Виктория Шваб - Архив [litres]

– Ты не станешь втягивать в это Агату, Патрик, – говорит Роланд тихо, и Патрик едва слышно шепчет что-то в ответ.

Я шагаю быстрее и стараюсь смотреть прямо перед собой, следуя за Уэсли. Такое ощущение, что количество Библиотекарей в Атриуме удвоилось. На полпути к выходу мы видим Кармен, раздающую поручения незнакомым Библиотекарям. Она перечисляет комнаты, которые должны быть вычеркнуты. Когда они уходят, я прошу Уэсли идти вперед, а сама останавливаюсь рядом с Кармен.

– Что значит «вычеркнуть» комнату?

Она колеблется.

– Кармен, я уже знаю, что значит обрушение. Так что это означает?

Она закусывает губу:

– Это – крайняя мера, мисс Бишоп. Если становится слишком шумно и просыпается слишком много Историй, самый быстрый способ восстановить тишину и равновесие – вычеркнуть комнату. Но…

– Что?

– Из-за этого погибает ее содержимое. – Она нервно оглядывается по сторонам. – Вычеркивая комнату, ты вычеркиваешь все, что в ней содержится. Это необратимый процесс, превращающий все пространство в склеп. Чем больше комнат мы вынуждены вычеркнуть, тем больше информации мы теряем. Я и раньше видела обрушения, но таких масштабов – еще никогда. Почти пятая часть нашей ветви уже утеряна. – Она придвигается ближе. – Такими темпами мы рискуем потерять все.

Мое сердце уходит в пятки. Бен в этой ветви. Дедушка в этой ветви.

– А как же красные ярлыки? – спрашиваю я. – А Специальные коллекции?

– Полки с ограниченным доступом и полки членов Архива хранятся в тайниках в подвале. Эти отсеки гораздо безопаснее, и сейчас они еще держатся, но тем не менее…

Тут к ней подбегают еще три Библиотекаря, она говорит с ними и уже будто совсем забывает обо мне, но когда я собираюсь уходить, вдруг быстро ко мне поворачивается.

– Будьте осторожны, – шепчет она.

– Ты выглядишь очень усталой, – замечает Уэс, когда мы идем по Коридорам.

Я и чувствую себя не ахти. Бен и дедушка в нашей ветви, которая грозит вот-вот обрушиться, и в ней орудует неизвестный нарушитель. И все это – по моей вине. Я начала эти поиски. Я стала рыться в прошлом. Искала ответы. И задела одну из фишек домино…

– Мак. Поговори со мной.

Я смотрю на Уэсли. Мне не нравится ему врать. Когда я вру маме, папе или Линдси, ощущения совсем другие. Это простая, как апельсин, ложь, которая легко мне дается и ничего не значит. Но с Уэсли мне приходится отделять то, что я могу сказать, от того, что не могу , и под «не могу» подразумевается «не скажу», потому что я на самом деле могла бы это сделать. Я могла бы рассказать ему правду. Я сама пытаюсь убедить себя в этом. Если бы не приказ Роланда, я могла бы ему все рассказать. Даже про Оуэна. Повторяя себе это как заклинание, я сомневаюсь, что честна сейчас с самой собой.

– У меня нехорошее предчувствие, – говорю я. – Вот и все.

– Ой, я и понять не могу, с чего бы это. Дело даже не в том, что нас вызвали на разбирательство, или что наша ветвь вот-вот обрушится, или что на твоей территории происходят подозрительные вещи. – Он рассуждает здраво. – Если честно, Мак, после всего этого я бы здорово удивился, если бы твое предчувствие было хорошим. – Он оглядывается на двери Архива. – Что там творится?

Я пожимаю плечами:

– Ни малейшего понятия.

– Так давай выясним.

– Уэсли, если ты еще не понял, я пока не могу влезать в новые передряги.

– Должен признать, ни за что не поверил бы, что ты такая заядлая преступница, пока не убедился сам.

– Что тут скажешь? Я лучшая из худших. Пусть Библиотекари делают свое дело, а мы будем делать свое. Если только ты выдержишь еще один такой день.

Он улыбается, но уже не так жизнерадостно, как обычно.

– Потребуется нечто большее, чем заполненные Историями Коридоры, побег во Внешний мир, стеклянный столик и судебное разбирательство, чтобы избавиться от меня. Зайду за тобой в девять.

– Хорошо, в девять.

Уэс уходит по Коридорам к своему дому. Я смотрю ему вслед и устало закрываю глаза. Какой ужас, думаю я, и поцелуй, нежный, как дождевая капля, опускается на мою шею.

Я вздрагиваю, разворачиваюсь и прижимаю кого-то к стене. Тишина начинает заполнять меня, начиная с той руки, которой я держу его за горло. Оуэн кокетливо изгибает бровь.

– Привет, М .

– Это не очень удачная идея, – говорю я, – врасплох заставать других людей.

Я медленно ослабляю хватку.

Оуэн касается моих ладоней своими, затем проводит ими к моим плечам. За долю секунды я оказываюсь у стены, мои руки прижаты над головой. Теплота ласково овевает мою кожу, во мне разливается тишина.

– Если я правильно помню, – говорит он, – я именно так тебя и спас.

Я закусываю губу, а он целует меня в плечо, проводит губами по шее. Я ощущаю, как у меня внутри все клокочет.

– Меня необязательно было спасать, – шепчу я и чувствую, как он улыбается мне в плечо. Когда он прижимается ко мне слишком страстно, я вздрагиваю – отбитые ребра дают о себе знать.

– Что такое? – спрашивает он, задержав губы над моей щекой.

– Тяжелый день, – отговариваюсь я.

Он слегка отстраняется, но не перестает осыпать меня поцелуями, оставляя дорожку из них от моей скулы к уху. Его пальцы переплетаются с моими, и он крепко сжимает ладони. Тишина становится гипнотизирующей, властной. Она затмевает все мои мысли. Я хочу раствориться в ней. Исчезнуть.

– Что это был за парень? – шепчет он, не отрываясь от меня.

– Друг.

– Ага, – медленно говорит Оуэн.

– Нет, не «ага», – сердито говорю я, – а просто друг.

Друг по необходимости. С Уэсли мне слишком много терять. Но с Оуэном нет будущего, которого я боялась бы лишиться. Только бегство. Даже сквозь непроницаемую тишину в моей голове пробирается тень сомнения. Почему он спрашивает? Почему ему не все равно? Неужели это ревность мелькнула в его глазах? Простое любопытство? Или что-то другое? Для меня всегда было просто читать других людей, с ним это невозможно. Неужели так обычные люди общаются друг с другом: видят только лица, фасад, и ничего больше?

Он слишком хорошо меня чувствует, потому что тут же сворачивает разговоры про Уэсли и продолжает окутывать меня тишиной и сладкими поцелуями. Затем увлекает в свой темный закуток. Его прикосновения слишком нежны, слишком осторожны. Не обращая внимания на боль в ребрах, я с силой притягиваю его к себе. Целую его, растворяясь в тишине его прикосновений и наслаждаясь тем, что могу избавиться от ненужных мыслей, жарче прижимаясь к нему и целуя его более упоительно. Эта власть над ситуацией меня окрыляет.

– М-м-м, – стонет он, уткнувшись мне в шею. Я чувствую, как заливаюсь краской. Несмотря на всю необычность нашего общения, когда он смотрит на меня, когда прикасается, я ощущаю, что все до невозможности… естественно. Мальчик и девочка, смех и стрельба глазами, жаркий шепот и бабочки в животе. И я хочу этого, хочу до дрожи в коленях. Архивный лист скребется у меня в кармане, но я не обращаю внимания.