торуса, а он — отвернулся к окну, не обращая на меня внимания.

Похоже, лекция откладывалась.

Всё из-за моей невоздержанности. Всё из-за неё. Мартин прав, что я не умела управляться с эмоциями и поддавалась на любые провокации. Старший-Нагорный часто упрекал меня за подобное. Увы, как не горько признавать, но брат прав: порывистостью я всё вокруг себя разрушала, а создавать получалось не сразу и не всегда. Так и с Полином Щукой: чувствовала, что между нами стена выросла и её пока не пробить, даже если набраться смелости и заговорить с магом первой.

Особняк на границе двух земель выглядел строго и изящно. Впрочем, толпа, стоящая возле высоких, резных ворот перетянула всё внимание от архитектуры на себя.

Газетчики. Кто ж ещё?

Как только наш автомобиль свернул на широкий проезд и помчался к дому, люди защёлкали фотоаппаратами, а темноту глубокого вечера озарили вспышки камер.

Я невольно напряглась. Вжавшись спиной в мягкое кресло, одёрнула ворот куртки, разгладила несуществующие складки на джинсах и вдруг почувствовала себя несказанно несчастной. Я понимала, что сейчас нас снова будут фотографировать, бросать в нас вопросы, каждый из которых тяжелее булыжника раз в сто, и ловить каждый наш жест и взгляд. Как только кудесник не сходит с ума от постоянного внимания? Я бы точно рехнулась от жизни напоказ.

— Приготовься, — будничным тоном произнёс Пол и накрыл мою руку своей.

О! В наших отношениях наметилось потепление или в действие вошла новая фаза плана по убеждению всех и вся в наших жарких чувствах к друг другу? Больше часа молчания и вдруг на тебе: теплые пальцы мага переплелись с моими. Попахивает театральщиной — что обидно, но я обещала подыграть — что разумно. Придётся сдержать слово, к тому же условия выполнения договорённостей — бальзам на душу и повод позабавить воображение очередной мечтой о будущем счастье. Правда выливались мои грёзы только во сны, что не так уж и плохо, учитывая неразбериху наяву.

— Готова, — кивнула я и сжала кулак другой руки так сильно, что ногти впились в кожу.

Уловка помогла мне переключиться и о толпе тут же забыла.

Выходя из машины, смогла улыбнуться Полу, даже вполне естественно получилось. Он, поймав мою улыбку, ответил своей и под гулкие улюлюканья репортёров и посыпавшиеся на наши персоны вопросы, лишь махал рукой, продираясь к воротам, при этом таща меня за собой.

Возле самых прутьев калитки я заметила человека, ожидающего нас. Он был высок ростом, сутуловат и носил очки. Скрипнув замком, распахнув калитку, мужчина пропустил нас в сад, и тут же захлопнул дверь обратно. Поприветствовав нас под многочисленные щелчки фотоаппаратов, незнакомец представился адвокатом семьи и предложил следовать за ним — с его слов нас ожидали так, что готовы переговорить в любое удобное время.

Обрушился новый шквал вопросов от журналистов, но теперь его разделил с нами адвокат, сыпля направо и налево ничего не значащие фразы:

— Да-да, семья желает помочь правосудию.

— Кудесники волнуются и переживают из-за дикого похищения.

— Семья желает скорейшего возвращения Валентина в лоно родового гнезда.

— Мы следим за расследованием.

Я понимала членов «гнезда» Буковых, ведь если верить последним сведениям, которыми Полин поделился, обострение давнишней родовой боли и приступы внимания репортёров не посещали семью несколько лет подряд. Коварство Щуки состояло в том, что он знал их давнюю историю и сумел надавить на больную мозоль путём манипуляций общественным мнением. Чтобы окончательно не уронить честь рода и дабы не полоскали прошлые ошибки Валентина, семья пошла навстречу страховщику и открыла для него двери дома.

Я могла себе вообразить, что происходило в репортажах и газетных статьях. Небось исключительно ленивый не вспомнил громкое дело, развалившееся в суде и не попенял на прежние «заслуги» Валентина. В связи с этим вполне логично развить в репортажах и мысль: старые дружки решили поквитаться с одним из предводителей и похитили его с этой целью. Ну, или ещё что-нибудь в том же роде. Чем не рабочая версия?

Надо будет ознакомиться с прессой, обязательно.

Что можно сказать о происходящем? Только посочувствовать Буковым и сделать выводы в отношении Полина Щуки — знаменитости, героя нашего времени. А выводов рисуется всего два и они оба неутешительные.

Во-первых, звезда — страшный человек, готовый пойти на решительные действия, находящиеся на грани морали и безнравственности. Во-вторых, держаться к нему вопреки первому выводу необходимо ближе, ведь именно такому «игроку» под силу найти преступника. Почему? Потому что он не опускается до щепетильности в вопросах получения необходимого результата — вот почему!

Фу-ух! М-да. Как же всё печально-то.

— Что-то не так? — голос Полина был мягким, ласкающим слух.

Покачала головой, но улыбаться парню не стала — я обещала подыграть, но не в течение двадцати четырёх часов в сутки.

Методы работы Пола мне не нравились, впрочем, осуждать его тоже не собиралась. Преступники — не ягнята, а информацию для их поимки добывать необходимо. Морально-этические нормы в таких вопросах не казались мне добрым советчиком, хотя сама я не смогла бы в силу собственного характера так поступать.

В общем — не учиться мне в столичных университетах — это факт. «Злости» не хватит, как любил говорить Тит, когда приходилось заниматься каким-то из ряда вон выходящим делом, ну, и навыков выбора между приличиями и делом — тоже.

Полин отмалчивался и глубокомысленно смотрел куда-то перед собой, делая вид, что не слышит ничего, но неожиданный вопрос из множества брошенных репортёрами, заставил его отреагировать: