Хосе Сомоса - Соблазн

Но спокойствие продается куда хуже, чем тревога, так что похищение девочки в Барселоне и обнаружение тела новой жертвы Отравителя заполнили собой основной объем выпуска новостей. Последняя была женщиной около шестидесяти, она умерла у себя дома в Монклоа. Тем не менее ясности не было, и даже само существование Отравителя ставилось под сомнение, поскольку все еще не был установлен вид отравляющего вещества. Затем показали фото похищенной девочки. Печальные глаза, светлые волосы, шесть лет. В животе все перевернулось; я выключила телевизор и отправилась на встречу, о которой договорилась по телефону.

Стоял великолепный мадридский осенний вечер, из тех, когда на небе ни облачка, а солнце хоть и клонится к закату, но еще пригревает. После дней, которые я провела погруженной в кошмары, я должна была бы почувствовать себя намного лучше, вдохнув золотистого, пронизанного светом воздуха. Однако, против всех ожиданий, я нервничала, и руки были влажными на руле, когда я выезжала из Мадрида по направлению к Лас-Росас. То, что я собиралась предпринять, мне совсем не нравилось, и расслабиться, даже чуть-чуть, не удавалось. Вразрез с моим настроением улица Тесео имела идиллический, цветущий вид. Нели Рамос вышла навстречу, как только я нажала кнопку звонка возле садовой калитки. В мочки ее ушей были вдеты огромные золотые кольца.

– Как здорово, что ты позвонила! – Девушка улыбалась. – Она будет так рада тебя видеть!.. Но что это такое с тобой случилось?

Не вдаваясь в подробности, я сообщила, что произошел «небольшой несчастный случай». Так или иначе, повязка не позволяла видеть, что палец ампутирован. Нели повела меня к дому, но, вместо того чтобы войти, мы обогнули строение и оказались в садике. И все это время Нели не прекращала щебетать своим хрипловатым и в то же время таким сладким голоском с сильным канарским акцентом:

– Она греется на солнышке в хорошую погоду, как ящерка, – так ей это нравится… И мне даже кажется, стала гораздо больше понимать, представляешь? На днях вот попросила садовника достать из сарая старую газонокосилку… Тот говорит, что эта тарахтелка – старье, что сейчас пользуются электрическими, но она так настаивала, ну, ты знаешь… она ведь такая капризная… В конце концов бедняга весь вечер провозился с этой колымагой – чистил ее, купил горючее… Похоже, звук двигателя напоминает ей детство… Все что угодно, только бы угодить ей, бедняжке!

Да, там она и была – сидела в саду, откинувшись на спинку раскладного кресла, босая, худые коленки торчат из-под юбки голубого платья, соломенного цвета волосы митрой сверкают в лучах солнца. Красиво подстриженная зеленая изгородь обрамляет картину. Кажется, спит. Выглядит такой беззащитной и в то же время величественной.

– Клау, смотри, кто к нам пришел… Да открой же глаза, глупышка!

Нели подняла с земли упавший плед и прикрыла ее. Ее материнские замашки выглядели странно, ведь Нели гораздо младше Клаудии.

– Она не спит, просто-напросто плохо себя ведет, очень плохо… Ей нравится притворяться, правда? Правда, вашему величеству нравится притворяться?

Клаудия хихикнула, как девчонка.

– Ну что, будешь и дальше так вести себя с подругой? Это же Диана! Диана Бланко!

Чтобы подойти поближе, нужно было пересечь газон, и мои каблуки тут же увязли в грязи после недавних дождей. Пока Нели шутила свои шутки, я, улыбаясь, скрестила руки на груди.

– Привет, Сесе.

– Вау. Жирафа. Та, которая number one [58] Номер один (англ.) . .

Она заговорила с закрытыми глазами, и мы с Нели расхохотались. Вдруг у меня ком встал в горле и слезы поползли по щекам. И я не услышала, что там такое сказала Нели, оставляя нас одних, наверное, что сейчас принесет мне стул. Я стояла, смотрела на Клаудию Кабильдо и пыталась совладать со своими эмоциями.

– Ты настоящая number one, Сесе, – сказала я, – и всегда ею будешь.

Она открыла свои фантастические синие глаза. Кажется, и вправду выглядит несколько живее, но тут вдруг я обратила внимание, что вечернее солнце светит ей прямо в лицо, а она смотрит на меня не мигая. Как будто круглые окошки глаз распахнулись в пустую комнату.

– Ну что, укусила?

– Я поймала добычу, Сесе, – ответила я ей. – В пятницу. Помнишь, я тебе рассказывала об этом, и ты сказала, что я это сделаю? Так вот, я сделала. Это был огромный змей, он вонзил в меня свои зубы, но я их вырвала – с корнем. Больше он никого не тронет.

– Ты – супервумен.

– Ба, – сказала я таким тоном, который должен был снять пафос происходящего, – самый обычный захват, он и близко не лежал с твоим – с тем, что ты сделала с Ренаром.

Секунду она смотрела на меня, а потом, ничего не сказав, склонила голову к плечу.

Я знала, что это неправда. Что Клаудия не преуспела с Ренаром и на самом деле полиция спасла ей жизнь, случайно обнаружив тот тайник на юге Франции, где держал ее Ренар. Он не оставил на ней даже шрама, но пытал ее голодом, жаждой, током – день за днем, целый месяц, пока не свел с ума, причем ни одна из многих разыгранных Клаудией масок остановить его не смогла. Клаудия Кабильдо была для нас всех роковым монументом – символом, напоминающим, что даже самая опытная наживка может потерпеть неудачу.

Возвращение Нели со стулом прервало наш разговор. Я села, отказалась от предложенного напитка и стала ждать, когда она снова уйдет. Клаудия тем временем продолжила притворяться спящей. Она казалась такой невинной, что я вновь испытала острое желание отказаться от своего жестокого плана. Но этот образ Клаудии сломанной, по сравнению с моими воспоминаниями о Клаудии прежней, заставил меня проявить упорство.

«Это необходимо, – подумала я. – И для нее тоже».

– Ренар, – мягко, но настойчиво сказала я. – Его захватила ты.

– Это он захватил меня, – сказала она неожиданно отчетливо.

– Нет. Он всего лишь похитил тебя и причинил тебе вред, Сесе, но это ты напоила его ядом, ты выжгла ему душу… Помнишь, мы говорили о том, как выжечь душу психам?

– Ренар, – прошептала она, уставясь в некую точку перед собой, словно вдруг он явился ей, встав во весь рост над зеленой изгородью.

– Ты сделала это, Сесе, ты выжгла ему душу, этому чудовищу. Ренару. Несмотря на то что он целый месяц держал тебя взаперти в этой… этой подземной пещере на юге Франции, под Тулузой, я думаю… – Наклонившись вперед, я говорила медленно, глядя на нее с тем вниманием, с которым смотришь на тонкую корочку льда, прежде чем ступить на нее. – Эта дыра, о которой ты мне рассказывала, с каменными стенами…

– Моя жизнь, Жирафа. – Она открыла глаза. – Моя жизнь испаряется, как лужа мочи на солнце.

Мягко, но я продолжала настаивать:

– Эта пещера, Сесе… Ты помнишь ее? Где он держал тебя…