Виктория Шваб - Архив [litres]

Душ выключается.

Я отправила Джексона на Возврат своими собственными руками. Как он мог сбежать второй раз за неделю? Его должны были уже поместить в отсек с красными карточками. Он не мог проснуться во второй раз. Если только его не разбудили и не выпустили нарочно.

Дверь в ванную открывается, на пороге стоит Уэсли. Его черные волосы больше не торчат колючками, а мягкими прядями спустились к лицу. Подводка смыта. На голой груди висит ключ на веревочке. Он подтянут, очень худ, но под кожей отчетливо бугрятся мышцы. Слава богу, он в штанах.

– Справился? – Я убираю ключ в карман.

– Не совсем. Мне нужна твоя помощь.

Уэсли снова скрывается в ванной. Я иду к нему.

На полке у раковины выстроился батальон лекарств и средств первой помощи. Может, стоило отвести его в Архив, но порез у него на лице не такой уж серьезный – у меня однажды был намного страшнее, а мне сейчас не хочется объяснять Патрику, что случилось.

Порез снова начинает кровоточить, и Уэсли промакивает его клочком туалетной бумаги. Я копаюсь в специальной аптечке и нахожу тюбик со специальным клеем.

– Наклонись ко мне, жердь, – говорю я, пытаясь касаться его только ватным тампоном, но ни в коем случае не голыми руками. Из-за этого я не могу нормально размазать средство, промахиваюсь и капаю Уэсу на подбородок. Уэсли вздыхает и берет меня за руку. Шум вспыхивает у меня в голове, пронзительный, как перебор электрогитары.

– Ты что творишь?! – возмущаюсь я. – А ну отпусти!

– Нет, – просто отвечает он, отбирает у меня тампон и клей, отшвыривает их в раковину, и прижимает мою ладонь к своей голой груди. Шум становится оглушающим. – Тебе придется разобраться с этим.

Я морщусь как от зубной боли и стараюсь перекричать шум в своей голове:

– С чем разобраться?

– Как обрести тишину. В этом нет ничего сложного.

– Для меня есть! – огрызаюсь я, пытаясь оттолкнуть его, заблокировать шум, построить между нами воображаемую стену, но становится только хуже.

– Все потому, что ты пытаешься бороться с шумом. Ты пытаешься отгородиться от него. Но люди состоят из шума, Мак. Весь мир полон шума. И чтобы обрести тишину, не стоит отталкивать от себя все окружающее. Нужно, наоборот, погрузиться в него. Вот и все.

– Уэсли, пожалуйста, отпусти.

– Ты умеешь плавать?

Рок-группа беснуется у меня в голове, где-то между ушами и глазами.

– Какое это имеет значение?

– Хорошие пловцы не борются с водой. – Он берет другую мою руку. Я смотрю ему в глаза и вижу, что даже при слабом освещении они поблескивают золотинками теплой карамели на карем фоне. – Они движутся вместе с ней. Сквозь нее.

– И что?

– А то, что тебе пора перестать бороться. Позволь шуму стать белым. Позволь ему превратиться в воду, в океан. И просто плыви.

Он не сводит с меня золотистый взгляд.

– Просто плыви, – шепчет он.

Это противоречит моему непреодолимому рефлекторному желанию: я не могу перестать уклоняться, не могу впустить в себя шум.

– Поверь мне, – говорит он.

Нервно выдохнув, я решаю попробовать. Отпустить себя. На мгновение шум Уэсли волной окатывает меня, громче, чем обычно, проникая до самых костей и эхом отдаваясь в голове. Но затем понемногу он начинает успокаиваться, угасать. Он становится равномернее. Превращается в белый шум. Он везде и нигде одновременно, окружает меня, обвевает меня, но впервые за все это время не бушует в моей голове. Я выдыхаю.

Уэсли выпустил мою руку и унес шум со своим прикосновением.

Я смотрю, как он улыбается, и удивляюсь. Это не кокетство, не хитреца и не флирт. Это искренняя гордость за меня. Я не могу ничего с собой поделать и улыбаюсь в ответ. А потом меня накрывает головная боль такой силы, что я жмурюсь и кладу голову на раковину.

– Первые шаги, – сияя, говорит Уэс. Он протягивает мне тюбик с клеем. – Ты не будешь против замазать мне рану? Я бы не хотел, чтобы остался шрам.

– Спрятать его мне точно не удастся, – говорит он, спустя некоторое время глядя на себя в зеркало.

– С ним ты выглядишь брутальнее, – замечаю я. – Просто скажешь, что подрался и проиграл.

– Откуда ты можешь знать, что я не победил? – Он находит в отражении мои глаза. – Я не могу бесконечно использовать отмазку с дракой. Слишком часто я такое говорил.

Он стоит ко мне спиной. У него сильные плечи с четко обозначенными мышцами. Я чувствую, как к лицу приливает кровь, когда мой взгляд соскальзывает вдоль позвоночника, мимо лопаток и вниз, к пояснице. В изгибе у копчика, в небольшой ранке поблескивает осколок стекла.

– Не шевелись, – говорю я и прикладываю кончики пальцев к его спине. В мою голову врывается шум, но я не пытаюсь его вытеснить. Я позволяю ему успокоиться вокруг себя, как ряби на воде. Шум не пропадает, но я без усилия могу думать и позволить ему себя окружить. Вряд ли я стану горячей штучкой, обожающей близость и прикосновения, но возможно, со временем научусь спокойно плыть в этом шумном океане.

Уэс встречает мой взгляд в зеркале и многозначительно изгибает бровь.

– Нет предела совершенству, – говорю я, зардевшись. Затем провожу пальцами по его позвонкам и касаюсь осколка. Уэсли напрягается под моим прикосновением, и я тоже невольно подбираюсь.

– Пинцет, – говорю я, и он передает мне инструмент.

Я зажимаю пинцетом осколок, надеясь, что он не вошел слишком глубоко.

– Вдохни, Уэс.

Он слушается, набирает в грудь воздух, и его спина расширяется под моими руками.

– А теперь выдохни.

Когда он выдыхает, я вынимаю осколок. Его дыхание прерывается, когда стекло выходит из плоти. Я протягиваю ему осколок, чтобы он мог посмотреть.

– Неплохо. – Затем обрабатываю ранку и заклеиваю пластырем. – Тебе, наверное, стоит оставить его на память.

– Ага. – Он поворачивается ко мне лицом. – Я отмою его от крови и сделаю своей реликвией, а под рамкой напишу: «В память о сбежавшей Истории и стеклянном кофейном столике в 2С».

– Ой, нет, – говорю я, забирая осколок из его раскрытой ладони. – Я бы не стала его отмывать.

Уэс кладет его в кучку битого стекла на краю ванной, не сводя с меня глаз. Он больше не улыбается.

– Из нас получилась неплохая команда, мисс Бишоп.

– Точно.

Это правда, и она заставляет меня не обращать внимания на жар в груди и легкое волнение, похожее на трепыхание крыльев бабочки. Это просто Уэсли. Мой друг и напарник. Может, когда-нибудь мы с ним станем Отрядом. Боязнь потерять его заставляет меня держать в узде свои страсти.

– В следующий раз, – говорю я, отстраняясь, – не открывай мне дверь.

Я отмываю запачканную раковину и оставляю Уэса одного, чтобы он мог одеться, но он идет за мной по коридору, словно забыв о рубашке.

– Видишь, что я получил за свое стремление быть с тобой джентльменом.