Виктория Шваб - Архив [litres]

Я закрываю глаза, растворяясь в ощущении сада, прохладного воздуха, аромата цветов и плюща. Кошмар, затаившийся в стенах моей комнаты, кажется здесь далеким и неправдоподобным. Но в моей голове по-прежнему висит вопрос: удалось ли ему скрыться? Я делаю глубокий вдох и пытаюсь выкинуть его из головы хотя бы на мгновение.

И тут я понимаю, что Уэсли встал и подошел ко мне. Его пальцы обвились вокруг моих. За мгновение до того, как наши кольца стукаются друг о друга, меня накрывает шумовая волна. Бас-гитара и ударные поднимаются по моей руке вверх, к груди. Я пытаюсь отгородиться от шума, заблокировать его, но становится только хуже. Шум его жизни раздавливает меня, хотя его пальцы лежат на моей руке легко, как перышки. Он поднимает мою руку и поворачивает ее.

– Выглядит так, будто ты сцепилась с небольшим бульдозером, – резюмирует он, кивнув на мою повязку.

Я смеюсь:

– Что-то вроде того.

Он аккуратно возвращает мою руку на место и расплетает наши пальцы. Шум медленно отступает, и я наконец могу дышать полной грудью, словно только что поднялась с большой глубины. Я невольно останавливаю взгляд на загадочном кожаном шнурке вокруг его шеи. Талисман спрятан под рубашкой. Я смотрю ниже, на его закатанные рукава и руку, только что державшую мою. Даже в сумерках я вижу на его коже шрам.

– Кажется, не у меня одной случаются драки. – Я провожу пальцем по воздуху возле его руки, не решаясь прикоснуться. – Откуда это у тебя?

– Неудачно изобразил из себя супершпиона.

По тыльной стороне его ладони змеится линия с рваными краями.

– А эта?

– Повздорил со львом.

Наблюдать, как он врет, – занятие поистине захватывающее.

– А вот эта?

– Голыми руками ловил пираний.

Какой бы абсурдной ни была эта ложь, он выдавал ее легко и непринужденно, будто говорил о чем-то привычном и будничном, рассказывал о походе в магазин за хлебом.

На его предплечье я вижу еще один шрам.

– А вот этот?

– Драка на ножах в парижских трущобах.

Я ищу отметины на его коже, словно читаю тайные знаки. Наши тела притягиваются все ближе, но не соприкасаются.

– Вылетел в окно.

– Острая сосулька.

– Укус волка.

Я тянусь вверх, мои пальцы замирают над глубокой ссадиной у него на лбу.

– А эта?

– История.

Все вокруг замирает.

Выражение его лица меняется – ему будто только что дали под дых. Между нами повисает вязкая неуютная тишина.

И вдруг он откалывает нечто невообразимое. Улыбается во весь рот.

– Будь ты немного поумнее, – начинает он, – спросила бы, что это такое – История.

Я продолжаю стоять, пораженная, а он проводит пальцем по трем насечкам на моем кольце и разворачивает одно из своих, показывая такой же рисунок. Метка Архива. Я ничего не говорю – ведь я не принимала близко к сердцу его байки, и теперь уже поздно чему-либо удивляться, – он сокращает оставшееся расстояние между нами, и я почти могу слышать гитарные басы энергии – они исходят от его кожи. Уэсли аккуратно подцепляет пальцем шнурок на моей шее и выуживает мой ключ из-под одежды. Ключ слабо посверкивает в темноте. Потом он показывает мне такой же, у него на шее.

– Вот, – довольно заключает он. – Теперь мы действительно понимаем друг друга.

– Ты все знал! – наконец говорю я.

Он озадаченно морщит лоб.

– Я понял все в тот самый момент, как увидел тебя ночью в холле.

– Но как?

– Ты искала замочную скважину, это было очевидно. Хотя ты пыталась замаскировать свои поиски, я все понял. Патрик предупредил меня, что здесь появится новый Хранитель. И я решил увидеть его своими глазами.

– Забавно, потому что со мной Патрик словом не обмолвился о том, что здесь уже есть старый.

– Коронадо – не моя территория. Он уже давно является ничейной землей. Мне нравилось приезжать к Джилл, и я решил попутно приглядывать за домом, раз уж я здесь. Это ведь очень старое здание, сама понимаешь. – Он легонько постукивает ногтем по ключу. – У меня даже особый доступ есть. Все твои двери становятся и моими тоже.

– Значит, это ты очистил мой архивный лист, – подытоживаю я. Теперь все сложилось воедино. – На моем листе появлялись имена, которые сами собой исчезали.

– Извини. – Он растерянно потирает шею. – Я об этом как-то не подумал. Я уже так привык к тому, что командую здесь, в Коронадо. Я не хотел навредить.

Мы снова молчим.

– Ну что ж, – говорит он.

– Ну что ж, – эхом повторяю я.

Уэсли невольно улыбается.

– Что? – не выдерживаю я.

– Ладно тебе, Мак… – Он сдувает со лба непослушную прядь.

– Ладно что? – спрашиваю я, смерив его взглядом.

– Разве это не классно? – Он сдается и поправляет челку рукой. – Встретить еще одного Хранителя?

– Я не знала других, кроме своего дедушки.

Звучит наивно, но я даже не задумывалась о том, чтобы познакомиться с другими. Я знала, что они существуют, но где-то вне моего поля зрения, вне привычного мира. Все эти разветвления Архива, обширные территории – они будто намеренно отделяли тебя от остальных, заставляли чувствовать себя уникальным. Единственным ребенком. Или отшельником.

– И я тоже, – соглашается Уэс. – Какой необыкновенный опыт!

Он поворачивается ко мне всем телом.

– Меня зовут Уэсли Айерс, и я – Хранитель. – Он белозубо улыбается. – Как же приятно говорить это вслух. Попробуй.

Я поднимаю на него глаза. Фраза словно застревает у меня в горле: я четыре года провела, похоронив свой секрет глубоко в душе. Четыре года лжи, молчания и мучений – все ради того, чтобы скрыть от окружающих, кто я такая.

– Меня зовут Маккензи Бишоп. – Четыре года, как не стало деда, и ни малейшего соблазна открыться. Ни маме с папой, ни Бену, ни даже Линдс. – И я – Хранитель.

Небо не обрушивается на землю. Никто не умирает. Двери не раскрываются сами собой. Из ниоткуда не возникают члены Отряда и не уводят меня с собой. И только Уэсли Айерс так светится от радости, что с лихвой хватило бы для нас обоих.

– Я патрулирую Коридоры, – говорит он.

– Я охочусь за Историями, – продолжаю я.

– И возвращаю их в Архив.

Наша перекличка превращается в игру, полную шепота и переглядываний.

– Я скрываю, кто я на самом деле.

– Я борюсь с мертвыми.

– И вру живым.

– И я одинока.

И тут я понимаю, почему Уэсли улыбается, хотя улыбка так не идет к его подведенным глазам, иссиня-черным волосам, жесткому подбородку и испещренной шрамами коже.

Я больше не одинока. Эти слова крутятся в моей голове, вокруг него, наших колец и ключей. И я тоже начинаю улыбаться.

– Спасибо тебе.

– Не за что, – говорит он и смотрит наверх, в небо. – Уже поздно. Мне пора.

На короткий глупый момент я вдруг пугаюсь, что он уйдет и больше не вернется, а мне придется остаться с этим неохватным одиночеством. Я подавляю чувство паники и делаю над собой усилие, чтобы не последовать за Уэсли к дверям студии.